Свет-и-тьма (джен)

Заходящее за лесом солнце невесомыми мазками червонного золота легло на посеревшие от старости стены двухэтажного дома. В его лучах взвилась золотая пыль и скрылась, подхваченная теплым ветерком.

Конрад отвел взгляд от своей руки, лежащей на перилах крыльца, и поднял голову на дверь. Ржавое кольцо ручки было знакомо, и он отогнал от себя вопрос, что он делает здесь теперь.

Дверь поддалась, словно только его тут и ждали, и он вступил в прихожую. Теперь не было страшно, совсем не так, как тогда, когда два года назад он вбежал сюда, не помня себя, и трясущимися руками вставил засов в пазы.

Где-то наверху раздался шорох, но и тогда страшно не стало. Улыбнувшись, Конрад скинул потрепанный дорожный мешок прямо на пыльный пол. Здесь почти никого не было.

Лестница заскрипела под его шагами. Дом словно узнавал его, своего давнего жильца, который полгода боялся ступить дальше, чем того требовала необходимость.

В спальне еще лежала на кровати книга, развернутая на середине. В том самом месте, куда он шагнул, не ища в новом мире ничего, подгоняемый только отчаянием и желанием гибели — вместе со жгучим желанием обрести любовь и поддержку.

Он сдул с книги пыль и перевернул несколько страниц. Дальше книга лгала, и не стоило больше принимать написанное всерьез. У него получилось помочь другим, но получилось ли помочь себе?

За мутным стеклом погас последний луч солнца, и Конрад медленно обернулся на проём двери.

По коридору за его спиной медленно кралась безглазая тьма, и он, закрыв лицо руками, осел на постель. Стоило вернуться сюда только для того, чтобы, почти одержав победу, окончательно проиграть тьме. Спрятаться в ней навсегда, сдаться, превратиться в ничто. Стоило после дней, наполненных любовью и светом, которых он не заслуживал, вернуться в место, которое единственное стало ему домом, впитавшим всю боль и уродство его души, в которую он наконец-то впустил безграничную тьму.