Камешки (гет)

Все камешки во дворе можно разделить по размеру, весу и оттенкам серого. Прюденс не знает, как называются эти камешки, зато точно распределяет их по кучкам, взвешивает на ладошке, чуть прищурив правый глаз и высунув кончик языка. Энди смотрит на неё и думает, что, наверное, именно с неё рисуют картинки в детских книжках, где девочки всегда такие же милые и увлечённые.

— Что ты делаешь? – спрашивает Энди и шмыгает носом. Насморк у него постоянно, и мама каждый вечер промывает нос дурацкими настоями. Энди всё время шмыгает носом и трёт его ладошкой.

Прю смотрит на него и щурится от солнца. Смотрит оценивающе, будто решает, стоит ли отвечать на вопрос. Потом совсем по-взрослому чуть поджимает губы и всё же отвечает:

— Мама говорит, что это называется «ка-та-ло-ги-зи-ро-вать». Распределять, то есть.

— Зачем ты это делаешь? – спрашивает Энди.

— Чтобы всё было точно. Все камешки ведь разные, а лежат вместе. Это неправильно, ты так не думаешь?

У Прю слишком серьёзный взгляд, слишком взрослый, и Энди даже как-то теряется. А потому просто говорит:

— Ты странная.

Прю кивает, потом прикладывает палец к губам и говорит:

— Я ведьма, но ты не должен об этом никому говорить.

Энди старается выглядеть серьёзным:

— Я знаю и буду хранить твой секрет вечно. – А потом снова шмыгает носом и добавляет: — Я хочу с тобой дружить.

Прю, не задумываясь, качает головой и говорит:

— Это невозможно.

— Почему? – Энди ещё не знает слова «категорично», но голос Прю звучит именно так.

— Мы камешки разного размера, понимаешь? Разного размера, веса и цвета. Мы должны лежать в разных местах.

Энди не понимает и потому обижается. Снова шмыгает носом и уходит домой, где мама безрезультатно пытается лечить его насморк и готовит блинчики на завтрак.

Прюденс четыре, и она владеет телекинезом. Энди четыре, и через неделю он вместе с родителями переедет в новый дом.

* * *

— Эй, Прю, постой!

Она резко оборачивается и щурится на солнце, прикрывая глаза ладонью, но так и не останавливается.

— Быстрее, Энди, ещё быстрее! – кричит Прю и смеётся, и пятится, придерживая сумку.

Когда он её догоняет, они почти падают вместе на газон и смеются, как ненормальные.

— Завтра ты от меня не отделаешься, и я всё-таки приглашу тебя на ланч, — говорит Энди, склоняясь над ней и накручивая на палец прядь её волос.

— Не выйдет, — говорит она, — у меня курсы фотографии завтра, я не могу пропустить.

— Иногда мне кажется, что фотография для тебя дороже наших… Нашей дружбы.

— Брось, Энди, просто будет очень интересное занятие. Мистер Джайлс обещал рассказать о диагонально-направленном светотеневом освещении, а потом… Но тебе это, конечно же, не интересно. Зато интересно мне, понимаешь?

— Мне интересно всё, что с тобой происходит.

Прю смотрит на него и думает, что он, безусловно, хороший. Что он добрый, заботливый, нежный и вообще... Идеальный со всех точек зрения. Но почему-то они до сих пор только друзья. Наверное, всё дело в его порядочности и её рассудительности. Такие, как они, никогда не женятся в Вегасе, поддавшись порыву, никогда не заводят детей, пока не добьются желаемого в жизни, и никогда не начинают встречаться, будучи не полностью уверенными в том, что это будет лучше, чем их крепкая дружба. Такие, как они, безусловно, не заводят интрижки и романы на стороне, всегда остаются верными и никогда – ни-ког-да – не начинают серьёзных отношений, пока не окончат школу и колледж.

А потому через пару дней, когда Энди за завтраком просто говорит ей: «Эй, Прю, давай встречаться», она чувствует себя не в своей тарелке. И, признаться, как-то огорошено.

— Но… — пытается выдавить она из себя, однако умные мысли, вопреки сложившейся традиции, не приходят в её светлую голову. – Мы же…

— Мы дружим уже несколько лет, и, кажется, я в тебя влюблён.

Прю вздрагивает и не знает точно, нравится ей или не нравится та обыденность, с которой Энди всё это говорит. А потому она отвечает:

— Фотография всё равно значит для меня очень многое, Трюдо, учти это.

— Я в курсе, — кивает он и улыбается. – Я знаю тебя намного лучше, чем ты думаешь.

Прю улыбается в ответ – почти через силу. Но понимает, что очень давно не чувствовала себя такой счастливой.

* * *

После окончания школы в ней что-то меняется. Постоянные ссоры с Фиби, и Прю выбрасывает две большие коробки, наполненные любимыми платьями. Непонятные намёки Грэмс, и Прю надевает джинсы и серую футболку, завязывает волосы в хвост и, что самое главное, прячет в дальний угол шкафа фотоаппарат.

А может быть, не самое главное, потому что…

— Ты не обязана отказываться от всего, что тебе дорого, Прюденс, — говорит Энди и проводит ладонью по её волосам.

— Я чувствую, что должна, — отвечает Прю. Она чувствует себя старшей, главной в семье. Чувствует на своих плечах внезапно навалившийся груз ответственности за двух младших сестёр. – Я знаю, что должна.

Она целует Энди – слишком крепко. И отдаётся ему – слишком жарко, слишком страстно. И уходит – слишком поспешно, чтобы забыть его навсегда. Он так и не успевает сказать ей, как много она для него значит.

* * *

— О, Господи, оценщица? – Энди хмыкает в чашку с кофе.

— А что такого? — Прю не может сдержать улыбки. — Оценщица в аукционном доме «Баклэнд». Вполне приличная, между прочим, работа для такой…

— Для такой оторвы, — заканчивает за неё Энди.

— Эй, брось, Трюдо, я никогда не была оторвой!

— Ага, конечно, расскажи это тем несчастным, на которых ты накидывалась на улицах с листовками. «В Африке голодают дети!», «В Антарктиде вымирают пингвины!»

— Это называется «ответственность», если ты не в курсе. И пингвины действительно вымирали!

— Они живее всех живых, Холлиуэл. А как же фотография? Неужели забросила?

— Подрабатываю в журнале.

— Никогда в тебе не сомневался. Ты всегда слишком фанатично относилась к этому своему увлечению.

Он смеётся громко и заразительно, и Прю на мгновение кажется, что они не в первом попавшемся кафе на Ломбард-стрит, а на газоне перед школой – лежат и смотрят в небо, и смеются, и дышат этим самым прекрасным на свете, ни с чем несравнимым запахом свежескошенной травы.

Она смотрит на улицу — как медленно проезжают мимо машины, как размеренно плывут по небу облака. Смотрит и понимает, что хотела бы остаться здесь навсегда. С Энди, с чашкой ароматного латте в руках, с одинокой белоснежной розой в тонкой стеклянной вазе, украшающей их столик.

И ей даже хочется – вопреки сложившимся убеждениям – чтобы Пайпер воспользовалась этой свалившейся им на головы силой и остановила время. Потому что здесь и сейчас оно бежит слишком быстро для того, чтобы его не ценить.

— Знаешь, мне пора, — говорит Прю и ставит чашку на стол – порыв ветра колышит лепестки белой розы и взъерошивает волосы Энди.

И она уже почти встаёт, но он успевает взять её за руку.

— Знаешь, я хочу пригласить тебя на ужин.

Она поджимает губы и даже старается улыбнуться:

— Думаю, не стоит.

— А я всё равно хочу.

Прю в голову приходят странные мысли о камешках – разного веса, размера и цвета. Она встряхивает головой и говорит:

— Мы слишком разные.

Энди поджимает губы.

* * *

— Что, чёрт возьми, происходит?

Прю подходит совсем близко, почти вплотную.

— Знаешь, — говорит она, — я ведьма, но ты не должен об этом никому говорить.

Энди старается выглядеть серьёзным:

— Я знаю и буду хранить твой секрет вечно.

Прю целует его – совсем легко.

Всё в мире повторяется, только они об этом почти не помнят.