Кто девушку спасает, тот на ней и женится (гет)

— Вот что такое женщины? Это ужасные создания, Берти. Нужно издать закон. Надеюсь дожить до того дня, когда женщин запретят законом.

— А как же быть с продолжением рода человеческого?

— А зачем ему продолжаться?

П.Г. Вудхауз "На помощь, Дживс!"

Жизнь у Гарри Поттера была не фунт изюма. Сообразив, что единственный способ изменить ее к лучшему — убить Волдеморта, Гарри собрался с силами и убил его. Определенно, он старался не зря. Не прошло и месяца, как его приняли в академию Авроров, и более того, он обручился с самой прекрасной девушкой в мире. Ну, в Хогвартсе, в смысле, в Гриффиндоре. В общем, с самой прекрасной девушкой из всех Уизли.

И тут судьба сделала Поттеру еще один подарок. Он встретил ту, которая не побоялась стать первой женщиной национального героя.

* * *

Помолвку решили отпраздновать скромно, по-домашнему. Сад Уизли был большим и тенистым, хватило места для миленьких круглых столиков, их выбирала Джинни, и для барбекю, которое жарилось чуть дальше. Гостей собралось человек тридцать — одни близкие родственники. Видимо, на самой свадьбе будет гулять вся магическая Британия.

Денек выдался погожий, как на заказ — солнечный с легким ветерком. В воздухе пахло жареным мясом, под ногами путались дети, напитки были холодные, в меру горячительные, и довольные гости искренне поздравляли жениха и невесту. Так искренне, что через час Гарри был готов бежать куда глаза глядят.

Молодежь веселилась, степенные матроны, собравшись вместе, перемывали знакомым косточки – сорочья трескотня, как считали их мужья. Они-то занимались настоящим делом — толпились вокруг барбекю, будто от их советов оно лучше жарилось.

Невесту ни на минуту не оставляли в покое, но она наслаждалась всеобщим вниманием. Гарри, как будущему супругу, пришлось делить с ней эту радость пополам. Улучив момент, он по-тихому юркнул в кусты жимолости, но Джинни быстро его вытащила. Она светилась от счастья чуть ярче солнышка. Впрочем, Поттер этого не заметил, потому что рядом стояла самая потрясающая девушка в мире, без "ну" и "в общем". Волосы длинные и светлые, лицо как у ангела, глаза огромные и зеленые, а фигуру не описать словами, такое нужно видеть, и лучше — без одежды.

Джинни представила их друг другу. Из болтовни своей суженной Гарри узнал, что воплощение божественной красоты зовут Эмилия Лайла Линстон, и она приходится Уизли пятиюродной сестрой, а, может, и четвероюродной, если считать тетю Агату. Гарри не был силен в близкородственной арифметике, но и не суть. Ее родители жили в Лютном переулке, а потом, когда мистер Линстон накопил деньжат, читай украл, переехали во Францию. Там Эмили закончила школу, а затем решила вернуться в Англию.

Чемоданы еще стояли не распакованными, а ее уже навестила Молли и пригласила на помолвку. Едва Эмили переступила порог гостеприимного дома Уизли, как хозяйка взяла ее под крылышко. Ведь кто, если не родня поможет юной леди освоиться в Англии, например, научиться надевать мантию поверх летнего платья, как и положено приличной ведьме? Да и само платье было слишком магловским — легким, светлым, на тонких бретельках и длинной лишь до колена. Во всем следовало винить испорченные французские нравы, в старом добром Хогвартсе такому не учат.

Гарри потерял покой и аппетит, сон, наверно, тоже потерял, но об этом можно будет судить лишь ближе к ночи. Он давился канапе и подскакивал, стоило ему встретиться взглядом с Эмили, будто вместо стула ему подсунули адскую сковородку.

Как неприкаянный он слонялся среди гостей, которые затаптывали остатки фенхеля и базилика, но один мимолетный взгляд зеленых глаз с колдовской поволокой… Поттер точно не знал, что такое поволока. Видимо, это означает, что одним взглядом можно уволочь мужчину на край света. Так вот, одного мимолетного взгляда с колдовской поволокой оказалось достаточно, чтобы мир встал с ног на голову.

Когда речь не шла о спасении человечества, Гарри был обычным мальчишкой. Рядом с красивыми девушками он тушевался, и только пара пинт пива могли развязать ему язык. Причем это был один из тех случаев, когда потом жалеешь, что не родился немым. Но Линстон была не из скромниц, подловив жениха, она очаровательно улыбнулась, уверенная в силе своих чар.

Они мило разговаривали, впрочем, Поттер в основном кивал, безалкогольного лимонада было недостаточно, чтобы пробудить в нем беса красноречия. Незаметно для себя Гарри оказался во власти колдовской поволоки, иначе не объяснишь, почему они оказались на втором этаже в комнате Рона.

Дальше последовали восхитительные, умопомрачительные, жаркие, страстные пятнадцать минут, и Гарри Поттер осознал, что рай на земле существует.

* * *

Если бы Гарри изменил один раз, его еще можно было бы простить, списать на предсвадебный мандраж, но одним разом дело не ограничилось. Ни угрызения совести, ни чувство вины, ни даже встречи с Джинни не могли остановить это. И хуже всего то, что чем ближе к свадьбе, тем меньше Поттер хотел жениться.

Кажется, он поторопился, когда собрался пересесть с Нимбуса-3000 на Нимбус-универсал. Гарри хотелось веселиться, радоваться жизни, гулять ночи напролет, а не строить семью и налаживать быт, хотелось заниматься любовью, а не строгать наследников. Хотелось встречаться с Эмили, а не с Джинни. Не понятно, как он раньше жил без ее улыбки, смеха, ее красоты и любви.

Поттер чувствовал себя последней свиньей, но тянул с решительными объяснениями. Как сказать невесте, что передумал жениться? Она ждала этого дня с десяти лет, если не с колыбели, планировала свадьбу, три дня выбирала цвет салфеток, да она уже придумала имена их детям.

Незадачливый жених оказался в ловушке, скажи он правду – сделает Джинни больно, а если не скажет, то их будущая жизнь превратится в ад. Чертова свадьба века, тут нельзя просто передумать или сдрейфить.

Пока Гарри метался между двух огней, Эмили все решила за двоих. Вечером любовники встретились в магловском кафе. Похолодало, но они выбрали столик на улице, в кафе было слишком шумно для романтических страданий.

— Через неделю вы поженитесь, и мы больше не сможем встречаться, — большие зеленые глаза были полны грусти, которая разрывала сердце Поттера на части.

— Я хотел бы остаться с тобой, но я должен... — Гарри умолк, пытаясь вспомнить, когда же он умудрился наделать столько долгов. – Я не хочу обидеть Джинни, она этого не заслужила. Если бы я только мог отменить свадьбу, я бы…

— Ты бы… — тихо повторила Эмили, которой даже не требовалось изображать волнение.

— Я бы остался с тобой, ну, и мы могли бы пожениться, конечно, я не могу просить тебя об этом, ведь уже женюсь, но если ты не возражаешь... В смысле, если ты хочешь, мы бы должны или нет. М-м-м... Можем и пожениться… — пока Гарри вымучивал из себя слова, Линстон растерянно таращилась на парня.

Если это унылое блеяние — предложение, то ни одна уважающая себя девушка никогда не скажет "да". К счастью, Поттер поспешил исправиться. Он прокашлялся:

— Я просто хочу спросить. Ты выйдешь замуж за человека, которого через неделю будет ненавидеть вся магическая Англия, большая часть Уэльса и половина Шотландии, если считать тетю Агату?

— Конечно, я выйду за тебя, глупенький. — Эмили ласково сжала ладонь Гарри, и тот улыбнулся во весь рот.

Весь мир будто провалился в параллельное измерение, он видел только свою любимую. Ради нее Поттер был готов сразиться со всеми Уизли на свете. Поняв, что парень в полной ее власти, Линстон начала ковать свое железо.

— Милый, скандала можно избежать. На что ты готов ради моей любви? — спросила она, но переборщила с драматизмом, потому что Поттер пораженно воскликнул:

— Ты предлагаешь убить Джинни!

Пожилая пара, проходившая мимо, удивленно на него уставилась. Гарри покраснел и опустил глаза на свою надкусанную булочку, стараясь слиться со стулом.

— С чего ты взял? — не обратив внимания на шумный вздох облегчения, Линстон продолжила: — Помнишь, в сказках герой после спасения прекрасной принцессы обязательно на ней женится?

Она взглянула на своего героя и очаровательно взмахнула ресницами. Бабочка, которая вызывает ураганы взмахом крыльев — это метафора, но Эмилия Лайла Линстон, способная одним взмахом ресниц устроить магическую дуэль, — это реальность. У Поттера не было шансов, он, как загипнотизированный, ловил каждое слово.

— Сказки сказками, но существует обычай. Колдун, который спасает девушку от смертельной опасности, после этого должен на ней жениться.

— А вдруг у него уже есть невеста?

— Хоть десять, если он не подчинится обычаю, то будет навеки проклят и закончит свою жизнь в страшных мучениях.

— Великолепная идея! — воскликнул Гарри, оценив всю прелесть и коварство замысла. — Какая же ты у меня умница! Я тебя спасаю, потом мы женимся, Джинни не чувствует себя брошенной, я не чувствую себя мерзавцем, и мы живем долго и счастливо, но порознь.

— Именно. — Эмили довольно улыбнулась, такими улыбочками обычно одаривают окружающих люди, которые покончили с сытным обедом и предвкушают десерт. — Так ты согласен?

— Да, но как мы все это устроим?

— Не беспокойся, у меня есть один друг детства, он все сделает. Тебе лишь нужно будет меня спасти.

— Но тебе ничего не грозит? — с тревогой в голосе спросил Гарри.

— Все будет по-настоящему, и опасность тоже, но ведь меня спасет сам Гарри Поттер, а значит боятся нечего. — Эмили придвинулась к нему. — Не так ли?

— Я не позволю тебя и пальцем тронуть. — заверил Поттер любимую, и они скрепили свой договор весьма долгим и нежным поцелуем.

* * *

Когда Эмили толкнула дверь "Смеющегося Бэньши", вечер только начинался. Следуя вековым традициям всех заговорщиков, она, закутанная с головы до пят в неприметный темный плащ, выбрала столик почти в самом темном углу (столик в самом темном углу был уже занят) и с равнодушным видом потягивала темное пиво.

Вокруг шумели и галдели, но вяло, пока в зале не появился самый несгибаемый оркестр за всю историю Британии. Музыканты двигались с кряхтением, сопением, ворчанием и криком глупый правнук контрабасиста чуть не уронил на деда инструмент, а еще с шипением, потому что трубачу опять наступили на бороду, и, конечно же, скрипом, попробуй поковыляй, если одной ногой прочно стоишь в могиле. Но вот они добрались до своей импровизированной сцены и расселись. Скрипач, который уже пять лет был глух как пень, поправил торчащую из ушей ядовито-красную слуховую губку, и оркестр грянул, почти так же мощно, как и сто лет назад.

Что удивительно, музыканты играли за бесплатно, не из благотворительности, уж чем-чем, а этим в Лютном переулке не болели. Дело было в принципе. Сто лет назад хозяин выставил их, не заплатив. Желая ему досадить, парни решили приходить каждый вечер, но играть так паршиво, что их музыка скорее смахивала на пытку.

От этой идеи пришлось быстро отказаться. Зачем давать пьяному колдуну лишний повод швырнуть в тебя пустой бутылкой? Неудача не сломила несгибаемый оркестр, на следующий вечер они вернулись и вдарили такую развеселую джигу, что только столы не танцевали, но в каждой песне, даже в "Резвушке Китти", поминали нехорошим словом трактирщика, его жену, его мать, его детей и сову.

Бэньши терпел, не удивительно, говорят, он готов за пенни удавиться. А тут бесплатная музыка каждый вечер, а самая отборная ругань — все равно не авада, не прибьет. Так все и шло, музыканты считали щедрые чаевые, хозяин радовался экономии, а посетители одобрительным свистом приветствовали самые смачные куплеты.

Вся эта канитель была знакома Эмили с детства. Ее папаша часто просиживал вечера у Бэньши, да и мамаша нередко составляла ему компанию. И доченька Линстонов могла с уверенностью уличной гадалки предсказать, что будет дальше. Компания веселых ведьмочек, та, что сидит за большим столом под тролльей головой, хлопнет еще по паре рюмашек, потом дружно встанет и пойдет танцевать. Под одобрительный гвалт полупьяных подмастерьев и мелких торговцев они будут задирать юбки выше и выше. А если дело дошло до женских ножек, то и до драки не далеко.

Кружки опустеют, их еще раз наполнят и еще, и еще… Смотришь, и пара забулдыг уже валяются под столом, а шустрые мальчишки обшаривают их карманы и стаскивают ботинки. Какое счастье — выбраться из этой грязи!

Эмили вытерла пот со лба, от тяжелого спертого воздуха болела голова. Она была готова возненавидеть Мозеля — своего друга детства, за то, что назначил встречу в этом гадюшнике, да к тому же заставил ее ждать.

Линстон глядела во все глаза, но умудрилась пропустить появление низкой фигуры, так же закутанной в плащ ультрамодного среди заговорщиков фасона. Мозель подошел к ее столику и, слегка приподняв капюшон, одарил ее жизнерадостной улыбкой

— Сто лет не виделись, Милли. А ты все хорошеешь, цветешь, как роза, лишая мужчин покоя. — Если он и надеялся подкупить разъяренную Эмили милой улыбкой и парой затертых комплиментов, то просчитался.

— А ты, Эсми, совсем не изменился, даже не подрос.

— Бьешь сразу в глаз. — Помимо маленького роста, природа одарила Мозеля яйцевидной головой, карими глазами, пегими волосенками, причем на затылке постоянно торчала одна прядь, как говорил сам Эсми, он же Эсмарх, от избытка внутренней энергии.

— Не мог найти места получше? — слова Эмили сочились ядом, а она сама истекала потом — шелковая блузка прилипла к спине. Еще полчаса в этой печке, и от ведьмы, как в сказке, останется только лужица.

— Разве ностальгия не затрагивает тонкие струны твоей души? — Эсмарх опять улыбнулся, причем так ласково, будто собирался продать ей весь Лютный переулок.

Черты его лица были невыразительные, мелкие – глазу не за что зацепиться. В памяти от всего облика оставалась одна улыбка, как от чеширского кота.

— Засунь ты эту ностальгию, сам знаешь куда. Мне нужна помощь. Я собираюсь замуж за Гарри Поттера.

— Извини, я раздаю благословения, только когда свиньи летают, иначе они не имеют магической силы. И вроде бы он женится на Уизли.

— Что сказать, было ваше — стало наше. — Эмили самодовольно улыбнулась и кратко изложила Эсмарху свой план. — Видишь, в таком деле мне не обойтись без проверенного друга — умного, хитрого, коварного, с богатой фантазией и нужными связями, — она завершила свой монолог приличной порцией лести.

— Будем считать, что мое самолюбие ты потешила, а теперь потешь мою алчность. — Предвкушая долгий торг, Мозель приманил с соседнего столика почти нетронутую бутылку вина и бокал. Эмили брезгливо скривилась, но промолчала.

* * *

Эсмарх и Эмили не виделись лет десять. Но она не думала, что из мальчишки, который в девять лет продавал слабительное как ультрамодное отворотное зелье с потрясающим эффектом, вырос добропорядочный колдун.

Мозель еще не успел родиться, а уже стал жертвой папашиных амбиций. Этот старый дурак ничего в жизни не видел, кроме Лютного переулка и жаб. Жаб он разводил в той же конуре, в которой жил вместе с женой и пятью дочерьми. Очень удобно, когда торговля стопорилась, ужин из деликатесов всегда был рядом, только руку протяни.

Когда же уличная предсказательница поклялась, что шестым ребенком непременно будет мальчик, торговец жабами на радостях пошел и надрался в пабе. Наконец-то появится наследник, который выбьется в люди и обеспечит родителям достойную старость. Будущий папаша расчувствовался и пустил пьяную слезу. Он должен позаботиться о счастье своего мальчика. И начать нужно с хорошего имени для ребенка, да из-за пустого кармана им же и закончить. Сначала Мозель-старший перебрал близких родственников, потом дальних, а когда жена волокла его домой, добрался до гипотетических.

Говорила ему как-то старая тетка, что знаменитый магловский врач Эсмарх, который придумал какую-то новую клизму, приходится ей весьма отдаленной родней.

— Ладно пусть будет Эсмарх, может, доктором станет, — решил колдун, как раз когда они добрались до дома.

Он поцеловал чуть округлившийся живот недовольной женушки, а потом рухнул на пол и захрапел. Но честно выстраданное имя накрепко засело в голове, даже похмелье его оттуда не выбило.

О тайне своего имени Эсми рассказал по секрету соседской девчонке Милли. Она перекрестила сердце и поклялась здоровьем матери, что никому и слова не скажет. Не понятно только, каким образом на следующий день об этом узнал весь Лютный переулок. С тех пор Эсмарха дразнили клизмой. И самое обидно, что мамаша Линстон даже не чихнула, поэтому в семь лет Мозель разуверился в силе клятв.

В силе отцовских наставлений он разочаровался еще быстрее. Папаша учил, если хочешь выбиться в люди, нужно усердно учиться, много работать, честно выполнять свои обязанности и держать слово. Да только не надо долго жить на свете, чтобы сообразить — деньги проще украсть, чем заработать.

Эсмарх Мозель в девять лет разгадал тайну, над которой столетиями бились алхимики. Он нашел философский камень, который превращал в золото что угодно. Этим камнем была человеческая глупость.

Жажда легкой наживы вовлекла шустрого Эсми в прижизненный круговорот перевоплощений. Из сына торговца жабами молодой человек превратился в Пу Джана — адепта тайной доктрины Великого пути, послушника монастыря Цсяо Цсяо на таинственной горе Дундун, вершина которой прячется в мистическом тумане. Знаток Книги перемен, посвященный в тайны даоской алхимии, он за умеренную плату брался излечить любую болезнь при помощи толченных минералов, зеленого чая и турнепса.

Интеллигентное лицо, китайская косичка и пестрый халат псевдодаоса произвели впечатление на доверчивых английских колдунов. Толченые минералы пользовались успехом, хотя и на вкус и на цвет напоминали мел, про чай и говорить нечего. Любого, кто посмел бы усомниться в магической силе этого напитка, магическое сообщество дружно объявило безумцем. А вот эликсир из турнепса оказался на любителя и поэтому стоил дороже.

Заработав тридцать галлеонов, послушник отбыл на свой Дундун, зато прямо с парохода из самого Нью-Йорка прибыл мистер Миглтон. Ошеломленный достижениями магловской науки, которая вплотную подступила к разгадке тайн Вселенной, молодой американец понял, что непременно должен донести свет магловского знания до собратьев колдунов.

Приобщиться к тайнам Вселенной, а заодно к достижениям кибернетики, генетики, бихевеористики, сфрагистики, квантовой механики, арифметики и аэробики стоило всего десять шиллингов. Лекции проходили с ошеломительным успехом, во многом благодаря простодушному обаянию мистера Миглтона. К сожалению, ему пришлось отправиться дальше, но пятьдесят честно заработанных галлеонов обещали сделать это путешествие приятным.

Только одна вещь беспокоит человечество сильнее, чем болезни и секреты мироздания — это любовь. А значит и нажиться на ней можно больше, чем на всех болезнях и тайнах вместе взятых.

Мадам Элевсина — жрица богини Афродиты, была наделена даром находить жениха для любой девушки. И ничего, если будущая невеста страшна как черт, ведь любовь слепа, глуха и, видимо, поэтому очень зла. Соединять влюбленные сердца — вот что было смыслом жизни Элевсины, никакой корысти, никакой выгоды. Единственное, что она просила, — это скромное пожертвование в сто галлеонов, не для себя, а для богини. Всего Афродита получила тысячу двести галлеонов, из которых на данный момент у Мозеля осталось лишь пять.

Женщины, вино, азартные игры и грабительские цены на модные галстуки, не прошло и месяца, как снова пора пускаться в очередную аферу. А на ловца и зверь бежит.

— Пятьдесят галлеонов. Милая, на эти деньги ты можешь нанять кружок гномьей самодеятельности и раздать им тупые ножики из магазина "Все напрокат за десять пенсов".

— Сойдет. Пусть будут гномы-сатанисты в черных балахонах, а тупые ножи послужат орудием пытки. — Эмили самозабвенно торговалась, она придвинулась к Мозелю, опираясь локтями на липкий стол. — Пятьдесят галлеонов и ни монеты больше.

— На балахоны не хватит, — Эсмарх старался не поддаваться женским чарам, но это было чертовски тяжело. Эмили раскраснелась, ее глаза потемнели от страсти, губы пересохли, и каждый раз, когда она лениво их облизывала, Мозель рисковал получить инфаркт. Не всякая девица так смотрит на своего любимого. Он отвел глаза и отхлебнул пива. Оно давно выдохлось, согрелось и на вкус было не лучше ослиной мочи. После секундной передышки Эсмарх снова ринулся в бой.

— Для инсценировки твоего спасения потребуется пятнадцать высоких широкоплечих мужиков в балахонах, один псих с манией величия и справкой из Мунго, набор магической утвари и камень, окропленный кровью сотни или около того девственниц. Все это потянет на триста галлеонов, ладно, двести восемьдесят, но только для тебя, — поправился Эсмарх, который совсем не хотел, чтобы Эмили хватил инфаркт.

Издав звук, который обычно слышишь от человека, только что получившего удар в солнечное сплетение, Линстон смогла выдавить из себя осмысленную фразу:

— Не зарывайся.

— Не жадничай, все равно это деньги Поттера. Не понимаю, почему вам, девушкам, нравятся эти недобитые борцы со злом. — Мозель усмехнулся, а его пальцы легли на запястье Эмили. — Давай разведем этого лоха на пару тысяч галлеонов, а потом уедем на тропические острова. Не помню, как они называются, но там море теплое, а звезды как алмазы. — Линстон освободила свое запястье и покачала головой, но он не растерялся и продолжил уговоры: — Ну, выйдешь ты замуж за Поттера, а потом тебе придется всю жизнь изображать из себя мисс Идеал и госпожу Добродетель. Я-то знаю, какая ты на самом деле, и ты мне нравишься.

— Извини, Эсми. Мне нужен надежный парень, который будет меня любить и заботится обо мне всю жизнь. А ты, стручок хитросделанный, отведешь в ломбард родную матушку. — Эмили подсластила свой отказ нежной улыбкой, но все равно Эсмарху стало немного грустно.

— Плохо ты обо мне думаешь. Я не буду сдавать мамочку в ломбард, на крайний случай дождусь, когда она помрет и продам труп на темномагические ритуалы. Так выгоднее.

Хотя Мозель, как всегда, держался бодро и весело, но в своем будущем он особого веселья не видел. Вечная погоня за наживой, пока судьба не прищемит хвост. Ни настоящих друзей, ни настоящей любви… Да ладно, черт со всем, лишь бы золото было настоящим. И нет такой тоски, которая не исчезнет после пары рюмок настоящего шотландского виски. А чтобы купить целебное пойло, нужны деньги. На все нужны деньги, так что торг вспыхнул с новой силой.

Сыновья Бэньши выкидывали нализавшихся посетителей за дверь, а конопатый мальчишка собирал кружки, смахивая мусор на пол, когда Эмили и Эсми договорились. Линстон поправила капюшон и вышла через дверь, а ее сообщник предпочел более сложный путь. Он вылез через окно туалета в узкий загаженный проулок. Осторожность становится вредной привычкой, если количество людей, горящих желанием набить тебе морду или выцарапать глаза, превышает количество галлеонов, которые получает за одну ночь самая красивая девушка из борделя мадам Орфеи.

Эсмарх оглядел Лютный переулок, вдруг какая-то неведомая сила схватила его за шкибот и с легкостью оторвала от земли, он и ахнуть не успел.

* * *

Тролль, огромный как гора, тащил Мозеля под мышкой, тот отчаянно пытался вырваться из каменной хватки. В ответ тролль покрепче зажал свою добычу, Эсмарх захрипел и в агонии задрыгал ногами. С левой ноги слетел ботинок, из дырки в грязном полосатом носке нагло выглядывал большой палец. Что поделаешь, не предупредили Мозеля, что сегодня его собираются убивать, а то он бы обязательно надел новые носки.

Тролль свернул в сырой и темный тупичок, толкнул тяжелую дверь, и они оказались в коридоре с низким потолком, едва освещенным волшебными лампами. Эсмарх повертел головой, но ни унылые голые стены, ни грязный пол не прояснили его ближайшее будущее.

Они добрались, тролль остановился и осторожно постучал, тяжелая дверь все равно содрогнулась. Получив разрешение войти, он неловко попытался протиснуть массивное тело в узкий проем. И, конечно, больше всех пострадал Мозель, которого пару раз ударили о косяк. Потом его полудохлое тело швырнули на пол, пушистый ковер немного смягчил падение. Да-а, дружеским такое обращение не назовешь. Эсмарх мужественно поднял голову, чтобы взглянуть в лицо опасности и понял — ему и вправду крышка.

— Госпожа Аспазия... – пролепетал он и попытался подняться, но каменная нога придавила его к полу.

Если коридоры в этом здании были серые и убогие, то кабинет обставляли с бьющей в глаза роскошью. Стены задрапированы дорогими гобеленами, стол блестел лаком и подавлял своей солидностью, так же как и высокие шкафы.

Сама хозяйка была разодета как китайская императрица: в багровые шелка с восточными узорами, изящные золотые безделушки украшали высокую прическу и тонкие длинные пальцы. Искусные драгоценности подчеркивали витые рога и крысиные когти.

На первый взгляд хрупкую фигурку можно переломить двумя пальцами, но в присутствии Аспазии кровь стыла в жилах. Лучшую часть своей души она унаследовала от демона, а худшую — неизвестно от какой твари. Ее лицо напоминало морду богомола, особенно глаза — очень большие, выразительные, темные, они всегда провожали людей голодным взглядом.

— Эсмарх, ты думал, что сможешь меня обмануть? – голос чудовища оказался певучим и приятным. Аспазия встала из-за стола и сделала пару шагов, но остановилась, наблюдая, как жалкий человечишка отчаянно мотает головой, протирая подбородком ковер. – Ты морочил голову моей бедной девочке, и решил, что это сойдет тебе с рук?

— Нет, нет, что Вы, я никогда бы не решился на такой поступок. Просто возникли некоторые сложности, Вы же понимаете... — Эсмарх лихорадочно бормотал оправдания, удивляясь, что язык его не подвел.

— Значит, ты нашел жениха для моей дочки? — спросила дьяволица и приказала троллю слегка приподнять ногу.

Мозель лежал ни жив ни мертв. Кажется, истекали его последние минуты. О, всемогущая магия! Как найти девице жениха, если у нее лицо, что волдемортова задница? До чего же не хочется умирать молодым. А секунды вместо того, чтобы замедляться, как описано в романах, летели так быстро, что человеческая мысль не могла за ними угнаться. Никакой идеи, никакого озарения…

— Так нашел или нет? – нетерпеливо переспросила Аспазия.

— Понимаете, я очень старался, ночами не спал… — закончить Эсмарх не сумел, так как на спину опять опустилась стофунтовая ступня, ребра жалобно затрещали.

— Нашел-нашел, – заорал он, пока его не раздавили как букашку. — Это... Это... Гарри Поттер.

— Тот самый Гарри Поттер? – поинтересовалась Аспазия, и, повинуясь ее жесту, слуга послушно убрал ногу.

— Тот самый Гарри Поттер – национальная гордость, национальная радость и национальная прелесть.

Мозель приподнялся и теперь, вроде как, стоял перед Аспазией на коленях. На большее не хватило сил, каждый вдох отдавался болью в грудной клетке. Эсмарх поклялся, что если выберется живым из этой переделке, пожертвует на фиам и ладан всем богам, которых вспомнит.

Сейчас плут как никогда был похож на тощего кота. Кота, который весь день дрожал, цепляясь за тонкую ветку, пока его не сняли добрые люди. Но чувствуя под ногами твердую землю, или в данном случае пушистый ковер, Мозель вновь обретал потерянную самоуверенность. Голова еще кружилась от воспоминаний о пропасти, над которой он болтался, казалось, целую вечность, но в ней уже блуждали мысли о возможной наживе.

— Это предприятие потребует дополнительных расходов, — Эсми нацепил на лицо приятную улыбку.

Зря старался, рядом с Аспазией его искрометное обаяние превратилось в уксус. Тогда он попробовал сосредоточиться на ее драгоценностях, золоте, камешках. Их сияние и блеск согревали душу и возвращали силы. Близость легких денег придала ему смелости. Мозель опять улыбнулся уже на много теплее и непринужденней, но без наглости, и напустив на себя скромный вид, сказал:

— Гарри Поттер — очень перспективный жених. Разве такое заманчивое предложение не заслуживает дополнительной награды?