Наедине с болью (гет)

Рыжие волосы, переливающиеся на солнце. Счастливый смех, вызванный какой-то нелепой выходкой кого-нибудь из однокурсников. Родинка на левой щеке. Чуть более изогнутая, чем нужно, левая бровь. Длинные светлые ресницы. Глаза цвета мокрого песка. Тонкие пальцы, заправляющие волосы за ухо. Облупившийся лак на ногтях. Поворот головы и приветливая улыбка.

Навязчивый образ, преследовавший его уже пятый год. Самая прекрасная девушка, которую он когда-либо видел. Чужая девушка, потом чужая жена. От безысходности хотелось выть. Он ничего не может изменить. И не должен.

— Джинни, ты просто молодец! — похвалил Гарри. Джинни радостно улыбнулась. Все в этот момент обратили на нее внимание, и Симус не был исключением. Он невольно отметил, что она очень красиво и светло улыбается. Не то чтобы до этого он никогда не видел на ее лице улыбку, но именно сегодня она почему-то привлекла его внимание. Может, потому, что в этот раз была вызвана похвалой Гарри и оттого особенно сияла?

Да, ее улыбка. Счастливая, радостная, манящая, удивительная, светлая, прекрасная. В его голове не находилось подходящего определения, настолько совершенной она была. Он не понимал, как жил до того момента, как увидел ее. Ради простого изгиба губ хотелось сворачивать горы и совершать невозможное.

— Так, разбиваемся на пары! — скомандовал Поттер. Тренировка Армии Дамблдора была в самом разгаре. — Гермиона и Фред, Парвати и Джордж, Падма и Рон, Луна и Невилл, Джинни и Симус, Захария и Чжоу...

Гарри продолжал перечислять, и наконец все «армейцы» были распределены.

— Ну, нападаем!

Симус открыл было рот, чтобы произнести Обезоруживающие заклинание, но неожиданно для самого себя остановился. Ему совершенно не хотелось бороться с Джинни. Она же, заметив его неуверенное движение палочкой, поспешила ответить на предполагаемую атаку Ступефаем. Симус, слишком удивленный собственными эмоциями, даже не подумал выставить банальное Протего и отлетел к стене, ощутимо ударившись спиной. Джинни ахнула и подбежала к нему.

— Ты не сильно ударился? — взволнованно спросила она. — Извини, я не хотела. Мне казалось, ты был готов защищаться.

— Ничего, все нормально, — пробормотал тот, поднимаясь и потирая спину.

— Болит? — Джинни слегка коснулась его плеча. Он вздрогнул. От ее прикосновения по телу будто бы прошел электрический разряд.

— Нет-нет, все в порядке, не переживай, — Симус улыбнулся и на всякий случай сделал пару шагов в сторону, опасаясь нового физического контакта.

— Симус, что с тобой сегодня? — с удивлением спросил подошедший Гарри. — Ты обычно всем жару задаешь. Вы с Джинни стоите друг друга, поэтому я и поставил вас в пару, — он повернулся к Джинни. — А ты молодец, все лучше с каждым разом, — похвалил и отошел в сторону. Она слегка покраснела и посмотрела вслед Гарри, который в этот момент поощрял уже Чжоу. На ее лице отобразилась чуть заметная грусть.

Симус с удивлением почувствовал желание подойти к Поттеру и слегка вправить ему мозги. Он что, слепой?

Теперь он жалел, что сам не был слепым. Может, если бы он никогда ее не видел, то не было бы этой пустоты внутри, этой ноющей боли, постоянно напоминающей о собственной неспособности что-то изменить, в прошлом или в настоящем. Но сейчас ему казалось, что даже если бы он был лишен всех органов чувств, то все равно бы нашел ее среди всех остальных и полюбил. Просто потому, что она есть. И ее невозможно не любить. И самое ужасное, что любить не надо.

Эта любовь высасывала из него все душевные силы. Кто сказал, что это самое прекрасное чувство, которое может испытывать человек? Или, как некоторые считают, безответная любовь — это не любовь? Тогда что это? Испытание, искушение, пытка? Но за что, за какие грехи?

Он лежал и смотрел в потолок. Сон не шел, и он не знал, хорошо это или плохо. С одной стороны, во сне она могла быть его. Но ведь потом наступало ужасное пробуждение. Он открывал глаза и не видел ее рядом с собой. И внутри что-то так сжималось, из-за чего хотелось вырвать все внутренности, лишь бы не чувствовать этой боли.

Одиночество — величайший дар и самое страшное проклятие человека. В одиночестве создаются шедевры, приходят гениальные мысли и разрешаются вопросы, мучавшие душу. В одиночестве можно лить слезы, не стесняясь, кричать, рвать на себе волосы, или безудержно радоваться, рыдать от счастья и прыгать от восторга. Но когда ты один, никто не разделит с тобой твою печаль или радость, и ты вынужден со всем справляться сам.

И боль. Она только твоя. Она выжигает слезы, душит крики, парализует все тело. Наедине с болью — или в аду.

— Симус, передай мне, пожалуйста, вон ту тетрадь, — попросила Джинни, не отрываясь от чтения учебника. — На столе лежит.

— Конечно, — улыбнулся Симус и поспешил передать требуемое.

— Спасибо, — Джинни подняла голову и одарила его благодарной улыбкой.

Как можно так общаться с людьми? Он ей просто тетрадь передал, а она улыбается так, будто он жизнь спас всей ее семье. В этом была вся Джинни — никаких полутонов. Если злиться — значит, до скандала, если кричать — значит, до срыва голоса, если благодарить — так от всей души. Симус хоть это и осознавал, но все равно расцвел от радости, почувствовав себя так, будто действительно сделал что-то значительное.

Вот уже вторую неделю он не переставал находить в Джинни все больше положительных черт и восхищаться ею. Он не понимал, что с ним происходит. Почему все относительно этой девушки вдруг стало ему так важно?

Потому что важно было действительно все. Он знал ее любимый цвет, какое мороженое она предпочитает и что она по какой-то неизвестной причине не выносит слова «скользкий». Что, задумавшись над чем-то, она начинает водить пальцем вдоль губ. Что она совершенно не боится щекотки. Что ей нравится гулять по замку после отбоя, несмотря на риск нарваться на Филча. Что она бы с удовольствием отправилась учиться на Слизерин, лишь бы нарушить семейную традицию и повергнуть всех в шок. Что она любит подшучивать над окружающими, как ее братья. И что когда она смеется, в ее глазах будто бы появляются золотые искорки.

Он знал о ней больше, чем кто-либо другой. Но это было бесполезно, потому что он ей был не нужен.

— Ты знаешь, что Джинни Уизли стала встречаться с Майклом Корнером? — заговорщически прошептала Лаванда своей верной подруге Парвати.

— Я давно подозревала, что между ними что-то есть, — важно ответила ей та.

Симус вздрогнул, услышав эти слова. В груди что-то защемило. Почему его волнует, с кем она встречается?

Ответ был прост, но Симус просто не хотел сознаваться в этом самому себе. Конечно, он был влюблен в Джинни. Но он не хотел признавать этот факт, потому что не мог понять, как и почему это произошло.

Теперь ему было все равно, как и почему. Любовь — иррациональное чувство. Для нее нет причин. Любят не за что-то, не вопреки чему-то, не потому, что так надо. Любят просто так, потому что этот человек — самый лучший для вас. Идеальный. Прекрасный.

Его сердце не слушало голос разума, повторявшего, что эта влюбленность — бессмысленная затея. В любви и не должно быть смысла. Когда любовь пропитывает собой каждую клеточку тела, заставляя думать о ком-то, мечтать о ком-то, вспоминать кого-то, снова и снова воскрешать образ этого человека в воображении — как можно думать о смысле?

Любовь к Джинни. Это одновременно самое прекрасное и самое ужасное, что ему доводилось испытывать. За каждую секунду его мечтаний о ней, разум наказывал его часами страданий от осознания того, что этого никогда не произойдет. Но эти счастливые моменты были настолько прекрасны, что он не отказался бы перенести все печали на свете, лишь бы снова их испытать. И потом кричать в пустое пространство, бить кулаками стены, сбивая в кровь костяшки пальцев, и рыдать без слез, вспоминая жестокую правду реальности.

— А вот я так не думаю! — недовольно сказала Джинни. — Майкл, ты будешь мне помогать с эссе по трансфигурации или высказывать какие-то совершенно необоснованные предположения о том, что тебя не касается?

Симус сидел буквально в метре от спорящей парочки и напряженно смотрел в огонь, который вызывал ассоциации с Джинни — такой же яркий, дарящий, теплый и непредсказуемый. Казалось, ему доставляло какое-то мазохистское удовольствие слушать, о чем говорит эта парочка.

«Чертов когтевранец, — зло подумал Симус. — Еще бы она не обратилась к нему за помощью, он же умный, в отличие от нас, тупых гриффиндорцев, которые не могут помочь с домашним заданием».

Конечно, Симус был более чем неправ в своих суждениях. Во-первых, он упустил тот факт, что у гриффиндорцев явно все было в порядке с познаниями в трансфигурации, ведь их деканом была именно профессор Макгонагалл, которая и преподавала в Хогвартсе не что иное, как трансфигурацию. Во-вторых, на Гриффиндоре училась лучшая ученица школы — Гермиона Грейнджер, так что ставить крест на умственных способностях своих однокурсников Симус очевидно поторопился. И, в-третьих, было вполне закономерно, что Джинни попросила своего парня помочь ей с домашним заданием. К тому же, даже если бы она легко справилась с эссе, у них бы наверняка нашелся какой-нибудь повод побыть вместе, ведь они, черт возьми, встречались.

Как можно было позволять себе отвлекаться на такие мелочи вместо того, чтобы радоваться каждой проведенной рядом с ней минуте? Ведь теперь он был лишен возможности видеть ее каждый день, слушать ее голос, наслаждаться запахом ее парфюма, когда она вдруг оказывалась неожиданно близко, и замирать от переполнявших эмоций, если она случайно касалась его.

— Да-да, Поттер расстался с Чанг, и Джинни тут же бросила своего дружка, как его там, Корнера, — заходясь в каком-то странном и непонятном Симусу восторге, вещала Лаванде известная всем сплетница Парвати. — Я так и знала, что она все еще к нему неравнодушна!

Симус вздохнул со странным чувством облегчения и раздражения. Его бесило, что практически обо всем, что происходило с Джинни, он узнавал от этих двух куриц. Не меньшее удивление у него вызывало и то, с каким упоением они собирали сплетни о своих знакомых и потом делились ими друг с другом. С его точки зрения, это было глупо и бессмысленно. С другой стороны, Симусу стоило быть благодарным Парвати и Лаванде за их чрезмерное любопытство к личной жизни окружающих: благодаря им он вряд ли пропустит даже мелкую подробность каких бы то ни было отношений Джинни.

Он чувствовал отвращение к себе, когда тихо радовался тому, что Поттер все равно не обратил на Джинни внимания, когда они оба оказались свободны. В то же время Симус злился и на себя, потому что сам не мог предпринять каких-либо действий в отношении своей пассии. Каким-то образом он чувствовал, что стоит только намекнуть Джинни о своих чувствах, то их отношения, которые даже дружескими нельзя назвать, будут обречены.

На самом деле он был обречен. Обречен на страдания и мучения, независимо от того, в каких отношениях он с ней состоял — товарищеских, дружеских или вообще никаких.

Он ненавидел тот факт, что ничего нельзя поделать с тем, что он ее любит. Никакими усилиями воли, или попытками найти новое увлечение, или обильным потреблением алкоголя в надежде забыться — ничем невозможно было вытравить из головы прочно въевшийся в сознание образ, а из сердца это разрушающее чувство не любви даже, а одержимости.

Оставалось только смириться с тем, что он всегда будет любить ту, которой никогда не сможет обладать. Ту, которая никогда не ответит ему взаимностью. Ту, к чьим губам он никогда не прикоснется, не узнает, каковы они на вкус. О, он проводил ночи без сна, пытаясь представить, каково это — целовать ее. Проводить руками по ее лицу, телу. Заставлять ее кожу покрываться мурашками от его прикосновений.

Он знал, что этого не произойдет никогда.

А дальше было только хуже. Когда Джинии стала встречаться с Дином, Симусу отчаянно захотелось вернуть то время, когда ее парнем был Корнер. Ведь Дин не был случайным человеком в жизни Финнигана, он был, черт возьми, его лучшим, мать его, другом. И теперь Симус знал о личной жизни Джинни, пожалуй, слишком много.

К сожалению, Дин был не из тех парней, которые ничего не рассказывают друзьям о своих отношениях с девушкой, ограничиваясь коротким: «Да, было», «У нас все хорошо» или «Все плохо, мы расстались». Напротив, он активно делился с Симусом своими успехами по завоеванию Джинни, когда только начинал за ней ухаживать. Потом жаловался, что Рон теперь неадекватно себя ведет по отношению к нему, когда видит его рядом со своей сестрой. Вскоре он стал рассказывать, насколько далеко все зашло и как Джинни хороша в физическом плане.

Симус во время этих излияний Дина испытывал противоречивые желания. С одной стороны, ему хотелось или просто уйти и не слушать всех душещипательных подробностей, или сначала хорошенько врезать Дину, а потом выйти из комнаты и спрыгнуть с Астрономической башни. Но в то же время он испытывал непреодолимое желание узнать, как выглядит Джинни без одежды. Он не раз себе это воображал и гадал, совпадают ли его фантазии с реальностью. И, как завершающий штрих, Дин все-таки был его лучшим другом, а значит, Симус должен был сидеть и слушать, что тот ему рассказывает.

Теперь воспоминания об этих разговорах были одними из самых ценных — ведь именно благодаря им он знал о ней так много. И он был уверен, что его воображение рисовало её вполне реалистичный образ. Это дарило какое-то странное ощущение близости к ней.

— Слушай, Симус, — неловко начала Джинни. — Могу я поговорить с тобой о Дине?

Никогда его еще не захлестывали столь яркие эмоции. Он одновременно необыкновенно обрадовался, потому что у него наконец-то появился шанс поговорить с ней, нормально, полноценно поговорить, а не обменяться парой ничего не значащих фраз. Но ведь она хотела обсудить Дина... То есть он будет помогать ей решать проблемы в личной жизни? Просто очаровательно.

Но разве мог он отказать? Когда она стояла перед ним, немного смущаясь, но при этом улыбаясь так приветливо и открыто?

— Конечно, — кивнул Симус. — Что такое?

И он решал ее проблемы. Конечно, как иначе? Она приходила к нему, жаловалась, просила совета, а он с готовностью ее слушал и говорил, как надо поступить. Потому что понял: несмотря на представившуюся тогда возможность, он никогда не будет пытаться разлучить ее с кем-то, ведь это может причинить ей боль. А он ни за что и никогда не хотел бы, чтобы ей было больно по его вине.

Зато больно было ему.

Она рассталась с Дином. Тот не сильно переживал, а Симус опять находился в замешательстве: он был рад, что ему не придется снова испытывать это мучительное чувство ревности, когда видел, что Джинни обнимается и целуется с его лучшим другом; но ведь это означало, что она больше не будет приходить к нему с проблемами, и их общению пришел конец?

И Симус был несказанно счастлив, когда Джинни все равно захотела продолжить с ним общаться. Они часто разговаривали в гостиной, обменивались парой фраз в Большом зале во время приемов пищи. Это было самое прекрасное время в жизни Симуса.

А потом она стала встречаться с Гарри. И начавшая было зарождаться в душе Симуса надежда на возможное романтическое продолжение их отношений погасла окончательно и навсегда. Потому что он знал: Поттер — это именно тот человек, в которого Джинни действительно влюблена.

Да, вот кто был его единственным соперником. Хотя о каком соперничестве могла идти речь, если у него изначально не было никаких шансов?

И он смирился. Окончательно смирился с тем, что его чувство никогда не будет встречено взаимностью.

Последний год в Хогвартсе был для Симуса адом. Мало того, что сама учеба и нахождение в школе стали практически невыносимыми — ведь их заставляли делать ужасные, отвратительные вещи, — так их еще жестоко наказывали, если они отказывались выполнять требуемое. Мало того, что он видел, как страдают его друзья и знакомые. Мало того, что он сам часто мучился, терпя пытки от Кэрроу, и иногда даже опасался за свою жизнь. В его и так безрадостной жизни поселилось еще и постоянное чувство тревоги и страха за Джинни. Он не мог потерпеть мысли, что ее, отказавшуюся применять Круцио к однокурснику, пытают, причиняя боль. Руки сами собой сжимались в кулаки, стоило ему представить мерзкую ухмылку на лице кого-нибудь из Кэрроу, когда они издевались над кем-то — ведь они могли мучить и Джинни. А он не мог ее защитить: у них не было совмещенных занятий, а значит, некому было встать на ее защиту, когда она в ней нуждалась.

А уж какие муки Симус испытал во время финальной битвы... Он пытался постоянно быть рядом с Джинни, чтобы помочь ей отразить заклятие или, если нужно, закрыть ее своим телом. Он сходил с ума, если не видел ее рядом. И только когда все было закончено, тревога и страх за ее жизнь наконец-то покинули его, оставив лишь осознание того, что теперь их больше ничего не связывает.

И с тех пор он жил в постоянном страдании. Ему казалось, что его жизнь закончилась в ту минуту, когда он в последний раз посмотрел на Джинни на вокзале Кингс-Кросс.

Спустя время он нашел себе работу и поселился отдельно от семьи. Постепенно друзья стали замечать, что он все чаще проводит дни дома, не приходит на работу, а те, кто ходили его проведывать, обнаружили в квартире полный хаос.

А в какой-то момент он как будто исчез из жизни.

— О, привет, Симус! — радостно воскликнула Джинни, увидев его во «Флориш и Блоттс», сосредоточенно изучавшего какую-то книгу. — Как дела?

Симус медленно поднял на нее взгляд и моргнул, не понимая, не мерещится ли ему.

— Привет, — неуверенно произнес он. — Хорошо. У меня все хорошо. Ты как?

— У меня все отлично, — радостно ответила Джинни. Она, казалось, не замечала, с каким неверием на нее смотрит Симус. — Мы с Гарри скоро женимся. Приглашаю на свадьбу!

— Поздравляю, — после паузы сказал Симус. — Обязательно приду.

— Ну, увидимся, приятно было поболтать, — Джинни на прощание чмокнула его и выбежала из магазина.

А Симус просто смотрел ей вслед. Подняв руку, он провел пальцами по щеке, в которую его поцеловала будущая жена Поттера. Будущая, черт возьми, жена.

Это было год назад.

* * *

Рыжие волосы, переливающиеся на солнце. Яркие, как огонь. Огонь, пожиравший его жизнь. Внутри что-то разрывалось, обжигало, убивало. Все тело горело, будто в лихорадке, пока руки безнадежно ударялись об стену. По венам струилось пламя, выжигая на своем пути все чувства, кроме бесконечной боли.

Счастливый смех, вызванный какой-то нелепой выходкой кого-нибудь из однокурсников. Один и тот же образ, раз за разом возникающий в сознании. Зачем она смеется, когда ему так плохо? Она смеется над его страданиями? Воздуха в легких не хватало.

Родинка на левой щеке. Все эти мелочи, никому не нужные, кроме него. Он смотрел в темную точку на стене, которая все расширялась и постепенно поглотила все вокруг. Вот она, желанная темнота. Но от нее только хуже, ведь перед глазами один ее образ, не на что отвлечься.

Чуть более изогнутая, чем нужно, левая бровь. И вот он снова и снова заламывает руки, не в силах вытравить из сознания эти ненужные подробности. Почему он все еще так хорошо помнит, как она выглядит? И снова что-то сжимает грудь, не давая вдохнуть.

Длинные светлые ресницы. Все, что в его жизни осталось светлого. Везде темнота, и только она живет в его воображении, будто бы ничего больше на свете не существует.

Глаза цвета мокрого песка. Сопротивляться сил больше нет. Он бессилен перед этим взглядом, пусть даже нереальным, воображаемым. Он готов отдать все на свете, лишь бы только всегда смотреть в эти глаза, не отрываясь ни на секунду. Но это только мечта. И боль. Опять всепоглощающая боль.

Тонкие пальцы, заправляющие волосы за ухо. Рвать на себе волосы — разве это больно? Да у него их не осталось уже, но мимолетное физическое страдание просто теряется на фоне того, что он испытывает каждую секунду, снова и снова осознавая, что в его жизни не осталось ничего, кроме его фантазий.

Облупившийся лак на ногтях. Сколько раз он раздирал себе запястья, пытаясь прекратить эту мучительную пытку. Но ни разу у него не получилось довести дело до конца — раны заживали, а потом он снова сдирал засохшую кровь, наблюдая, как свежая течет по руке, пачкая одежду.

Поворот головы и приветливая улыбка. Она подходит к нему, берет в руки лицо и нежно произносит: «Все будет хорошо ». Неужели пытка закончилась? Она пришла к нему? Она будет с ним? И боль исчезает, уступая место бескрайнему счастью.

* * *

— Боюсь, его состояние хуже, чем мы предполагали, — покачал головой пожилой доктор.

— Но вы же можете его вылечить? — напряженно спросил высокий смуглый парень. — Это обратимо?

— Мы сделаем все от нас зависящее, мистер Томас, — печально ответил тот, с сочувствием поглядев на собеседника. — Но, похоже, его сознание сопротивляется лечению. Скорее всего, рассудок никогда к нему не вернется.

Но он не сошел с ума. Он просто был счастлив.