Нормально (джен)

На самом деле, это нихрена не смешно — находиться в одной комнате с дохлой кошкой, притащенной Скоттом, с самим Скоттом, разлагающимся под своим ультрамодным костяным доспехом, и с самим собой. Тоже немножко так разлагающимся.

Ну как «немножко». Дохуя разлагающимся под толщей собственного страха, ужаса и желания повеситься на ясене на заднем дворе, лишь бы только не находиться рядом с тем, что когда-то было Скоттом МакКолом, супер-альфой, оборотнем, человеком, поддержкой и опорой, а теперь оказалось грудой костей, скрепленной исключительно магией и остатками тканей.

Трясущиеся пальцы не попадают по экрану айфона, от сладковато-приторного запаха гнили кружится голова, воздух в комнате находится на критической отметке «открытый космос».

— Алло, Лидия? — Лиам не узнает свой голос: надтреснутый и отвратительно слабый. — Лидия? Ты меня слышишь?

— Да.

— Помоги мне.

Помогимнелидия. Помоги мне, Лидия, потому что сам я уже не справляюсь. Помоги мне, Лидия, потому что сам я скоро сойду с ума.

Помоги мне, Лидия. Помогите хоть кто-нибудь.

— Где ты? — Лидия неэмоциональна, холодна, как скала, как воспоминания о старой школе, как... Столбики сравнений кружатся где-то внутри головы, сталкиваются друг с другом, отскакивают от черепной коробки и начинают свое фигурное катание заново.

— Дома.

Лиам постоянно дома, потому что нельзя выйти, невозможно выйти, когда тебя преследует огромный берсерск, отдаленно пахнущий человеком, к которому ты был привязан. Которому верил. Которого, кажется, даже любил.

— Жду тебя в городской библиотеке.

— Я не могу.

— Почему?

— Потому что он, — Лиам почти срывается на крик, но закусывает ладонь до крови, вдыхает как можно глубже, пробуя на вкус гниль, и считает до десяти.

Числа — это мантра.

Числа — это упорядоченная система, гораздо более упорядоченная, чем жизнь.

Числа — это контролируемый хаос, надежный спасательный круг в океане сплошного пиздеца.

— Прикажи ему, — давай, Лидия, будь еще холоднее, забудь о сострадании, Лидия, ты же знаешь, что Лиам — не тот парень, которому поможет сочувствие.

— В смысле?

— Он твой, прикажи ему не преследовать тебя.

— Хорошо, — Лиам выдыхает и швыряет айфон в стену. Хрупкая техника брызжет осколками, которые, наверное, так же, как и все остальное в этой комнате, вязнут в загустевшем безвоздушным пространстве.

Ничего не хорошо.

* * *

В Бикон-хиллз неудивительно слякотный февраль, ботинки вязнут в грязно-серой жиже, холодный влажный ветер бьет по лицу и кусает руки.

Даже метеорология не приносит ничего хорошего.

Лиам идет медленно и постоянно подавляет желание обернуться и убедиться, что Скотт — лучше называть его по имени, повторяет Лиам, тогда не так страшно — не следует за ним, не гремит костями, не дышит над ухом.

«Скотт, — говорит себе Лиам, — дома. Я приказал ему находиться дома. Я приказал, я прика...»

Поток мыслей с разбегу ухает в обрыв, вырытый берсерками. Позади раздаются тяжелые шаги, который Лиам узнает из миллиона, нет, миллиарда, нет, триллиарда любых других шагов.

«...зал», — заканчивает Лиам, закрывает глаза и медленно, так медленно, как только можно, оборачивается.

— Там ничего нет, ничего нет, ничегоничегоничегоничего, — лихорадочно шепчет Лиам, скрещивая пальцы. — Там ничего нет, ничего, кроме какого-нибудь пешехода, который смотрит на тебя, как на идиота, все нормально, нормально, раз, два, — на счет три он распахивает глаза и облегченно выдыхает.

Там действительно никого нет.

Лиам оседает на тротуар и захлебывается истеричным хохотом.