Память о небе (гет)

— Ты все такой же странный, — шепчет Роуз на ухо Доктору.

А он молчит. Смотрит в темноту, крепче сжимает руку девушки и пытается скрыть улыбку.

Ей хочется что-то сказать, нарушить повисшую тишину, но на ум не приходит ничего дельного. Остается только сидеть рядом, бросать на Доктора короткие взгляды, словно пытаясь найти в нем что-то новое, а, может, просто в очередной раз попытаться себя убедить в том, что это он, так хорошо знакомый ей Доктор. Придирчиво всматриваться в его черты, но, несмотря ни на что, видеть перед собой того, кого она так хорошо знала — такие же лучистые карие глаза, задорные веснушки, широкая беззаботная улыбка, которая, казалось бы, может осветить весь мир. И если закрыть глаза, абстрагироваться от всего, что происходит и происходило, можно подумать, что это тот самый, настоящий, повелитель времени.

Впрочем, Роуз так и делает. Который вечер они вот так вот сидят рядом, молчат (так необычно — видеть хотя бы на время замолчавшего Доктора), держатся за руки и изредка поглядывают друг на друга. Иногда их взгляды встречаются, и тогда Доктор расплывается в беззаботной улыбке, как всегда тщательно пряча за ней тревогу, а Роуз смущенно отводит глаза. Ей все еще не по себе, и это ее удивляет, как ничто другое: с каких это пор присутствие Доктора делает ее столь скованной? Возможно, она боится, никак не может представить себе все то, что может последовать за этим?

Сознание громко кричит, что это не Доктор, или Доктор, но совсем другой, не тот, кому всегда будет (или должно?) принадлежать ее сердце, не тот, кого она всегда ждала, будет ждать и тот, кто больше никогда не появится в ее жизни. Но когда он вот так переплетает ее пальцы со своими, когда сидит рядом на широких перилах террасы, свесив вниз ноги в ярко-красных кедах, болтает ими и громко рассказывает об одной из миллиона планет, Роуз чувствует как сбивается ее дыхание, а сердце пропускает удары. И продолжает наблюдать за Доктором.

— И тогда... Тогда с фиолетового неба падают настоящие алмазы! Ну да, они растворяются, как только соприкасаются с твердой поверхностью, и мы обязаны это увидеть! А еще я покажу тебе...

И внезапно замолкает. Смотрит на темнеющее небо, на котором уже яркими точками рассыпались звезды, потом на Роуз, опускает голову вниз и теперь хмуро всматривается в чернеющие макушки деревьев сада. Девушка видит, как его улыбка меркнет, взгляд тускнеет, а плечи поникают. Она хорошо знает, о чем он думает и что его тревожит, хоть и никогда не озвучивает это, и почти понимает его чувства.

Раньше у него было все — каждый промежуток времени, каждый отдаленный уголок Вселенной, миллионы приключений, море новых, самых безумных идей. А сейчас, пожалуй, у него осталось только последнее — непреодолимое желание бежать дальше, по галактикам и вселенным, но никогда прежде он не чувствовал себя столь беспомощным. Не мог смотреть в глаза Роуз. Ведь чувствовал, что она почти осуждает его, почти терпит его присутствие, почти разочарована. А он не может ей дать ничего, из того, чего от него можно ждать — ни неба, ни приключений, только унылую и однообразную жизнь с беспомощным Джоном Смитом. И даже пусть где-то там, в подвале большого особняка Тайлеров, пытается появиться на свет новая, совсем молодая Тардис, это не придает надежды. Вот прошло уже два месяца, а семя остается таким же маленьким, сморщенным и холодным.

Роуз смотрит в небо. Звезды, кажется, становятся ярче, и снова что-то в ее душе колет, дышать на миг становится трудно, а глаза странно щиплет. Но девушка улыбается — поворачивается к Доктору, в упор смотрит на него, и несмотря ни на что, ей становится спокойнее. Сжимает его ладонь, и ждет — снова чего-то ждет, хоть и на этот раз совершенно не понимая, чего именно.