Broken (гет)

Просто назови мне причину, хоть одну — этого достаточно.

Одну секунду, мы не сломлены,

Лишь погнулись, и мы можем снова научиться любить.

Так решено на небесах,

Это написано на шрамах наших сердец.

Мы не сломлены,

Лишь погнулись, и мы можем снова научиться любить.

Pink — Just Give Me A Reason

  

Когда Сантана в очередной раз возвращается домой, в лофте только Курт — спит на диване под тихую, но все равно жуткую какофонию из телевизора с отвратительным сигналом. Сантана сбрасывает сапоги и на цыпочках проходит по всему лофту, но ни Рейчел, ни Блейна, ни даже никаких случайных гостей не находит, и это кажется ей очень странным. Обычно в их жилье шумно и людно — во всяком случае, бывало шумно и людно. Но что могло измениться после ее отъезда?

В холодильнике почти пусто — только пакет молока, какие-то овощи да миска с замаринованной курицей. Возле мойки покоятся три чашки, в одной из них не растворившийся засохший кофе, и именно это Сантану пугает больше всего. Такого беспорядка и неряшливости Курт в своем доме не потерпел бы.

Обернувшись, она пристально рассматривает его. Из-под клетчатого пледа торчит только голова — взъерошенные волосы, слишком бледная кожа и измученное, усталое даже во сне выражение лица. Сантана хмурится — Курт клубочком свернулся под слишком коротким пледом — и тащит из своей "комнаты" одеяло, попутно отмечая, что рейчеловская часть лофта выглядит совсем неживой.

Сантана выключает телевизор, отмывает чашки, на скорую руку готовит жалкое подобие салата и устраивается за столом напротив дивана, разглядывая Курта. Она не знает, стоит его будить или лучше дать отоспаться — уж больно нездоровый у него вид. Но ей ведь нужно знать, куда подевались все и почему лофт выглядит так, будто в нем уходили в запой и так и не убрались.

На улице противно гудят машины, но Хаммел не реагирует ни на один звук, даже на раздражающий смех явно пьяной компании прямо где-то под окном. Или он несколько суток не отдыхал, или что-то совсем не так: ну кто спит в такое время?

 

Курт просыпается ровно в семь вечера: резко переворачивается на спину и выбрасывает одну руку из-под одеяла, откидывая его с себя. Сантана вздрагивает и закрывает журнал, который листала. Курт еще несколько секунд смотрит в потолок, облизывает губы, а затем садится.

Он словно ничуть не удивлен, когда замечает ее, и только кивает, потягиваясь и разминая хрустящую шею. Сантана вздергивает бровь, замечая, что он выглядит похудевшим и еще более изнуренным, чем казался во сне.

— Где все? — чуть более резко, чем собиралась, спрашивает она, и Курт морщится от разрезавшего тишину голоса.

— Привет, Сан, — шепчет он вместо ответа, трет лицо и таращится на нее своими покрасневшими глазами. Сантане кажется, что он похож на подбитого котенка, подобранного кем-то более-менее добрым и только-только отлежавшегося после сотни уличных драк.

— Где все? — уже тише повторяет она и добавляет: — Что с тобой?

Курт встает, бросает странный взгляд на салат и наливает себе воды. Облокачивается о столешницу и начинает так, будто собирается перечислять очень долго:

— Бриттани упорхнула непонятно куда...

— Она тоже дома, я с ней говорила сегодня утром, — вставляет Сантана, сглатывая горечь. Курт выдыхает и укоряюще смотрит на нее.

— Сэм вернулся в Лайму. Мерседес заканчивает альбом. — Глоток воды, и Курт, окидывая стакан мутным взглядом, ставит его на столешницу и, сложив руки на груди, теребит растянутые рукава странно домашнего свитера. — Рейчел в Лос-Анжелесе, снимается в сериале.

У Сантаны голова начинает идти кругом. Как Берри попала в ЛА, да еще и на телевидение? А "Смешная девчонка"?

— А "Смешная девчонка"? — повторяет она вслух. Курт пожимает плечами и невесело усмехается.

— Для нее написали хороший сценарий. В смысле, правда, хороший, — добавляет он, когда Сантана неверяще щурится.

Под окном раздается взрыв хохота, и Курт на секунду прикрывает глаза, будто надеясь таким образом избавиться от неприятного звука.

— Мы... я слышал отрывки, — добавляет он, и эта оговорка напоминает Сантане еще кое о чем.

— А чего Блейн не здесь? — спрашивает она. — Раз все разъехались...

Курт поворачивается спиной, снова наливая себе воды и залпом выпивая весь стакан. У него ссутулены плечи, и он действительно похудел. Сантана пытается вспомнить, сколько ее не было. Месяц, полтора? Вряд ли больше.

— Курт?

Он безэмоционально — так, будто сообщает предсказуемый прогноз погоды — говорит:

— Куда-то уехал, наверное.

Сантана непонимающе хмурится.

— Эм?..

— Можешь, если он тебе так нужен, позвонить Сэму и спросить. — Пауза. — Сэм наверняка знает.

Курт разглядывает грязное пятно на стене за мойкой, как будто до Сантаны и ее удивления ему нет никакого дела.

— Хаммел? — требовательно зовет она. Курт выпрямляет спину так, что какая-то из костей чуть хрустит. Сантана морщится.

— Мы расстались, — говорит Курт, и она не сразу понимает, о чем он. — Я... бросил его.

У Сантаны, кажется, падает челюсть.

Из рукава свитера Курта вылетает несколько коричневых ниточек.

— Бросил? — повторяет Сантана, усиленно заставляя свой мозг переработать это слово. — Как ты, блять, мог его бросить?

В голову через мгновение приходит, что, наверное, лучше было спросить, что случилось, ведь не мог же Курт так поступить на пустом месте, — но... Вообще-то Сантана думает, что он в принципе не мог бы так поступить. Только не снова.

Курт поводит плечами.

— Ты поужинала? — спрашивает он. Сантана на автомате кивает, все еще переосмысляя его фразу. Курт насыпает в чашку несколько ложек кофе. Она приподнимает бровь и бросает взгляд на часы. Хаммел, очевидно, живет в каком-то совершенно сумасшедшем нечеловеческом режиме... И только потом до нее в полной мере доходит.

— А как давно... когда?

— Во-осемнадцать дней назад, — мгновенно отвечает Курт, подавляя зевок, и недовольно щурится, замечая взгляд Сантаны. — Что?

Она только качает головой и цокает языком.

— Нет, — предупреждающе говорит Курт и так устало трет лоб, что она все-таки решает промолчать. — Не... не надо. — Он снова отворачивается, и Сантана замечает, что он сжимает руку в кулак.

Ей кажется, что он силится подавить рыдания.

С улицы снова доносятся смех и пьяная ругань.

 

* * *

— Ку-урт? — тянет Сантана, замерев у входа. Она понимает, что наверняка выглядит смешно с полуснятым сапогом, застегнутым на все пуговицы пальто и вытаращенными глазами, и только закатывает глаза, когда Хаммел смотрит на нее и усмехается.

— Да-а? — с такой же интонацией отзывается он и прикладывает палец к губам, мол, потише.

Сантана стряхивает с себя сапог, вешает пальто и зябко ежится, протирая глаза. Шастать по холодному февральскому Нью-Йорку до полуночи — определенно не самая лучшая идея. Хотя в лофте — не сказать, чтобы значительно теплее, но хоть уютнее. Было.

Она легкой походкой проходит вперед, почти не морщась от боли в ногах, и встает за диваном, тыкая в него указательным пальцем.

— Позволь узнать, что этот человек делает у нас дома?

Курт оглядывается на нее и непонимающе хмурится.

— Спит? — таким тоном, будто предлагает товар, произносит он. Сантана вскидывает брови.

— Спит, — повторяет она, складывая руки на груди. — Спит. На нашем диване. Себастьян чертов Смайт.

Курт кивает и снова возвращается к ноутбуку.

— Какого... — он вздрагивает и снова прикладывает палец к губам, что Сантану окончательно ставит в тупик.

Серьезно, Хаммел? Ты не хочешь, чтобы я случайно разбудила Смайта?

Сантана трясет головой.

— Хаммел. Отвлекись-ка и расскажи, с чего ты решил, что это хорошая идея.

Он устало вскидывает голову, массирует виски и вообще выглядит так, будто сейчас развалится, но ее это нисколько не трогает.

— Тебя слишком давно не было, — произносит наконец Курт.

Вот так-то, видали? Ее слишком давно не было.

 

Оказывается, Курт периодически натыкался на него, спящего в метро. Один раз разбудил и был изящно обматерен прямо на глазах у неодобрительно смотрящих на них пассажиров. Пару раз встретил в клубе в абсолютно нетрезвом состоянии (что он сам там делал, Курт не уточняет) и уже тогда решил притащить домой.

— Значит, — говорит Сантана, пытаясь решить, у кого из них серьезнее проблемы с головой, — значит, теперь у нас пару раз в месяц ночует Себастьян Смайт.

— Ну да, — Курт кивает, словно это совершенно обычно дело, — а то и чаще.

— А то и чаще. — Сантана окидывает свернувшегося под пледом Смайта взглядом. — Скажи-ка мне, Хаммел... — она делает паузу, дожидаясь, чтобы тот посмотрел на нее, — сколько это уже продолжается, а? — но он не отводит взгляда от ноутбука, только говорит:

— Нет.

— Что — нет? — переспрашивает Сантана.

— Нет, ты не о том думаешь. Никто никому ни с кем не изменял.

Ого, он понял, о чем она подумала. Хотя — как тут не понять.

— Тогда какого черта, Курт?!

Он морщится и снова прикладывает палец к губам.

— Не мог же я... — он делает паузу, словно подбирая слово, — его вот так оставить?

Это звучит так, будто Смайт — как вирус. Как зараза: раз подхватишь — и уже никуда от него не денешься.

Сантана, кажется, уже вообще ничего не понимает. То есть, Себастьяна Курт пожалел, а собственного парня, которого бесконечно любил, — нет?

— А что он сам по этому поводу думает?

Курт снова морщит лоб и укоризненно смотрит на нее. Сантане кажется, что он сейчас скажет "Какая разница?" — и тогда у нее точно разорвется голова, — но нет, Курт лишь качает головой.

— Ну, думаю, спать у нас ему гораздо приятнее, чем... где-то в другом месте.

Это звучит так, будто Смайт бездомный.

Почему-то Сантане кажется, что это не так уж и далеко от правды.

 

* * *

Первый раз она застает Себастьяна не спящим в середине марта. Он снова на диване, сидит, обернувшись в плед, пьет чай и смотрит телевизор.

У Сантаны от такого зрелища лезут глаза на лоб. Смайт выглядит очень по-домашнему, и к тому же так, будто часто бывает у них.

Ей не сразу удается вспомнить, что это так и есть.

Она вешает пальто и проходит в кухню. Курт сидит за столом, склонившись над какими-то бумажками, и старательно не читает их, задумчиво косясь на сахарницу. Сахарницу. Откуда у них сахарница, если никому из них она не нужна?

— Откуда взялась сахарница?

Курт вздрагивает, поднимая голову, и удивленно разглядывает Сантану, словно вообще не ожидал ее увидеть.

— Ты же сказала, что поздно придешь.

— Уже довольно поздно. Сахарница, Курт? — ей, в принципе, все равно, но все-таки интересно. Хаммел никогда не употребляет сладкий кофе, а сахар в их доме, кажется, в принципе никем не покупается.

— Себ притащил, — произносит Курт, и... что?

Сантана оборачивается, прожигая "Себа" (домашнее прозвище, серьезно? У кого из них крыша едет?) взглядом. Смайт явно забавляется, наблюдая за ней. У него сощурены глаза, губы растянуты в ухмылке — и нет, он все-таки далеко не такой трогательно-домашний, каким казался издалека. Он помятый, небритый и бледный.

— Дар речи потеряла, Лопез? — он взъерошивает свою шевелюру. — Нечасто видишь в своем доме таких красавчиков?

Курт прочищает горло, и Смайт закатывает глаза.

— Таких красавчиков, внешность которых не кричит за сто миль об их ориентации?

— Хочешь сказать, ты причисляешь себя к их числу? — возмущенно говорит Курт, и Смайт хихикает, и, боже, Сантана действительно теряет дар речи. Они миролюбиво и вполне по-дружески подкалывают друг друга. Давно она такого не видела. Курт и на ее комментарии, и на комментарии Берри реагирует остро, а вот сейчас...

Куда катится этот гребаный мир?

Себастьян кашляет и смотрит на нее с ехидной улыбочкой и вопросом в глазах.

— Пошел ты, Смайт, — бормочет она, разворачиваясь и шагая в свою комнату.

— Я тоже был рад тебя видеть, солнышко! — громко провозглашает он. — Курт говорит, что ты мною интересовалась!

Вот серьезно, пошел он к черту.

 

* * *

Их зарплат едва хватает на оплату аренды, и в начале апреля в лофте начинает шалить отопление. На улице слишком морозно для весны, ветер и слякоть в каждом квартале, и то, что в лофте не всегда можно согреться, Сантане категорически не нравится. Но — ничего не поделаешь — она и так на двух подработках, а Курта вообще целыми днями не бывает дома. Больше времени для зарабатывания денег просто в сутках не существует.

Курта целыми днями не бывает дома, зато Смайт ошивается там регулярно. Сантане кажется, что она видит его чаще, чем своего настоящего соседа, и это просто выбешивает.

— Что ты тут забыл? — бормочет она в спину Себастьяна, активно размешивающего сахар в чае. (Утренний сладкий чай, серьезно? Выкиньте это существо из моего дома, немедленно.) Себастьян одергивает майку и трясет своей лохматой головой, не собираясь отвечать, и Сантана добавляет: — И когда ты, наконец, подстрижешься? Из твоих волос можно свитера вязать.

— Зато так теплее, — отвечает Смайт, ставит перед ней чашку кофе (Сантана приподнимает бровь и принюхивается) и садится за стол, закидывая ногу на ногу. — Можешь тоже попробовать не стричься. Или не брить ноги. — Он окидывает ее почти оценивающим взглядом, и Сантана поджимает губы, подавляя ядовитый ответ. — Пей, пока не остыл, — Себастьян кивает на чашку.

Интересно, что будет, если облить его кофе?

Сантана делает маленький глоток. Смайт наблюдает за ней с прищуром, от которого ей не по себе.

— Неплохо, — сдержанно говорит она и первой отводит взгляд. Смайт хохочет, запрокидывая голову, — хохочет как сумасшедший, неестественно громко и слишком довольно. Знает, мелкий гавнюк, что кофе у него идеальный.

— Почему бы тебе не начать работать? — предлагает она, и Себастьян мигом становится серьезным.

— Почему бы тебе не подумать о своей жизни и перестать делать дерьмовые комментарии о моей? — резко произносит он и поднимается на ноги. Ого, его можно вывести из себя даже такой мелочью.

Входная дверь хлопает. Взгляд Сантаны останавливается на растянутой толстовке на спинке стула, и ей даже хочется крикнуть, что он мигом окоченеет на улице в одной майке, но она сдерживается. Окоченеет — и явится обратно. Куда он денется?

 

* * *

Это самый отстойное воскресенье в ее жизни. Голова разрывается от нудящей в висках тупой боли, за окном льет, косые струи стучат по окну с такой силой, что вполне могут разбить стекло, а температура в лофте снова гораздо ниже положенной, так что Сантана греет руки о чашку с недопитым Смайтом чаем. Она закусывает губу, пытаясь игнорировать придурковатую навязчивую рекламу из телевизора, и ждет, пока ноутбук отключится. Курт и Смайт развалились на разложенном диване и даже, кажется, всерьез ждут окончания этой рекламы — сериал какой-то смотрят.

Она ежится и тоскливо смотрит на часы. Девять вечера. Можно сделать вид, что устала, и пойти спать — все лучше, чем тупо торчать на кухне, ничего не делая, — только Сантана точно знает, что не уснет. Не так рано, не при такой головной боли и уж точно не когда так зябко.

Подняв голову, она смотрит на парней на диване. Они тоже выглядят не слишком хорошо, но им как будто легче. Как будто они ни о чем не думают.

От Курта явно не скрывается ее взгляд, и он, помявшись и посмотрев на Себастьяна, зовет:

— Иди к нам, Сан.

Сантана отмахивается.

— Мне и тут хорошо.

Себастьян смотрит на нее, пригвождая взглядом к месту (уже не первый раз, кстати. Нельзя так тяжело смотреть на ни в чем не повинных людей), и вздыхает.

— Давай сюда, Лопез, — поднимает краешек пледа. — У нас тепло, обнимашки и сериал.

Она закатывает глаза, но все-таки поднимается на ноги. Устраивается на диване с краю и нарочно прижимается к Смайту. Он морщится: — И нечего своими ледяными руками мне в ребра тыкать, — но заботливо накидывает ей на ноги одеяло.

Человек-колючка, думает Сантана. Вот в чем смысл говорить гадости, а делать что-то доброе, или наоборот? Почему нельзя не противоречить самому себе?

Ей, наверное, совсем плохо, раз она думает о таком, потому что — ну серьезно, чего такого он сказал? Да и вообще... бред это все. Это Смайт, и о нем лучше не думать.

На экране начинается эпизод "Как я встретил вашу маму", и Сантана ерзает, пытаясь поудобнее устроиться на диване. Смайт фыркает, когда она поднимает голову, и приобнимает ее за плечи. Ей слишком лень возражать, тем более, так теплее.

Когда она просыпается, за окном все еще льет дождь, в лофте гуляет сквозняк, но ей зато тепло. Свет выключен, и только на телевизоре горит красная точка. Сантана поправляет подушку под головой, задевает теплое тело справа от себя и тут же слышит раздраженный стон Себастьяна.

— Извини, — шепчет она. Смайт чуть поворачивается в ее сторону, и Сантана чувствует, как на нее падает еще один плед.

— Спи, Сан-Сан, — говорят ей в волосы.

— Не зови меня так, — произносит она, но послушно закрывает глаза. Тепло. Спокойно. Можно и поспать.

 

* * *

"Тепло, обнимашки и сериал" становятся ежедневной традицией. Сантана сама не понимает, как так получилось, но это входит у нее в привычку. У них.

Спустя неделю таких вечерних валяний до нее, наконец, доходит, что Себастьян у них уже по сути живет. Ночует у них, ест у них, днем у них обитает — разве что иногда куда-то уходит и возвращается, как правило, с подбитым видом. Или даже побитым. Не то чтобы в синяках, но...

Сантане это не нравится.

— Что с ним происходит? — спрашивает она у Курта однажды и получает в ответ лишь простое:

— Спроси у него самого.

"Что с тобой происходит?"

"У тебя нет дома?"

"Как ты оказался в Нью-Йорке?"

"Куда ты уходишь и почему возвращаешься в таком виде?"

"Как так вышло, что вы с Куртом теперь почти друзья?"

Она пытается, правда. Иногда даже спрашивает вслух. Но Смайт все равно не отвечает, наоборот, только злится после каждого вопроса или больше замыкается в себе. И становится... ну, не то чтобы загадкой, которую нужно разгадать. Не то чтобы чем-то интересным, объектом для изучения. Но...

Но изучать и разгадывать его Сантане все-таки нужно. Так.. веселее, что ли. Менее скучно. И потом, позлить Смайта — это всегда благое дело. Правда-правда. Да и он, вроде бы, уже привык...

Кто бы сказал ей с год назад, что она сможет мирно уживаться с Хаммелом и Смайтом в одной квартире — Сантана просто посмеялась бы. Такое ведь и в голове не укладывается. Но вот теперь...

Установившуюся недоидиллию на троих она воспринимает как нечто само собой разумеющееся.

 

Все летит к чертям в конце апреля, когда она возвращается домой — в весьма хорошем настроении, с пачкой свеженьких купюр в кошельке и небольшим тортиком. Открывает дверь, чуть не уронив ключи, и уже открывает рот, чтобы возвестить "Я дома", но застывает в проходе.

Они видны прямо с порога. Курт запрокинул голову, его пальцы в волосах Смайта, член во рту Смайта, а на лице что-то среднее между блаженством и забытием. Себастьян стоит на коленях, и мышцы у него под кожей крайне напряжены.

Сантана ставит торт на пол, не сомневаясь, что не сможет съесть ни кусочка, и осторожно прикрывает дверь.

 

* * *

Она, вообще-то, не курит, но сейчас курит. Стоит у открытого окна, разглядывая зеленые листочки на дереве у дома, и выдыхает дым наружу.

Входная дверь привычно громко хлопает.

— Ты куришь? — раздается удивленный голос Курта. — Прямо в лофте?!

Она игнорирует вопрос.

— Сантана?

Она постукивает костяшками левой руки по подоконнику.

— Говорят, помогает от нервов.

— И с чего бы тебе нервничать? — спрашивает Курт, и она слышит в его голосе ехидные смайтовские нотки.

Изыди, дьявол.

— Да так. Несколько раз видала на днях не самые приятные картины, вот и нехорошо теперь.

"Несколько раз", ха. Они как будто специально выбирают то время, когда она дома. Сантана уже и не считает, сколько раз заставала их за последнюю неделю. Гораздо чаще, чем когда в лофт въехал Блейн, а ведь в те времена Курт был бесконечно влюбленным подростком. То, что теперь они со Смайтом регулярно перепихиваются, Сантану пугает и нервирует безмерно.

Смайт — зараза. Раз подхватишь — и уже никуда от него не денешься. А уж если не раз подхватишь...

— Как ты мог себе позволить? — ух ты, у нее даже дрожит голос. Сантана снова затягивается, так и смотря в окно. — Курт?

Он бормочет:

— Ничего я себе не позволял...

И сейчас еще добавит "не понимаю, о чем ты говоришь". Конечно. Как будто ее можно обмануть.

— Курт.

— Я ничего себе не позволял, — уже громче произносит он. — Почему винить нужно именно меня?

— Я никого ни в чем не виню. — Пауза. — Каждый раз, когда я вас вижу, он стоит перед тобой на коленях. Но я никого ни в чем не виню, — повторяет она, передергивая плечами, — а просто спрашиваю. — Наконец обернувшись, она смеряет Курта взглядом. — Иногда я тебя просто не понимаю. Ты бросаешь Блейна, — (Курт вздрагивает, как будто ему физически больно), — ладно, это в порядке вещей. Ничто не вечно. Но. — Снова пауза.— Ты приводишь к нам домой Себастьяна. Это я тоже еще могу понять — ну, пожалел несчастного одинокого человека, с кем не бывает. Но, Курт, заставлять его делать...

— Я не заставляю...

— А выглядит это именно так.

Курт пинает ножку стола.

— Что за черт, Сантана. Скорее уж он меня заставляет, если на то пошло. — Она вздергивает брови, и Курт отмахивается, понимая, что это глупо прозвучало. — Почему ты допрашиваешь меня? Предполагается, что я твой друг. Не он.

Сантана равнодушно склоняет голову к плечу, разглядывая Курта. Он выглядит так, будто его серьезно задело.

— Ладно, — ровно произносит она, — я могу спросить и его. Может, хоть раз ответит.

Ведь позлить Себастьяна — благое дело, так?

 

Она начинает точно так же:

— Как ты мог себе позволить? — но Себастьян лишь храпит вместо ответа. Предсказуемо. Как будто он мог ей ответить в три часа ночи.

На мгновение она задумывается, стоит ли будить его. Почему бы и нет? Он у нее порядочно крови выпил в свое время, можно и потревожить.

"Предполагается, что я твой друг, не он", — словно наяву слышит она голос Курта и трясет головой. Тоже верно. О ком из них она заботится?

Смайт спит без одеяла — которое она накануне утащила к себе, — и выглядит непривычно беззащитным. И даже милым, хотя Сантана ни за что не признает, что это слово пришло ей в голову. Себастьян Смайт не может быть милым. Он колючий, горький и фальшивый, а никак не милый. И не беззащитный тоже: он так нападает, что и защищаться не надо.

Ей не удается уснуть до тех пор, пока она не сгружает то самое одеяло Смайту на ноги.

 

* * *

— Имейте, вашу мать, совесть!

Она не планировала вопить, честно. Просто не сдержалась: что-то неприятно резануло прямо в сердце. Но кто сдержится, когда заметит такое?

Вечерние обнимашки на диване снова в силе. Вот только... Сантана лежит вплотную к Себастьяну и не может не почувствовать, что он напряжен и возбужден. И не увидеть руку Курта тоже не может.

Она вскакивает на ноги и, оставив тапки у дивана, уходит в свою комнату.

Совсем стыд потеряли. Конечно, они молодые парни со своими нуждами, — но, блять, не при ней же.

Когда Себастьян заглядывает к ней за штору через полчаса (после того, как заканчивается серия этого дурацкого сериала, но это еще не значит, что они его смотрели), Сантана пытается спать. Пытается. В ее наушниках — точнее, в наушнике, потому что второй не работает, — играет что-то более-менее нейтральное, и она полузакрытыми глазами пялится в потолок.

Себастьян садится на краешек кровати, и Сантана резко отодвигается в сторону.

— Я пришел с миром, — произносит Себастьян.

Ха-ха.

— Какая досада.

Пауза.

А спросить все-таки было бы неплохо.

— Как ты мог себе позволить? — озвучивает она свой давний вопрос и косится на Смайта. Тот только пожимает плечами. — И только посмей отправить меня спрашивать Курта, — устало добавляет Сантана, — спрашивала уже. Без толку.

— Ты не удивлена, — замечает Себастьян. — Но — тебе интересно. Почему тебе интересно?

— Мне важно знать, что происходит с моими друзьями.

"Друзьями"? Она мысленно дает себе пинок. Смайт ей точно не друг.

— Друзьями? — конечно, он не мог не обратить на это внимание.

Сантана качает головой.

— Случайно вырвалось. Знакомыми. Приятелями. Двумя придурками, что делят со мной жилплощадь.

— Друзьями, — с нажимом произносит Себастьян. — Это нормально — позволять себе привязываться.

— Я умею привязываться. У меня, вообще-то, были отношения.

Кажется, это его удивляет.

— И когда в последний раз они у тебя "были"?

Пауза.

Хороший вопрос, кстати. С Бриттани, наверное...

Ее имя уже не отдает горечью.

— Как ты мог себе позволить? — повторяет Сантана.

Он передергивает плечами.

— Я что, не человек, что ли?

— Человек. Но это... это же Курт. — Это звучит очень глупо, но Себастьян, кажется, понимает.

— Послушай, Лопез. Сантана. Я... это просто нужно было. Он же неживой, разве ты не замечаешь? Неживой.

Она моргает. В каком смысле Курт неживой? Она же видит его каждый день, и...

И почти не обращает на него внимание, да.

Ей даже немного совестно, но... почему-то это не в новинку. Когда она начала спать с Бриттани, перестала обращать внимание на лучших друзей. Было такое, да... Только сейчас ведь она одна.

— И это что, способ привести его в чувство?

— Почему они расстались? — вместо ответа спрашивает Себастьян, и по его виду Сантане кажется, что ему правда не все равно.

— Курт так и не сказал...

Себастьян выругивается.

— Что же ты за подруга тогда, а. — Он собирается встать, но Сантана перехватывает его за руку.

— Вы спали вместе? По-настоящему.

Себастьян со смешком кивает. Она хмурится. Это... неприятно, хотя она и так подозревала.

Из гостиной доносится преувеличенно громкая заставка новой серии, и Себастьян, бросив на Сантану странный взгляд, уходит.

 

Уже существенно за полночь, когда она перебирается на диван. Себастьян открывает глаза, когда она сворачивается у него под боком, и поворачивается к ней, прижимая к себе.

— Ты прилипчивый, — шепчет она. — От тебя не сбежишь.

Себастьян фыркает ей в волосы.

— Не сбегай, — предлагает он.

Сантана проваливается в сон.

 

* * *

Это начинается, когда она понимает, что и вправду в последнее время не обращает внимание на Курта. Как будто Себастьян своим появлением затмил его. От него больше неприятностей, его Сантана пытается понять, они бесят друг друга, — а Курт в сторонке. Курт периодически спит с Себстьяном, но он в сторонке, как будто чужой.

Она понимает это, когда Хаммел, вернувшись из НИЙАДИ, застает их на кухне, как всегда, ругающимися. Игнорируя друг друга, они принимаются ужинать, а потом заваливаются на любимый диван.

Курта это нисколько не удивляет, он только закатывает глаза и со смешком подмечает:

— Вы до тошноты похожи на поссорившихся голубков, — только тогда Сантана осознает, как много в ее жизни стало Себастьяна.

Это... плохо, очень плохо. От него, и правда, не отделаешься. Скорее всего.

Ей в голову приходит только один способ.

 

В клубе накурено и очень людно, как и положено, но заводная музыка и множество красивых лиц Сантану почему-то не радуют. Она пробивается в центр танцпола, выглядывая в толпе знакомых, и на автомате заводит разговор с платиновой блондинкой. Блондинка ярко накрашена, одета в короткое темно-зеленое платье, выставляющее напоказ ее абсолютно плоскую фигуру, и вовсе не кажется Сантане привлекательной. Зато у нее милое открытое лицо и красивые глаза, и ей явно скучно.

— Зови меня Джуди! — кричит блондинка сквозь музыку.

Джуди. Это имя ей не идет. И такое платье ей не идет.

Когда Джуди целует ее, Сантане... никак. Пусто и даже немного противно. Совсем одомашненная стала, думает она. Может, все дело в этой Джуди, — но Сантану не оставляет мысль, что она просто пересидела с Себастьяном и Куртом и разучилась общаться с людьми.

— У вас помада на щеке, — с неодобрением говорит таксист, когда она сует ему смятую купюру и называет адрес.

— У тебя помада на щеке, — с ухмылкой сообщает ей Себастьян, едва открыв дверь. Он без рубашки и не застегнул ширинку, а на шее у него красуется засос. Сантана стреляет взглядом в Курта, который нежится под одеялом.

— Когда-нибудь я пойму, как так вышло, что ты снизу, — бросает она Себастьяну, почему-то думая, что оскорбит этим его, и теряет дар речи, когда он отзывается:

— Мне нужно, чтобы меня контролировали. Поэтому я и перешел на парней — у девчонок ни силы, ни духу не хватает. И-и-и, — тянет он, — из-за этого мы с тобой так чертовски похожи.

Это... неожиданное заявление.

— То есть ты правда снизу? — уточняет она, игнорируя последнее заявление, и даже смущается, когда Себастьян, откинув голову, хохочет.

— Прямо в яблочко, Сан-Сан, — произносит он, и она хмурится.

— Не называй меня так.

Смайт выглядит как пьяный — глаза блестят, улыбка безумная, смех громкий. Это ее напрягает.

— Что с тобой?

Он мгновенно перестает смеяться и щуриться. Сантану такая перемена настроения даже пугает.

— Ничего, — и он отворачивается.

— И ничего мы не похожи, тем более, таким отношением к сексу, — бросает она вслед, — и я, вообще-то, как раз девушек и предпочитаю.

Себастьян замирает на секунду — и она видит, как у него напрягаются мышцы спины, — а затем уходит.

У Сантаны такое чувство, что она что-то упустила, так что она проходит к Курту.

— Можно?

Курт подвигается, пуская ее к себе, и произносит:

— Глупая ты, Сан-Сан.

— Не смей! — огрызается она. — Почему глупая?

Качая головой, Курт закрывает глаза и повторяет:

— Глупая.

А вот Курт явно это "что-то" не упускает.

 

* * *

Себастьян ее игнорирует.

Игнорирует. Тупо не замечает.

Не реагирует на ее появление, не заговаривает с ней, словом, вообще не обращает на нее внимания, так что их обычных перепалок ей даже не хватает. И Сантану это не столько раздражает, сколько обижает: она же... ну, она же ничего не сделала, на что такая реакция? — но, впрочем, раздражает тоже. Потому что ей самой незачем реагировать на это. Смайт перебесится, и все будет как обычно. Какое ей дело до тараканов у него в голове? И, главное, с чего бы ей корить себя за неизвестно что, из-за чего он стал так к ней относиться?

Она и не корит, но... это неведомое что-то поедает ее изнутри. Сантана не привыкла к тотальному игнору. Это совсем не в стиле Себастьяна.

Курт не желает давать ей ни единой подсказки, а сама она не знает, что делать, так что просто избегает неприятных ситуаций.

И иногда не приходит домой по вечерам, оставаясь ночевать у знакомых, а пару раз даже уходит с девчонками из клуба, в том числе с безликой Джуди. Та ее ни о чем не расспрашивает, только дает советы. Много советов. Она как будто вообще не затыкается, а Сантане впервые в жизни хочется выговориться.

Джуди пахнет дешевыми фруктовыми духами, у нее дома пушистая белая кошка и тысяча платьев в блестках.

— У тебя давно не было отношений, — произносит Джуди, поглаживая Сантану по животу. — Тебе нужно почаще выбираться в свет.

— Не могу, — отвечает Сантана.

— Почему? — мурлыкает Джуди. — Может, не хочешь? — Сантана кивает, но Джуди не обращает внимания. — Может, ты просто влюблена?

Сантана замирает.

— Да не в кого мне влюбляться, — фыркает и снова льнет к руке Джуди, потому что это лучше, чем ничего, и она точно не влюблена. Не в кого. Она просто разучилась любить.

— Ну-у, как знаешь, — говорит неубежденная Джуди — и отстраняется. — Но, может быть, тебе лучше домой?

Ее выставляют из дома, совершенно в открытую выставляют, но Сантане как-то все равно.

 

В лофте темно, пространство освещает только телевизор, и поэтому Сантана не сразу замечает, что спит только Курт. Парни, как всегда, на диване (серьезно, можно убирать шторки от "комнат" и выбрасывать хаммеловскую кровать), и она крадется мимо них к себе, попутно решая выключить телевизор.

— Я, вообще-то, смотрю, — раздается у нее из-за спины чуть хриплый голос Себастьяна, и Сантана аж подскакивает от неожиданности, оборачиваясь. Наверное, у нее на лице что-то написано, потому что Смайт прикладывает палец к губам:

— Ш-ш-ш, не разбуди его, — и кивает на Курта.

Сантане на миг становится смешно: в похожей обстановке она впервые узрела Себастьяна в лофте, — но затем она хмурится.

— Какая забота, надо же, — произносит она. — Как трогательно.

Себастьян недовольно вздергивает подбородок.

— А вот ты, очевидно, о нем нисколько не беспокоишься. Могла бы и предупредить, что не придешь ночевать.

— Я пришла, — указывает на очевидное Сантана, — еще далеко не утро. — Она идет налить себе воды и слышит, как Смайт со вздохом слезает с дивана и следует за ней.

— Серьезно, Сан-Сан, — (она закатывает глаза и недовольно сопит), — можно побольше внимания обращать на то, что с ним происходит.

— Ты, — произносит Сантана чуть громче нужного, и Себастьян укоризненно смотрит на нее. Она понижает голос: — Ты с ним происходишь. А обращать на тебя внимание я уже устала.

— Восприму это как комплимент, — отзывается он.

— С какого перепугу это комплимент?

— Ну... Ты, как бы, призналась, что слишком много обращала на меня внимания.

Сантана делает глоток. Вода ледяная и с каким-то горьковатым привкусом, так что она поднимает стакан на уровень глаз и внимательно разглядывает его. Себастьян фыркает, и она смотрит на него через мутное стекло.

— Что?

— Я говорю, ты призналась...

— Да не это, — ощетинивается Сантана, не очень-то желая признавать его правоту.

Себастьян издает смешок.

— Ты какая-то дерганная, Сан-Сан.

— Не надо.

— Чем тебе не нравится такое прозвище? — он, казалось, искренне интересуется. Сантана передергивает плечами.

— Прозвища — это для близких... — Он пристально смотрит на нее. — К числу которых ты не относишься. И никогда не будешь относиться.

— Самонадеянно. А вдруг ты всегда будешь жить с нами с Куртом?

— Я от вас съеду.

— Предпочтешь жить одна? — Смайт качает головой. — Тебе не кажется, что у тебя в жизни что-то не так?

— Все было нормально до тех пор, пока ты не появился, — огрызается Сантана. — Я жила с друзьями, у Курта был отличный парень, а у меня девушка.

— Я-то уж точно не причина того, что это все пропало.

— Не причина, — соглашается она. — Но без тебя было бы намного лучше.

Себастьян скептически поднимает брови.

— Да ну? А вот мне, милая, кажется, что я, наоборот, вас с Куртом спасаю. — Он оглядывается назад и понижает голос. — Вы без меня просто пропали бы.

— О, да-а, — фыркает Сантана, вскидывая подбородок — Себастьян с ухмылкой смотрит на нее сверху-вниз, и ей это не нравится. — Особенно Курт. Ты его очень хорошо спасаешь — потрахиваешь и не даешь найти себе нормального парня. А мне ты просто глаза мазолишь.

Себастьян делает шаг вперед.

— Что ж ты тогда не найдешь себе кого-нибудь? — произносит он вкрадчивым голосом. — А Курт... Курт не жалуется, по-моему. Даже наоборот. Ему дико нравится то, что я с ним делаю.

Сантана закусывает губу.

— Избавь меня от подробностей, — голос срывается, и она скрещивает руки на груди, чувствуя себя маленькой забитой девочкой. — Ты просто отвратителен. — В груди что-то неприятно пульсирует.

— Ты — просто ворчишь и жалуешься ему на меня. А вот я ... — Себастьян на миг задумывается, — могу доставить ему удовольствие.

— Не надо, — бормочет Сантана, как в лихорадке. — Не смей!

Он снова ухмыляется — и это как красная тряпка для быка.

Сантана бросается на него, замахиваясь, и как с разбегу врезается ему в грудь, пойманная крепкими руками. Себастьян сминает ее губы, враз лишая возможности издавать любые звуки. Сантана пытается лягнуть его, заехать рукой по щеке, но глупое тело не слушается — получается только запустить пальцы в так и не отстриженные копны.

Себастьян подхватывает ее и усаживает на столешницу, властно орудуя языком во рту, и Сантана выдергивает одну руку, начиная стягивать футболку.

На мгновение отстранившись, Себастьян расстегивает брюки и принимается не то целовать, не то покусывать ее шею. Сантана запрокидывает голову и крепче цепляется пальцами за его волосы, когда чувствует его губы на ложбинке в груди.

Юбка задирается, и Сантана вздрагивает — он оттягивает ее трусы. Комок ткани скатывается вниз, а Себастьян снова целует, целует ее, бормоча что-то в губы. Сантана издает стон, когда он входит в нее. Коротка вспышка боли сменяется разливающимся по всему телу пламенем, легкие начинает жечь, и Сантана пытается глубоко вдохнуть.

У Смайта на спине наверняка останутся царапины, но ей, честно, плевать, тем более, ей самой следы от его ладоней точно обеспечены.

Мир вокруг бледнеет, и Сантана крепко жмурится. Сквозь веки прорывается огненно-рыжий цвет, хотя в комнате было темно, и она чувствует, что скользит в пространстве, то взлетая ввысь, то падая, но неизменно возвращаясь на место. Еще пара толчков — и в ушах хлопает. Все вокруг пульсирует, что-то, кажется, со звоном падает на пол, а Себастьян протяжно простанывает:

— Са-ан-Сан...

У нее не хватает дыхания, все тело дрожит, но Сантана все-таки выдыхает:

— Говорила же... не называй меня так...

Себастьян осторожно снимает со столешницы, так что она почти повисает у него на руках.

— Почему нет? — он тоже тяжело дышит, но упрямо произносит: — Это как "солнце". Что тебе не нравится, Сан-Сан?

А что ей не нравится? Ей все нравится.

Наверное, ответ написан у нее на лице — Себастья наклоняется и снова целует ее, мягко, почти нежно — даже странно, — и прижимает к себе.

И когда она прячет лицо у него на груди, переводя дыхание, ей кажется, что она наконец-то на своем месте.

Она бездумно повторяет это вслух, и Себастьян издает что-то похожее на смешок.

— Это хорошо, Сан-Сан.

— Я же просила.

— Сан-Сан, — дразнит он, и Сантана, закатывая глаза, поднимается на мысочки и целует его.

— Тогда я... буду называть тебя "Себ" — и не смей возмущаться.

По лицу Себастьяна и не похоже, чтобы он собирался возмущаться. Он уже собирается ответить, как вдруг откуда-то из темноты раздается кашель.

— Это все, конечно, очень хорошо, — монотонно произносит Курт, — и я очень рад, что вы все выясняли и осознали ту фигню, что происходит между вами. Но или затыкайтесь, или идите куда подальше. Я, вообще-то, сплю.

Сантана замирает, а Себастьян только крепче прижимает ее к себе.

— Эм... прости, — предполагает он со смешинкой в голосе и тянет Сантану в ее комнату. Она только на мгновение останавливается у дивана и треплет Курта по голове.

— Ты... не против?

— Иди уже, идиотка влюбленная, — бормочет Курт, с головой залезая под одеяло.

Падая в свою кровать, Сантана устраивается в объятьях Смайта (и ей даже странно, что так привычно делать это, но она ведь правда сотню раз укладывалась вот так) и сонно говорит:

— Я не собираюсь больше... с Куртом тебя делить. Фиг тебе. — Наверное, это до безумия слащаво и совсем нетипично для нее, но Себастьян только смеется.

— Спи, солнышко.

Она и не думает его поправлять.