Туман над Городом (джен)

Перейти улицу Альберта и свернуть направо. Распугать птичек на дороге и забежать в магазинчик тети Гарриет за хлебом. Привычный, знакомый маршрут. Я проношусь мимо испуганной девчонки в светлом платье и с размаху впечатываюсь в весеннюю лужу. Птицы, которые вздумали там искупаться, испуганно отскакивают прочь и косят на меня черными глазами. Подмигиваю пичугам и весьма довольный собой выбираюсь из лужи.

— Привет, Ньютон, — приветствует меня тетя Гарриет. Морщусь. Терпеть не могу, когда меня называют так, и уж Гарриет об этом знает. Я понимаю, что это ее маленькая месть за представление с лужей, разыгранное перед ее магазином. Ей не нравится, что я забрызгал ступени.

— Хай, — вскидываю ладонь.

— Как отец? — спрашивает она, наклонившись через прилавок и расположив огромную грудь прямо перед моим носом. Не стесняясь пялюсь в вырез блузки и закатываю глаза:

— Нормально.

Гарриет чуть краснеет и отодвигается подальше — все в нашем городке знают, что у меня мозги набекрень. А мне плевать на общественное мнение. Я сам по себе. Нравится им думать, что у меня не все в порядке с головой — пусть. Я часто слышу шепотки за своей спиной: "Этот странный... его сын". Я не знаю, чем так прославился отец, а повышенное внимание к своей персоне — игнорирую.

— Хлеба, мисс, — говорю степенно и выпрямившись.

— Позер, — фыркает Гарриет и вздыхает. Мне становится смешно. Папа говорит, что никто и никогда не женится на Гарриет, потому что она очень уж сильно хочет замуж. Я тоже так думаю, но иногда мне ее жаль.

— И лимон, — добавляю я, поигрывая бровями. Этот прием лучше получается у Джейка, но я тоже кое-чему научился. Жаль только, что у меня брови светлые — не тот эффект.

— Лимон-то зачем? — спрашивает Гарриет, и на ее лице отражается мучительная работа мысли. Ради одного этого зрелища стоило просить лимон. Да незачем. Не нужен он мне, конечно. Я эту кислятину терпеть не могу. Зато мне нравится их цвет. Яркий и солнечный.

— Мне нравится, что он желтый, — честно отвечаю я.

— Иди уже, — ласково говорит Гарриет. Она добрая. Просто несчастная.

Оказавшись снаружи, пристально изучаю улицу. Тихо. Приближается полдень — самое жаркое время, и никому не хочется выползать на улицу. Дорога покрыта мелкой пылью: делаешь шаг и идешь, окутанный туманным облаком. Можно представить себя путешественником из книжки. У нас мало книг. А жаль. Я бы читал.

Скидываю старые, износившиеся кроссовки и несусь по дороге босиком. Пыль мягко обволакивает ступни — будто по ковру бежишь.

В нашем коттедже тоже тихо, лишь чуть слышно жужжит духовка — отец опять готовит. У него это плоховато получается, но он старается.

— Пап? — заглядываю на кухню. Отец сидит, уткнувшись в утреннюю газету. Поднимает голову. Он у меня совсем не старый, но иногда мне кажется, что ему не тридцать четыре, а все пятьдесят — такой у него потухший взгляд.

— Ньют... — растерянно говорит он, будто ожидал увидеть кого-то другого. Кого, интересно? К нам никто не заходит.

— Да, пап, это всего лишь я, — говорю нарочито бодрым голосом и выкладываю лимон на середину стола.

— Что это?

— Лимон, пап. Всего лишь лимон. Желтый.

Отец начинает улыбаться, задумчиво разглядывая мою внезапную покупку. Он всегда меня поймет. Просто в последнее время что-то не клеится у нас никак. Но тут не моя вина, а... впрочем, не мне лезть в личную жизнь отца. Тем более сегодня у нас выходной.

— Я тогда сделаю лимонный соус, — задумчиво говорит он.

— Ммм... А ты его раньше делал? — невинно интересуюсь я.

— Нет, — смеется отец, — но я постараюсь, — серьезно добавляет он.

— Ага, — я киваю, — давай помогу.

— А давай, все лучше, чем по улице носиться. И иди ноги вымой, посмотри сколько пыли....

Да, пыль — это проблема. Она везде. Пыльный Город. Мы дышим пылью, она просачивается в наши дома. Мы пропитались ею насквозь. «Пыльные люди» — так называет нас всех тетя Бренда.

И, когда я смотрю на себя в зеркало, на свои всклокоченные волосы, серую от пыли кожу, я понимаю, что это правда. Мы и в самом деле «пыльные люди».

Негромкий стук по стеклу (два длинных, три коротких) прерывает мои размышления, и я, бросив виноватый взгляд на отца, выбегаю на улицу.

Джейк уже там, стоит, задумчиво изучая пресловутую пыль под ногами.

— Пошли, — коротко бросает он, и я послушно плетусь за ним.

Джейк привык командовать. Думает, если он немного старше, то имеет на это полное право. Я так не считаю, но все равно почему-то послушно следую за ним.

Мы выходим за черту города, к лесу, и я останавливаю Джейка, тронув его за плечо.

— Что? – оборачивается он. Друг, как всегда, немногословен.

— Куда мы идем, Джейк?

Он вздыхает, понимая, что отвечать придется. Иногда во мне просыпается завидное упрямство.

— Я нашел кое-что, — бурчит он, намереваясь углубиться в лес. Я леса, честно говоря, всегда побаивался. Нечего нам там делать. Туда только специальные отряды строителей ходят: взрослые, крепкие мужчины. А с тех пор как над лесом все чаще стал нависать этот туман, нам и днем запретили там появляться. Но для друга закон не писан.

— Ньют, пошли, — дергает меня Джейк за рукав рубашки, – мы не в лес, не ссы. Пройдем по опушке, выйдем к морю.

— Окей, — я вздыхаю. Большего от Джейка не дождешься, знаю точно.

Когда мы выходим на песчаную отмель, я блаженно прикрываю глаза и втягиваю носом свежий морской воздух. На побережье немного прохладней, чем в городе. Поэтому мы с Джейком и любим здесь бывать. Его мать говорит, что мы два больших балбеса и тунеядца. Но это она любя, конечно. Тетя Бренда никогда не скажет про нас плохого всерьез. Просто мы с Джейком и правда не очень любим принимать участие в общественной жизни Города. Убирать мусор, работать на ферме и еще всякое разное. Поэтому стараемся увильнуть от этих почетных обязанностей при первой же возможности.

— Смотри, Ньютон… — тихо шепчет Джейк каким-то хриплым, незнакомым голосом. Я послушно смотрю, но ничего не вижу, кроме песчаной косы и лениво набегающих на берег волн.

Но Джейк продолжает всматриваться в песок, куда-то нам под ноги. Выражение его лица хмурое, будто он пытается решить важную задачку по математике, на манер тех, которые нам задает в школе дотошный мистер Арис. Я слежу за направлением его взгляда и замираю.

Там бутылка. Простая стеклянная бутылка, за которую можно бартернуть хлеба или мяса, ведь в Городе очень мало таких вещей. Говорят, что до наступления Новой Эры было много всякого из стекла, но потом привычные пластиковые тары вытеснили стеклянные чуть более, чем полностью. Очень скоро люди поняли, что пластик недолговечен, но технологии получения стекла в Городе просто нет. Все, что нам нужно из посуды, изготавливается из глины, а стекло теперь – настоящая ценность.

— Гм, — скептически замечаю я, — ты решил поделиться со мной своей добычей?

— Да нет же, придурочный ты шенк! – возмущается Джейк. — У тебя головешка вместо головы? Думай!

Я даже немного обиделся. Джейк всегда так. Вместо того, чтобы объяснить по-человечески, начинает говорить загадками и требовать, чтобы я непременно эти загадки разгадывал.

И тут до меня доходит. Откуда здесь стеклянная бутылка? Возможно ли, что кто-то из Города бросил ее тут? Нет. Очень сомневаюсь — ведь это настоящее сокровище. И вот этот факт нахождения стеклянного предмета на побережье Города очень настораживает.

Я наклоняюсь и хватаю бутылку за горлышко, пытаясь вытянуть ее из вязкого песка. Джейк, хмурясь и покусывая нижнюю губу от нетерпения, принимается мне помогать. Очень скоро мы стоим, разглядывая сосуд из темно-зеленого стекла, внутри которого виднеется что-то белое.

Приглядевшись, я понимаю, что это не что иное, как записка.

— Там бумажка, Джейк, — выдаю я самое умное за сегодняшний день.

— И что ты предлагаешь? – весело спрашивает Джейк, загадочно улыбаясь.

Действительно, что? Разбить? Об этом не может быть и речи. Но с бумагой внутри она все равно непригодна, а просунуть пальцы сквозь узкое горлышко невозможно.

Джейк уже рыскает по песку в поисках подходящего предмета. Вдруг его лицо озаряется пониманием, и он, залихватски запустив руку в карман потрепанных брюк, извлекает оттуда рыболовный крючок в спичечном коробке.

Я молча аплодирую, всем своим видом выражая восхищение его блестящим умом. Джейк смеется и отвешивает мне шутливый поклон, после чего мы хохочем уже вдвоем. За что я люблю Джейка, так это за то, что нам вовсе не обязательно разговаривать вслух. Друг меня понимает и без слов.

Крючок идет в ход, и очень скоро на свет извлекается мятая, пропахшая морем бумажка. На удивление – сухая. Мне кажется это странным, но я вскоре забываю об этом, вглядываясь в скупые, мелкие буквы в верхнем правом углу оборванного листа.

«Помогите. Мы сходим с ума. Пожалуйста… Он убивает нас. Ла…»

Половина листа отсутствует и дочитать мы не можем. Мы молчим, каждый погружен в свои мысли. Мне кажется, что от наспех нацарапанных строчек веет отчаянием и безысходностью. Я словно ощущаю их запах: противный смрад, перебивающий все. На меня иногда находит, я начинаю чувствовать странные запахи. Обычно это эмоциональное. Тетя Соня, она врач, считает, что у меня повышенная нервная возбудимость, а запахи — просто мое воображение.

— Хреновая штуковина, скажу я тебе, — тихо говорит Джейк, в его глазах нет и намека на прежнюю насмешливость. Тоже чувствует, что бумажка отнюдь не простая.

— Я покажу отцу, – решение приходит быстро.

— Валяй, — вяло машет рукой Джейк, — может, твой старик скажет что-то умное.

Я растеряно киваю и прячу бумажку в кулак. Отчего-то она кажется мне до безумия важной. Мне не хочется ее никому отдавать.

* * *

Отец дома. Он вообще крайне редко выходит на улицу. Я слышал, что он много сделал для Города в самом начале, когда колонисты только оказались на этой земле, оградив себя от вируса, именуемого Вспышкой, но потом сильно сдал. В Городе ходит много сплетен о нашей семье. Кто-то говорит, что отца подкосила смерть моей матери, кто-то треплется о его личной жизни, но я эти разговоры пропускаю мимо ушей.

— Пап, — говорю нарочито громко – тишина в доме раздражает, — ты как? Смотри, что я нашел!

Отец тяжело поднимает голову — видимо, дремал в кресле — и смотрит на меня. Секунда – и холодный, чужой взгляд сменяется теплотой, свойственной только ему. Больше так смотреть на меня некому.

— Что там у тебя? – спрашивает он с интересом.

— Записка. Мы с Джейком нашли бутылку. Она из стекла, а внутри была записка.

Отец смотрит на меня удивленно, но спустя пару секунд требовательно протягивает руку.

Я послушно вкладываю найденную записку ему в ладонь. На взгляд Джейка, у нас вышел вполне равноценный обмен. Ему — бутылка, мне — записка. На мой же – записка куда ценнее всех стекол на свете.

Отец внимательно изучает измятый листок. Закрывает глаза и откидывается на спинку кресла. Повисает тягостное молчание, которое всегда меня так злит.

Тишина прерывается настойчивым звонком в дверь, и я покорно плетусь открывать, с тоской осознавая, что момент упущен, и отец не станет уже ничего говорить. Попытка расшевелить его оказалась неудачной.

Я только успеваю повернуть ручку, как в комнату врываются тетя Бренда и отец Джейка. Последний не любит, когда его называют дядей или мистером, и я привык звать его просто по имени.

— Томас! – тетя Бренда замирает посреди комнаты. Голос у нее сейчас непривычно напряженный и резкий.

— Добрый вечер, Бренда, — спокойно отвечает отец. – Минхо, – он пожимает руку отцу Джейка и вымученно улыбается.

— Ньют, иди-ка прогуляйся, малыш, — говорит Минхо и приобнимает меня за плечи.

— Окей, — я пожимаю плечами и послушно плетусь к выходу. Если уж эти двое появились на пороге нашего дома, то дело серьезное. Они не враги, конечно, но и доброжелательности в их общении с отцом я никогда не замечал.

Под окном ожидаемо обнаруживается Джейк. Лежит прямо под подоконником, чтобы его не заметили. Молча указывает на место рядом с собой.

Я пристраиваюсь рядом и замираю, стараясь даже не дышать. Мне безумно интересно, зачем тетя Бренда и Минхо нагрянули к нам.

Голоса наших с Джейком родителей еле слышны, но я улавливаю встревоженные интонации и все-таки различаю слова.

— Ты думаешь, это очередное испытание, Том? – с напором спрашивает тетя Бренда.

— Не знаю, — голос отца практически неразличим: так тихо он говорит, — тебе виднее.

— Я сожгла трансплоскость, — с тоской отзывается мать Джейка, — она была единственной в своем роде, уж я-то знаю.

— Значит есть еще, — отрезает Минхо, — или ты считаешь, что бутылка приплыла к нам по морю? А слово, начинающееся на «Ла», это, конечно, «лаванда».

— Они продолжили, — вдруг говорит отец, — они не остановились.

— Пусть, — со злостью бросает Минхо, словно плюется, — пусть творят, что хотят, к нам это не имеет никакого отношения. Если кто-то хотел подкинуть нам очередную Варианту, он просчитался. Дети больше не увидят ни записок, ни бутылок. Я прослежу за этим.

— Ньют всегда добивается желаемого, — произносит отец, и я прямо вижу, как на его губах расцветает грустная усмешка. Может, я напоминаю ему маму, поэтому он такой печальный?

— А ты сделай так, чтобы он сидел дома и занимался полезными вещами. Этих оболтусов давно никто не видел на полях, а сбор урожая в самом разгаре. С завтрашнего утра пусть принимаются за работу.

Джейк хватается за голову и издает возмущенный вздох прямо мне в ухо. Я стараюсь отодвинуться подальше, но безуспешно. А выдавать себя мне категорически не хочется: за такое отец и правда запереть дома может. А так я с ним, возможно, еще и договорюсь.

Бросаю сочувственный взгляд в сторону Джейка: его родители теперь точно никуда не выпустят. И чего их так напугала какая-то записка? О том, какие эмоции вызвал злосчастный клочок бумаги у меня самого, я к тому моменту успел забыть.

Бренда и Минхо уходят только через час, продолжая о чем-то тихо переговариваться, но мы уже не слушаем, пытаясь придумать коварный план по увиливанию от завтрашних работ.

Вечером, когда я пытаюсь поговорить с отцом, он молчит. Просто смотрит в стену и молчит.

— Мы умираем, — вдруг роняет он, и я невольно вздрагиваю от звука его голоса.

— Почему? – спрашиваю тихо, затаив дыхание.

— Мы деградируем, Ньют, — произносит он чуть слышно. – Мы обречены умирать. Если мы не выйдем на Большую землю в самом ближайшем будущем, нам грозит полная деградация, и это, поверь, куда хуже Вспышки.

— Папа, а что там за слово на «л» было? – интересуюсь я как бы между прочим. – Вы же поняли, так? Я почувствовал.

— Не знаю, Ньют, – лицо отца будто каменеет. Он замирает и снова начинает смотреть в стену.

Ночью я сплю беспокойно и просыпаюсь от бормотания отца. Он кричит во сне, зовет кого-то. Но не непонятные имена прошлого интересуют меня сейчас. Нет. Всего одно слово. Зловещее и безумно важное. С запахом подгоревшего молока.

Лабиринт.

«Беги, Ньют, — бормочет отец, и я каким-то шестым чувством понимаю, что речь не обо мне, — беги! Минхо, помоги ему… это.. лабиринт… лабиринт – это код»…

Они никогда не рассказывали нам о своем прошлом. Никогда. И я понимаю, что тут есть тайна. И я буду не я, если не узнаю, в чем тут причина.

* * *

Утром над Городом снова туман. Он стал как будто гуще и белее. Словно молоко. Он наползает из-за деревьев леса, откуда-то с моря, и мне кажется, что мы упускаем что-то чертовски важное, игнорируя его вот так.

Я еще с минуту вглядываюсь в белесую пелену и прикидываю, через сколько она накроет Город... Через месяц? Два?

Однако на долгие размышления у меня времени нет: я уже и так порядком опаздываю на занятия.

Сегодня мне везет — я успеваю раньше учителя.

— Мистер Арис, у меня не получается эта задача. У нее нет решения.

Умница Кристен откладывает дощечку с нацарапанными формулами в сторону и выжидающе смотрит на преподавателя. Мистер Арис задумчиво оглядывает класс, и я невольно съеживаюсь под его взглядом: бледно-голубые глаза всегда смотрят очень пронзительно, и мне порой немного нехорошо от этого.

— Кто еще из вас считает, что у этой теоремы нет доказательства? – угрожающе спрашивает он.

— Я, — говорю уверенно и спокойно. Она и правда недоказуема. И мистера Ариса я не боюсь.

— И я, — вскидывает руку Джейк, подмигивая мне.

Гляжу на него в удивлении – ему-то откуда знать, геометрия – это совершенно не его. А говорит он так только из солидарности со мной. Мы же с ним одной крови. Братья. Ну, это такая глупая детская клятва, которую мы до сих пор помним.

— Вы правы. Вы, трое, свободны. А остальные остаются еще на полчаса, чтобы не бояться высказывать свое мнение.

Ошарашенный, я вылетаю на улицу и сбиваю с ног Джейка:

— Идиот! Ты-то откуда знал, что доказательство невозможно?

— Да не знал я, отцепись, образина, — хохочет Джейк, — просто я подумал, что раз вы с Крис так уверены, то значит, есть возможность уесть старика Ариса. Почему бы и нет?

— Почему бы и нет? – повторяю я и глупо улыбаюсь.

Кристен смотрит на нас двоих и начинает смеяться. Она очень красивая. Худенькая, со светлыми волосами, собранными в хвост на затылке. У нее необычные глаза зеленоватого оттенка и.. Стоп. Не стоит углубляться, а то я поверю, что влюблен.

В этот день мы стараемся не думать ни о странных записках, ни о манящем свежим воздухом побережье. Не сейчас. Как говорит Джейк, если мы хотим что-то узнать – самое время залечь на дно. Выждем, усыпим родительскую бдительность и тогда снова вырвемся к берегу.

Сбор урожая проходит скучно и утомительно, как ему и положено. Джейк бросает на меня многозначительные взгляды, но не решается сбежать под тяжелым взглядом Минхо, который действительно, как и обещал отцу, не спускает с нас глаз.

Вечером я плетусь домой еле-еле. Даже Джейк, устало шагающий рядом, молчит. День измотал нас окончательно. Видимо, мы совсем отвыкли от физической работы, и тетя Бренда абсолютно права. Тунеядцы.

Дома ждет вкусный ужин и привычно молчаливый отец. Сейчас это не раздражает – напротив, я рад, что он молчит, потому что я сам говорить не в состоянии.

Внезапно раздается звонок в дверь, и на меня накатывает нервозность, с едко-кислотным запахом, что лимонным привкусом оседает во рту.

Дверь распахивается. На пороге тетя Денниз, мать Кристен.

— Томас, она пропала, — плачет она, — пропала…

— Тихо, Денни, тихо – в голосе отца прорезаются властные нотки, и это очень непривычно.

— Она пропала, — всхлипывает Денниз, проходя в комнату, и разражается рыданиями в нашем кресле.

— Принеси воды, — кивает мне отец, и я послушно топаю на кухню за водой, недоумевая, куда могла деться Кристен. Денниз воспитывает дочь одна, ее отец погиб давно — на него неудачно упало срубленное дерево — и поэтому то, что речь идет именно о Кристен, я понял сразу.

Всхлипывая, Денниз сбивчиво рассказывает, как ждала Кристен со школы, но та так и не вернулась, как она подумала, что Кристен ушла на сбор урожая, но и там ее не оказалось... И вот она решила прийти за помощью к моему отцу.

— Ты самый умный, Том, — шепчет она, вцепившись ему в руку, — ты всегда был самым умным из нас... Помоги мне...

— Чем я могу помочь? — удивляется отец. Но тут же добавляет: — Мы организуем поисковый отряд в лес и на побережье. Прочешем все окрестности и найдем твою дочь.

Не стоит тешить себя напрасными мечтами о том, что я каким-то волшебным образом окажусь в составе поискового отряда, поэтому я ретируюсь в свою комнату, чтобы не привлекать излишнего внимания.

* * *

Поисковый отряд, состоящий из отца, Минхо, мистера Ариса, и мистера Гарольда, которого все называют Котелком, возвращается наутро. Отец скидывает пыльник и долго моется во дворе, разбрызгивая воду вокруг душевой кабинки.

Я выжидаю на ступенях, злой и невыспавшийся.

Наконец, отец появляется на крыльце, но лишь отрицательно качает головой.

— Не нашли? — выдыхаю я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Мысль, что я больше не увижу Кристен, невыносима. Тревога тугой спиралью закручивается где-то в животе, поднимается вместе с кровотоком до самого горла и душит, будто стальная проволока.

— Нет, — коротко отвечает отец и заходит в дом, мягко отодвинув меня с дороги.

Я смотрю ему вслед и понимаю, что пришел момент для главного вопроса.

— Папа... Что такое Лабиринт?

Отец замирает. Его спина делается прямой, словно каменной, и я невольно отступаю назад, чуть не скатившись вниз по ступенькам.

— Детская головоломка, — отвечает тихо, спокойно. Излишне тихо и спокойно.

— Нет. Лабиринт. Где был Ньют.

Оборачивается. В глазах такая тоска и горечь, что мне становится просто страшно.

— Его больше нет.

— Лабиринта?

— Ньюта.

Дверь на кухню захлопывается так громко, что, кажется, весь дом трясется. Мне ничего не остается, кроме как забраться с ногами на диван и ждать, когда отец соизволит выйти.

Требовательный стук в окно прерывает мои грустные раздумья. Распахиваю створки и вижу довольно лыбящуюся физиономию Джейка.

— Я нашел! — говорит он с заговорщицким видом, и я высовываюсь из окна по пояс, чтобы увидеть, что он хочет мне показать.

— Да нет, — Джейк опускает руки, и я теперь могу разглядеть, что у него ничего нет. — Я про другое. Отец и остальные нашли в лесу что-то. Точнее кого-то. И я знаю, куда они этого кого-то отвели...

Прикалывается? Нет, правда — вон как глаза горят...

Не раздумываю больше ни секунды — перемахиваю через подоконник, спрыгивая на землю.

— Куда идти-то? — деловито спрашиваю у Джейка.

— Я покажу.

Мы идем довольно долго, на другой конец Города, минуя переулочки и тупики, изученные нами вдоль и поперек еще в детстве. Я уже перестаю чему-либо удивляться, когда мы выходим прямо к окраине. К дому мистера Ариса.

Я здесь уже бывал. Один раз — совсем маленьким, с отцом, и позже — когда уже учился. Мне нравилось болтать с учителем, и он однажды пригласил меня к себе домой и показывал разную посуду, которую сам вылепил из глины.

— Арис? — шепотом спрашиваю я.

— Ага, — с довольным видом отзывается Джейк. — Тут есть сарай. А вот там...

— Крис? — с испугом спрашиваю я, успев ужаснуться тому, что ее поместили в сарай под замок.

— Нет, — смеется Джейк, — кое-кто другой.

Мы только успеваем перелезть через невысокий забор, очутившись во дворе мистера Ариса, когда я слышу знакомые голоса на улице. Отец!..

— Ложись! Живо! — шипит на меня Джейк, и я торопливо растягиваюсь рядом с ним, чтобы нас не заметили в высокой траве. Трава очень жесткая и даже оставляет мелкие порезы, но мы мужественно терпим, потому что за проникновение в чужой дом без разрешения нас по головке не погладят.

Мистер Арис открывает калитку, и весь недавний поисковый отряд, к которому присоединились еще несколько горожан, входит во двор.

Отец очень взволнован, лицо у него напряженное, непривычно жесткое. Не хотел бы я попасться сейчас ему на глаза.

— Где она? — вскрикивает тетя Бренда, и ее голос, встревоженный, с визгливыми нотками опять так не похож на привычный мягкий тембр.

— Тут, — спокойно откликается мистер Арис и идет к сараю. С ним идет и Минхо. Спустя пару минут они появляются, ведя за собой связанную девушку.

Ей лет семнадцать на вид, у нее темные волосы и азиатский разрез глаз. Чем-то она напоминает мне Джейка...

Ее грубо кидают посреди двора, и она поднимает на окруживших ее людей заплаканные глаза.

— Ты работаешь на ПОРОК? — спрашивает отец. В его голосе ощущается лед.

— Да, — ее плечи начинают подрагивать, она плачет.

— Ты иммун? — это уже тетя Бренда, но жесткости в ее голосе не меньше. Джейк рядом со мной шумно выдыхает сквозь стиснутые зубы. Он явно не ожидал увидеть свою мать... такой непримиримо жесткой.

— Да. Но я...

— Молчи, пока не спросили, — мистер Хорхе, наш городовой.

— Вы отстроили его заново? — отец. Голосом, абсолютно лишенным интонаций.

— Лабиринт? Да. И это ужасно.

— Тебе ли об этом говорить, тварь? — с ненавистью бросает тетя Бренда.

— Да! Я помогала им! Я жила среди них. Но все, что я знаю, это то, что ПОРОКу нужен Томас. Он может спасти их всех. Он знает выход.

— Ты же как-то вышла... — тихо говорит Минхо, на шаг отступая от незнакомки.

— Трансплоскость. Один заряд. Сюда и обратно. Я не сбежала! Я хочу помочь им! Да поймите же! Мне просто нужен Создатель... Томас...

Отец? Я вздрагиваю и смотрю на разворачивающуюся сцену с ужасом: о чем она? Создателем чего является мой отец?

— Он ничего не помнит, — говорит мистер Арис.

— Это неважно... Вы не понимаете... пятьдесят подростков, запертых в огромном Лабиринте.

Минхо вдруг начинает смеяться. Смех у него грубый, больше похож на похрюкивание.

— Нет, ну куда нам... конечно, мы не понимаем...

— Они умирают... Томас должен помочь.... он Создатель... он должен...

— Кристен, — прерывает ее бормотание отец, — где Кристен?

— Они будут забирать ваших детей, — в ее глазах вспыхивает какой-то безумный огонь, — каждый месяц по одному. Пока бывшие приютели не войдут в Лабиринт снова.

— Семнадцать лет... — говорит отец, — семнадцать лет прошло. Почему мы должны тебе верить? ПОРОК был уничтожен подпольной организации на финальной стадии эксперимента.

— Не все погибли. Многие продолжили святое дело ПОРОКа, — ее глаза загорелись фанатичным огнем, — Вспышка должна быть побеждена. Люди не могут прятаться вечно. Вы вымрете. Посмотрите на себя. На своих детей... жалкое зрелище... И туман.. туман накроет вас...

— Откуда ты? Что ты знаешь про туман?.. — тетя Бренда вдруг со всего размаха дает девушке пощечину. Минхо перехватывает ее руку, выкручивает, а я еле сдерживаю Джейка, который уже до крови искусал себе губы.

— Они следили за нами! — кричит Бренда. — Они следили за нами... — она тоже начинает плакать.

— Конечно, следили. Эксперимент должен быть доведен до конца. Пятнадцать лет ушло на то, чтобы воссоздать гениальное творение Томаса и других. И теперь Создатели должны войти в Лабиринт. Это финальная Варианта.

— Слушай сюда, — Минхо смотрит на девушку сверху вниз, в его глазах — жалость вперемешку с брезгливостью, — ни один из нас не покинет территорию Города. Мы найдем эту дыру тут у себя. Никто из ПОРОКа больше не сможет шастать тут как у себя дома. Мы еще не решили, что делать с тобой, кстати. Но до утра ты будешь тут.

Они еще долго говорят и размахивают руками. Спорят о безопасности, об ограничении наших походов за территорию Города, о тумане и о том, чем он может грозить. Мы с Джейком уже изнываем от невозможности повернуться и всем сердцем ненавидим эту коварную траву, которая исцарапала все тело даже через одежду.

Наконец, постановив, что никто никуда не идет, что Город в состоянии справиться с нашествием загадочного ПОРОКа, все расходятся по домам. Судьба Кристен остается неизвестной.

Джейк тоже отправляется домой, но я не спешу.

Я еще пару минут лежу в ненавистной траве, внимательно прислушиваясь к звукам Города. Где-то рядом стрекочут насекомые, ветер лениво шелестит бурой листвой на деревьях. Иногда мне кажется, что я слышу, как шуршит пыль на дороге.

Аккуратно приподнимаю голову: во дворике уже никого нет. Мистер Арис зашел в дом. Он не женат, живет один, и детей у него, насколько я знаю, нет.

Я подхожу к сарайчику и тихонько стучу в окно. За стеклом тут же показывается растрепанная голова девушки. Руки ей уже развязали.

— Как тебя зовут? – шепотом спрашиваю я.

— Ки, — откликается она, — меня зовут Ки. А ты... Томас?.. Ты Томас?

— Нет, — легкое движение головы, — я его сын. Ньютон. Ньют.

— Сын... Ты на него похож, да?

— Наверное, — неопределенно пожимаю плечами, — так говорят.

— Ньют... Уговори его пойти со мной в Лабиринт... Им и правда нужна помощь.

— Какой Лабиринт? — спрашиваю я.

— Огромный. С гриверами. Жуткие создания со склизкой кожей и всякими такими острыми штуками снаружи. Полукиборги.

— Полу... прости, кто? — это слово мне явно незнакомо.

— Киборги. Ну... это такая машина. Робот.

Отрицательно мотаю головой. Таких терминов я не знаю. Что-то, кажется, мистер Арис рассказывал, но я не всегда его внимательно слушал.

— Представь себе огромный Лабиринт, — тараторит Ки, будто боится не успеть рассказать всего, что хочет, — и в середине Лабиринта — Приют. Там можно спастись от гриверов.

— Зачем он нужен? Этот Лабиринт?..

— Лекарство. Вспышка... ну не могли же они вам не рассказывать, а... — она смотрит на меня почти умоляюще.

Я знаю, что такое Вспышка. Про нее и правда рассказывали. Именно из-за этого вируса мы находимся здесь, изолированные от Большого Мира.

— Так вот, эксперимент №1 не удался. Карта мозга так и не была составлена, и около двухсот иммунов оказались здесь, на острове. Но вирус нужно победить. И Лабиринт воссоздан вновь.

— Ты говорила, что мой отец — Создатель?

— Да. Томас создал Лабиринт. Придумал, как победить Вспышку. Потом сам ушел вместе с другими и прошел через сканер, лишившись памяти. От восстановления памяти отказался. Он думал, что все останется позади. Но он Создатель. Он был у самой разгадки, и нам нужен именно он, и его реакции на события в Лабиринте. Его и новых подопытных.

Все, что говорит Ки, кажется мне полным бредом. Это абсолютно, совершенно невероятно! И я чувствую, что мне это безумно интересно.

— Как попасть в Лабиринт? — спрашиваю я, внимательно всматриваясь в ее лицо.

— Со мной. Я покажу трансплоскость. Убеди своего отца. Он должен помочь нам.

— Бутылка? — подумав, спрашиваю я.

— Варианта. Объектам предложили написать и послать письмо о помощи. Они могли это сделать только один раз. И то им пришлось повозиться, прежде чем они нашли трансплоскость.

— Почему я должен верить тебе?

— Туман. Ты видел туман?

Снова этот пресловутый туман... От обилия информации начинает болеть голова.

— Это не просто туман. Климат меняется. Это ПОРОК. Через несколько месяцев, когда туман накроет остров целиком, город уйдет под воду. У вас нет выбора. До этого момента мы должны составить карту мозга и вывезти вас отсюда.

— Где Кристен? — этот вопрос меня сейчас интересует больше, чем туман по утрам и грядущий апокалипсис.

— В Лабиринте. С другими. ПОРОК будет забирать по одному в месяц, пока Томас и остальные участники эксперимента №1 не войдут в Лабиринт снова.

Я качаю головой и кидаюсь прочь. Для меня все это уже слишком.

Пробегаю мимо притихших домов, ноги вязнут в пыли. А ведь раньше не было так пыльно, отец рассказывал...

Отец уже дома. Мрачный и злой сидит у окна. Ждет меня.

— Ньютон, — громко говорит он, и я невольно опускаю голову, — где ты был?

— Я говорил с ней, — четно отвечаю я. Если я рассчитываю на откровенность, то стоит говорить правду.

— И что? — ни тени удивления тому факту, что я был в доме Ариса.

— Она... Пап, а ты Создатель этой штуки, которую она называет Лабиринтом?

— Да. Но я ничего не помню.

— Но... ты же можешь помочь им... Кристен, она... туман...

— Заткнись, Ньют! — я получаю звонкую пощечину и отшатываюсь к стене. Отец меня никогда не бил.

— Ты не знаешь, какие силы стоят за этим! Нельзя идти у них на поводу! Нельзя... — он садится за стол и прячет лицо в ладонях.

Щека нестерпимо горит от удара.

— Ты... — я задыхаюсь от злости, — ты боишься!

— Да! — он вскидывает голову, в глазах — бешеная ярость, — я боюсь, шенк! Я боюсь до судорог, потому что я там уже был.

— А Ньют? — спрашиваю спокойно. — А Ньют боялся?

Еле выдерживаю тяжелый взгляд. Но глаз не отвожу.

— Да. Но он мог смотреть смерти в лицо. А я нет. Но и его больше нет.

— Он есть. Пока ты зовешь меня так, он есть, — говорю уверенно, сам начиная верить в свои слова.

Рано утром я принимаю решение.

Замок с двери сарая слетает на удивление легко. Я бужу Ки и коротко сообщаю ей свой план. Она неуверенно кивает.

Трансплоскость — пленка, которую не видно.

— Давай, Ньют, — говорит Ки, и в ее голосе слышно облегчение: хоть что-то сдвинулось с мертвой точки.

Отец не хочет идти в Лабиринт. Но за мной пойдет. Я должен это сделать. Я не хочу всю жизнь прожить в Городе, ожидая, когда туман накроет нас окончательно, а ПОРОК возьмет всех тепленькими в своих постельках.

Прости, отец.

Ты не оставишь меня одного, знаю.

— Стой, шенк! Куда-то собрался? Без меня? — слышу сзади. Оборачиваюсь. Джейк стоит рядом, обнимая незастегнутый рюкзак, из которого торчит рукоятка ножа и еще какие-то инструменты. Джейк стремительно краснеет и высоко вздергивает подбородок.

— Ну... может, пригодится.

Я не спрашиваю, как он узнал. Я просто радуюсь, что он рядом.

— Быстрее, — торопит Ки.

И мы делаем шаг.