Я встретил девушку... (гет)

17 марта. 21.07

Дорогой дневник.

Я встретил девушку. Сегодня, когда прогуливался по лесу, пытаясь найти что-нибудь новое и необычное для своей коллекции фотографий. Признаться, сначала она показалась мне птицей. Она даже испугалась звука затвора моего фотоаппарата.

Признаюсь еще раз, я никогда не видел такой прекрасной девушки. Волосы как мягкие волны прилива, большие глаза на ее маленьком лице смотрелись еще выразительней. Она была словно модель из дорогого журнала, если бы ее не выдавала эта милая, беззаботная улыбка на губах. Совсем детская и совсем не похожая на каменные лица журнальных див.

Она позволила мне сделать несколько фотографий. Оказалось, что я никудышный фотограф. Ни один снимок не смог передать всю прелесть этой девушки. Хотя, посмотрев их, она сказала, что вышло здорово. Наверное, она просто не понимает, насколько красива вне снимков.

И когда мы прощались, я наконец-то удосужился спросить ее имя. Фрида. Имя для принцессы или феи из красивых сказок с хорошим концом.

И я никогда не забуду, как она попросила об еще одной встрече. Пусть ее и вовсе не интересовал я. Она хотела увидеть фотографии. Наверное, в этом вся прелесть работы фотографа. Возможность еще раз увидеть свою Музу.

20 марта. Утро

Дорогой дневник.

Сегодня мы снова виделись. Встретились в кафе, где она работала официанткой. Взяла перерыв и села за мой столик. Угостила самым вкусным кофе, которое я когда-либо пробовал, и смотрела на меня выжидающе.

Сделав комплимент ее сегодняшнему виду — а выглядела она просто великолепно в простой футболке и джинсах — я достал из портфеля папку с фотографиями. Она аккуратно взяла снимки и стала смотреть их, словно перелистывая страницы старой, ценной книги.

— Ретушь? — весело спросила она.

Я довольно покачал головой. У меня не поднимется рука портить ее красоту кисточками фоторедакторов. На этой девушке в тот день сошлось все. Свет, тени и даже весь мир. Может, этот мир был только моим. Не знаю. Но, дорогой дневник, это именно она вызвала у меня эти чувства. Надеюсь, это значит, что этот мир был уже "наш".

Я пил кофе снова и снова, пока она рассказывала мне, как ее занесло в это кафе.

— Завтра я увольняюсь. Не хочу долго сидеть на одном месте.

Я расстроился. Значит, я снова не буду знать, где ее встретить. Телефона ее у меня нет. В этот раз она звонила мне из автомата. И когда я набрался смелости спросить номер ее мобильного, она весело улыбнулась. У нее не было мобильного. Так она чувствует себя более свободной. Без бесконечных звонков, сообщений, мобильного интернета... Я восхитился ею еще больше. Но мое восхищение снова сменилось грустью.

Фрида заметила это и подняла правый уголок своих губ.

— У меня все еще есть твой номер, — успокоила она. — Мне хотелось бы увидеть тебя.

Сказать, что я был счастлив? Нет, это совсем не то. Я был счастлив, когда купил новый объектив с большой скидкой. Сейчас меня одолела эйфория. Мысли в кучу было собрать просто нереально. Это снова развеселило девушку, и она засмеялась моему нелепому кивку.

Перерыв закончился, и я шел домой. Хотя мне казалось, что я немного приподнялся над асфальтом. Или просто казался выше сейчас. И воздух пах как-то иначе. Не бензином и дешевыми хот-догами. Внутри меня началась весна.

27 марта. Поздний вечер.

Дорогой дневник.

Я снова виделся с Фридой. На этот раз в парке, где было много голубей и мало людей. Мы специально выбрали время, когда все будут еще на работе после обеденного перерыва.

И я снова убедился, что Фрида похожа на птицу. Или же на ребенка... я запутался, когда она, раскинув руки в стороны, побежала на стаю голубей, устроившихся на высохшем после снега асфальте. Голуби взмыли в небо, а Фрида весело засмеялась. И как же прекрасно, что под рукой был фотоаппарат. Половина снимков получилась смазанными, но рука не поднялась удалять их. Кажется, в них было больше жизни, чем в других, хорошего качества.

Когда мы сели на скамью, она взяла меня под руку. Просто так. Потому что ей захотелось этого. Она даже не придала этому большого значения, в отличие от меня. Я же сжался, словно никогда в жизни не видел девушек. Мы смотрели фотографии на маленьком экране моей камеры и смеялись над ее неуклюжими позами. Хотя даже в них было много шарма.

— Ты отличный фотограф, — сказала она, когда снимки закончились уже после третьего круга. — Мне нравится смотреть твои работы.

Немного замявшись, я открыл рот, чтобы предложить ей прийти и посмотреть мои фото, но она снова опередила меня:

— Покажешь остальные?

Я выдохнул, пытаясь сделать выдох менее разочарованным, чтобы она не поняла меня неправильно.

— Конечно! Да! С удовольствием! — выкрикивал я, как дурак. Фриду это только забавляло.

И снова она сделала то, что отличало ее от остальных. Кажется...

Я потянулся в портфель за бумагой, но она протянула мне свою руку, задрав рукав куртки до локтя. Пытаясь унять дрожь в руках, я писал свой адрес на ее бледной коже. У нее хрупкие руки. Красивые пальцы. Гладкая кожа. Как описывают в французских романах. Вероятно, она сошла со страниц именно этих книг.

Мы посидели еще немного, и я делал портретные фотографии, пока ее русые волосы развевались на ветру, цепляясь за длинные ресницы.

— Ты очень красивая, — вырвалось у меня.

Она не ответила, а только улыбнулась мне.

Так прошел вечер. Я проводил Фриду до ее маленькой квартирки на окраине и пошел домой пешком, чтобы мысленно пропеть все песни о любви, которые приходили на ум. Как в фильмах. Их называют саундтреками, кажется. Так вот, сейчас у моего чувства были самые прекрасные песни, на мой взгляд. Одной из них стала Lady of the Flowers. И я пообещал, что как только переступлю порог, то обязательно найду диск с Placebo. Определенно. Сейчас играет именно эта песня. Пусть и немного грустная, но, удерживая в голове образ Фриды, мне хочется улыбаться.

30 марта. 19.00

Дорогой дневник.

Только что я проводил Фриду. Мне немного трудно писать. Сердце, кажется, переместилось в запястье. Мне нужно отдышаться.

30 марта. 20.11

Дорогой дневник.

Наконец-то пришел в себя. Хотя эта улыбка еще не сошла с моих губ. Смешно, правда?

Ей понравились все мои работы. Даже ранние, когда я только-только опробовал новую камеру. Она пила чай, я пил кофе на кухне... и в этот момент мне показалось, что я совсем не одинок, каким был еще несколько недель назад. Ведь раньше со мной... да и все равно. Главное, что происходит сейчас.

А еще она случайно наткнулась на мой дневник. Тоже ранний. Когда я еще начинал учиться в колледже. Сказала, что это забавно. Она никогда еще не видела парней, которые ведут дневники. Да и девушек тоже.

— У меня никогда не получалось. Мама обязательно находила их, и мне становилось стыдно, — призналась она, краснея.

Кстати, она не открыла его, хотя я был бы совсем не против. Сказала, что не будет такой, как ее мама. Никогда. Потом она немного нахмурилась. Но улыбка снова озарила ее лицо, словно уличный фонарь спокойную улочку.

Мы выпили еще по чашке чая и кофе, когда начало смеркаться. Она поднялась со стула и сказала, что пора идти. Хозяйка квартиры, где она снимает комнату, будет ругаться на нее. Снова. Я робко предложил ей остаться, не надеясь на положительный ответ. Так и было. Она весело покачала головой.

— Я верю людям. Но я их иногда боюсь.

Я же говорил. Она похожа на птицу.

На пороге Фрида обняла меня за плечи.

— Если ты не против, я приду еще раз. Мне понравилось здесь.

Она снова и снова оглядывала фотографии на моих стенах, приколотые на прищепки.

— Я буду ждать.

И она обняла меня крепче.

Кажется, в прошлый раз я снова перепутал эйфорию с чем-то другим.

5 апреля. 13.24

Дорогой дневник.

Пишу тебе с работы, потому что не могу просто так сидеть на месте. Нужно делать хоть что-нибудь.

Фрида так и не появлялась все это время. Я уже извел себя, думая над тем, что я мог сделать не так. Может, как-то обидел? Но нет, мы расстались как хорошие друзья в прошлый раз. Она обещала прийти. А я — ждать.

Я думаю сходить к ней. Хотя боюсь, что из-за меня у нее будут неприятности. Она говорила, что хозяйка квартиры не терпит, когда к ней кто-то приходит. "Я там на правах кладовой мышки", — эти ее слова до сих пор звучат в моей голове.

Я скрещиваю пальцы и надеюсь, что скоро она снова появится в моей жизни.

А пока меня ждет дизайн нового номера нашей газеты. Как же скучно.

7 апреля. 23.54

Дорогой дневник.

У меня нет слов. Сегодня я был самым счастливым и самым печальным человеком на земле.

Весь день лил дождь. Такой сильный, что мне даже не хотелось высовывать нос на улицу. Позвонил начальству, взял работу на дом. Осталось совсем немного. Расставить несколько заголовков и статей. Ничего особенного.

Налил себе кофе, открыл ноутбук, голос Йоанна Лемуана чуть перекрикивал ливень за окном.

Я не сразу различил тихий стук в дверь. Но когда различил, вздрогнул. Все внутри упало вниз.

Быстро открыв дверь, я застыл на месте. Там стояла Фрида. Волосы намокли, прилипая к щекам и тонкой шеи. Ее тонкий бежевый плащ вымок насквозь. Она обнимала себя за плечи, пытаясь унять дрожь, и улыбалась.

— Кажется, однажды ты приглашал меня в гости.

— Кажется, — слегка глупо ответил я.

Я быстро пустил ее на порог, помог раздеться, кинул ее плащ на батарею, а ей отдал самый теплый плед, который у меня был. Она с благодарностью смотрела на меня.

Не спрашивая, я налил ей чай в самую большую кружку. Ее тонкие заледенелые пальцы сомкнулись на голубой керамике, и она поднесла горячее питье ко рту.

— Что случилось? — наконец-то спросил я, когда, казалось, настало время для вопросов.

— У меня небольшие проблемы. С жильем. Хозяйка сказала, чтобы я живее собирала свои вещи. Я не знала, куда пойти. Потом подумала о тебе. Думала, ты не откажешь мне в крыше, пока дождь не пройдет.

Я был шокирован. Выгнать человека из квартиры в такой ливень. Каким уродом надо быть...

— Твоя хозяйка просто...

— Не в ней дело, — прервала она меня. — Она не виновата. Просто ей заплатили больше, чем я могла ей дать за аренду.

Я вопросительно посмотрел на нее. Фрида поняла меня без слов.

— Кому-то, видимо, жилье нужнее, чем мне, — пожала плечами девушка.

Казалось, она даже была немного рада избавиться от той старухи. Ну, это я представлял ее старухой.

Больше я не спрашивал ее ни о чем. Спустился вниз, забрал оставленные ею вещи. Всего лишь одна небольшая сумка. Совсем не густо.

Я уговорил ее остаться на ночь. И мы снова сидели вместе, стараясь согреться чаем и кофе. Я видел, как она изредка втягивает своим носиком аромат моей кружки.

— Не люблю кофе. Но пахнет вкусно, — тихо сказала она, когда заметила мой веселый взгляд.

Я дал ей послушать "ее" песню. Пусть и словом не обмолвился, что теперь она принадлежит ей. Казалось, еще рано пугать ее такими заявлениями. А потом она просила включать запись снова и снова. И она уже скинула плед. Плавно каталась по паркету в носках и мурлыкала себе под нос запомнившиеся мелодии. Рука снова потянулась к фотоаппарату. "Фигурное катание на паркете". Именно так я назвал папку с ее фотографиями в своем ноутбуке.

Она поблагодарила меня, крепко обняв за плечи, поглаживая по спине. Надеюсь, не почувствовала мурашек.

— Джереми, ты очень хороший.

Я попросил ее лечь в мою кровать. Сам посплю в гостиной. Если все-таки смогу оторваться от проявки ее фотографий в чулане. Или же от того, как украдкой можно смотреть на нее в щелку между косяком и дверью.

15 апреля. Утро

Дорогой дневник.

Теперь я не один. Уговорил Фриду пожить у меня. Без всякой платы и прочего. Она согласилась, но сказала, что, как только найдет квартиру по карману, обязательно съедет. И найдет способ отблагодарить меня как следует.

Теперь она готовила для меня ужин. Признаться, получались у нее только гренки и омлет. Ей даже кофеварка не поддавалась. Но она старалась. И это было видно. Иногда на ее глазах даже показывались слезы. Я утешил ее тем, что кофеварка и меня не слушается порой. Соврал, но зато на ее лице появилась улыбка, так горячо любимая мною.

Днем она уходит на работу. Говорит, что подрабатывает в пекарне через дорогу. Ей доверили вытаскивать свежий хлеб и булочки, а потом раскладывать их по пакетам. На руках у Фриды я заметил небольшие красные пятна от ожогов. А одежда ее теперь пахла так, что хотелось съесть.

Вечерами мы смотрим фильмы, усевшись на диван с большими тазиками попкорна. Фрида удивительная. Она была первой на моей памяти, которая поцарапала десну кожурой кукурузы. Сказала, что у нее такое часто. Пришлось остановить фильм и ждать, пока она выйдет из ванной.

— Вот дуреха, да? — весело сказала она, усаживаясь на свое место.

Я промолчал.

— Включай, — кивнула она на застывшего Тома Круза и радостно посмотрела на меня.

Я не хочу, чтобы она когда-либо уходила от меня.

17 апреля. 17.36

Дорогой дневник.

Ты не поверишь! Эту запись я делаю в то время, когда напротив меня сидит Фрида. Она смотрит на меня и улыбается, когда я поднимаю свои глаза. Просто сегодня у нас вечер откровений. Мы немного приоткрываем друг другу двери в свою душу.

Она дала мне послушать свою любимую группу. Сказала, что не давала ее слушать еще никому.

— Она малоизвестна, поэтому я не хочу, чтобы ее слушал еще кто-то кроме меня. Глупо звучит... но для меня это уже личное. Как зубная щетка, что ли...

Она ждала, когда я засмеюсь, но я не засмеялся. Продолжал слушать ту самую группу. Lydia. Никогда о такой не слышал раньше. Сразу же захотелось пойти в магазин и купить их альбом. Но Фрида сказала, что это невозможно. Ее диск был записан ею самостоятельно. Она собирала по песне из интернета.

Потом я долго думал, что же мне показать ей из "личного", чтобы открыться перед ней чуть больше, чем сейчас. Идея пришла сама собой... Я просто сяду перед ней и напишу эту запись. Она сказала, что не будет подглядывать. И она держит свое обещание. Просто смотрит на мою качающуюся макушку, а когда я поднимаю на нее взгляд, она улыбается еще шире.

— Ты пишешь обо мне? — спросила она сейчас.

— Возможно, — уклончиво ответил я.

Кажется, ей нравится то, что я делаю. Ведь даже родители смеются над моей привычкой вести дневники. А она — нет.

19 апреля. Мне не хочется смотреть на часы.

Дорогой дневник.

Сегодня мы целовались. Первый раз. Должен сказать, после этого я не хочу целовать больше никого.

Все вышло как-то само собой. Словно мы действовали по сценарию. Сначала мы смотрели "Город грехов". Все было как обычно. Она даже снова поранилась. Мы смеялись. А потом Микки Рурк стал трещать о своей большой любви к проститутке. На глазах у Фриды снова выступили слезы.

Она сказала, что ее никогда так никто не любил. Даже родители. Я сделал звук тише, когда она повернулась ко мне лицом. Я видел, что тема, которая все это время висела в воздухе, стала уже слишком ощутимой. Почти осязаемой.

— Моя мама выгнала меня из дома. Без денег, без какой-либо помощи или совета, — тихо сказала она. — Поэтому я сбежала сюда. Подумала, что здесь мне будет легче справиться со своим одиночеством и ненужностью.

— За что она с тобой так?

— Я не помню, когда это началось. Может, с того момента, как я родилась? Или даже еще раньше. Отец бросил ее, когда узнал, что она беременна. Когда я стала подрастать, я поняла, что она винит меня во всем. Она очень сильно его любила. У него появилась другая семья. Там он не стал уходить, когда его жена забеременела. Мама не могла понять того, что ту женщину он любит, а ее — нет. И когда я набралась смелости сказать ей все это... она еще раз обвинила меня в уходе отца и выгнала из дома. Сказала, что я ей не нужна.

Тогда я спросил про ее отца:

— Он хотел, чтобы я осталась у него. И жена его была рада меня видеть. И дети. Но я посчитала это нечестным.

— Почему?

— Это было бы нечестно по отношению к маме. Она любила его, но не могла быть с ним. А я совершенно ничего к нему не испытываю, но могу остаться рядом.

— Это глупо.

— Я знаю. Но я не могла так с ней. Просто попросила у отца денег на первое время. Мне больше ничего не было от него нужно...

Она спросила о моих родителях после долгой паузы.

Моя семья не отличалась большим числом драм. Мама и папа живут в Финиксе и помогают мне иногда, когда зарплата задерживается. Старшая сестра работает помощником у одного знаменитого дизайнера. Родители-инженеры были немного в шоке, когда их дети выбрали такие "неинженерные" профессии.

И расстояние между нами стало сокращаться. Как в фильмах. Ее лицо было совсем близко. Я не мог устоять. Надеюсь, она тоже. До того, как я коснулся ее губ, в голове мелькали сомнения. Вдруг этого не нужно делать? Но как только я коснулся ее, все испарилось. Сомнения, мысли, комната вокруг... Все пропало и растворилось в ней.

И теперь я почти могу назвать ее "своей".

21 апреля. 19.45

Дорогой дневник.

Весна прочно обосновалась в нашем городе. И в сердце, и в голове. А знаешь, почему? Я точно знаю, что ты в курсе. Теперь мы вместе. И Фрида захотела, чтобы мы с ней отправились на то место, где впервые встретились.

Она очень красива. Расстегнутый плащ словно летел следом за ней, развеваясь от ветра. Я попросил ее попозировать мне, она сказала, что не умеет. Я закатил глаза.

— Просто будь собой...

Она легко поцеловала меня в губы и отошла, пятясь спиной вперед.

Я стал смотреть на нее через объектив. Лесная нимфа. Мне хотелось водрузить на ее голову венок из листьев или полевых цветов, одеть ее в легкое платье... но и без всего этого, в обычном бежевом плаще и потертых джинсах, она была просто... у меня нет слов. Прости.

И когда она устала, она просто подошла ко мне и провела пальцем по моим губам.

— У тебя интересные губы, — ласково сказала она. — Такие необычные.

Никто мне этого не говорил. Я уже не удивляюсь. Она все делает не так, как другие. Говорит, думает, делает... особенная. Исключительная девушка.

— И глаза. Мне нравятся твои глаза.

Это заставило меня улыбнуться. Сестра всегда говорила, что мои глаза как у бездомной собаки. Сразу же хочется пожалеть и накормить. Я рад, что не вызывал у Фриды таких чувств. Может, потому что в ее взгляде можно было найти те же нотки.

25 мая. 20.05

Дорогой дневник.

Прости. Давно не писал. Просто я счастлив и не могу найти время. Каждую минуту я провожу с ней. Сегодня я выкроил немного времени, чтобы написать об этом.

После того, как мы проснулись, я попросил Фриду накинуть мой пиджак. Она удивилась и тихо засмеялась, но сделала то, что я прошу.

Я посадил ее на высокий стул, задернул шторы, чтобы холодное солнце не тревожило нас, и снова стал ее фотографировать. В этом угловатом пиджаке она смотрелась еще более хрупкой и женственной.

В первый раз мы вместе проявляли снимки. Так забавно смотреть на напряженное лицо Фриды, когда она пытается уловить каждое мое движение. Потом эти снимки заняли заслуженное место в нашей спальне. И знаешь, я сказал ей, что люблю ее. Я еще никогда и никому об этом не говорил. Но она показалась именно той, которая должна это слышать.

Я испугался, когда ее глаза наполнились слезами.

— Нет, нет, нет, — сразу сказала она, когда увидела этот испуг в моих глазах. — Я просто... мне никто этого не говорил.

А я готов был об этом кричать. Но сейчас и мне, и ей было достаточно моего тихого шепота.

Она не ответила мне на мои слова. Но, кажется, она была рада слышать это от меня. Для меня этого было достаточно. Я не хочу поддаваться паранойе, когда передо мной стоит самая красивая девушка в мире и не отвергает мои слова о любви.

2 июня. 8.00

Дорогой дневник.

Кажется, так Джереми всегда начинает! Просто решила с тобой познакомиться. Узнать, с кем он проводит время. Я — Фрида. Ну... привет! Наверное, так будет правильно.

P.S. Я ничего не читала. Честно.

2 июня. 19.32

Дорогой дневник.

Увидел эту запись и залился краской. Теперь ясно, почему Фрида поглядывала на меня так весь день. Ждала, пока я загляну сюда. Сегодня я все-таки дождался своего "Я люблю тебя, Джереми". Описать это? Это здорово. Когда любят тебя. Взаимно. Без всякого лишнего хлама и мусора. Все остальное уходит на второй план. Третий, четвертый, пока и вовсе не скрывается с горизонта. Есть только я и еще один человек. И теперь каждый поцелуй по любви, каждый секс и даже каждый вздох тоже по любви.

И даже музыку ее я тоже слушаю по любви. А она — мою. Кстати, все мои диски теперь красиво сложены в коробку по алфавиту. Только один так и остается лежать на стереосистеме. Диск с той самой "ее" песней.

14 июня 15.46

Дорогой дневник.

Сегодня приезжала сестра. Ей понравилась Фрида. Она даже смотрела на нее как на младшую сестренку. Фрида покорила ее с первого взгляда, как когда-то покорила меня.

Джен сказала, что ей нужно было работать моделью у нее в офисе. Она даже взяла несколько ее фотографий, пока моя птичка краснела и смущалась, упрашивая не показывать ее никому. Она не считала себя красивой. Она у меня очень часто ошибается. Особенно когда дело касается ее красоты.

Я же был горд. Джен, которая всегда критично относилась ко всем моим девушкам, сказала, что лучше себе я найти не мог. Она назвала ее моей Музой, оглядывая стены, завешанные ее снимками. А я поругал себя за то, что до этого никогда ее так не называл. Конечно, она — моя Муза. Моя жизнь.

— Я очень сильно люблю ее, — сказал я Джен, хотя она и не спрашивала.

Сестра смотрела мне через плечо и улыбалась. Фрида стояла за моей спиной.

Я обернулся. Такой прекрасной я не видел ее еще никогда.

26 июля. 23.45

Дорогой дневник.

Со мной что-то не так. Кажется, я схожу с ума. Сегодня я пришел домой и поймал себя на мысли, что мне слегка надоел запах выпечки от одежды Фриды. Я отогнал все эти мысли, когда она подошла ко мне и поцеловала.

— Люблю тебя, — прощебетала она тонким голоском и снова опустилась на пол перед DVD-плеером. Сегодня мы будем смотреть "Гордость и предубеждение". Она давно хотела. А я всегда соглашался с ней.

Она летала вокруг меня, словно птица. Вставила в руки тазик с попкорном, накрыла ноги пледом, уткнулась головой мне в плечо. Я прислонился щекой к ее макушке и закрыл глаза на секунду. Все-таки хорошо...

Фильм мы так и не досмотрели. Я не мог удержаться. Мне хотелось целовать ее... ну, ты понимаешь. Фрида была покладистой, послушной, чувственной, как и всегда. Не такая, как эти девушки сейчас. Не дерзкая и грубая. Мой нежный цветок.

15 августа. 00.00

Дорогой дневник.

Сколько можно слушать одну и ту же песню? Я не понимаю. Мой саундтрек приелся и стал каким-то... липким. Словно мне кто-то затолкнул его в уши. Он стал терять всю свою магию.

Только Фрида этого не замечала. Она каждый раз слушала его словно первый. А я не понимал, почему. Мне стало казаться, что она слишком глупа для того, чтобы понять, что не нужно слушать песню столько раз подряд. Она ведь надоедает. Приедается, как приторная конфета.

Сейчас она спит, а я наслаждаюсь тишиной вокруг. Без этой песни.

Кажется, она просыпается. Не может спать без меня. Мне пора.

30 августа 16.35

Дорогой дневник.

Сегодня, первый раз за долгое время, я видел, как плачет Фрида. Украдкой, думая, что я не вижу. Но я видел. По сердцу стали скрести кошки. Я чувствовал, что эти слезы из-за меня.

Днем раньше я накричал на нее. Звонила Джен, говорила, что, если Фрида хочет, может поехать в Нью-Йорк на пару недель для представления новой коллекции. Но девушка отказалась. Джен не стала настаивать. А я стал.

Я не понимал, почему она не хочет двигаться. Почему она сидит на месте. Ее маршрут каждый день ограничивается пекарней и продуктовым магазином.

Она только говорила, что ей хорошо здесь. В этой квартире, вместе со мной. И ей не хочется уходить куда-то. Даже на время. Мне показалось, что она слишком зависима от меня. Я закончил эту ссору, которую сам и начал. Той ночью она сказала, что не хочет быть там, где ее никто не любит. А здесь... у нее есть все для счастья. У нее есть я.

Наверно, это здорово — быть чьей-то причиной для счастья. Но сейчас мне хотелось от этого откреститься.

Я почувствовал, как ее любовь нежно душит меня. Или же топит. Наверное, все-таки топит. В этой бесконечной нежности. Кто-то писал: "когда любовь огромна, а нежность беспредельна"*. Вы никогда не почувствуете этого, если не были рядом с Фридой. Она дает все это. Не замечая, как океан ее чувств накрывает тебя с головой, лишая воздуха, а значит — жизни.

5 сентября 18.04

Дорогой дневник.

Я чувствую себя последний козлом. Я почувствовал, что... все. Конец стал настигать "нас". Фрида продолжала мне улыбаться, а все, что хотелось мне, — закрываться от нее в студии, задерживаться на работе, радуясь тому, что она не будет звонить и допрашивать о том, где я и с кем. Ведь она не из таких. Кажется, она просто не знает, что это делают все нормальные девушки, когда их парень где-то пропадает.

Ее "милые" неуклюжести больше не вызывают у меня улыбки. В очередной раз, когда она поцарапала попкорном десну, она услышала только раздраженный вздох. Ее смех сразу же прервался, и она убежала в ванну. В наказание за это я больно ущипнул себя. Я не должен быть таким с ней. Она любит меня больше жизни, а я... я не могу вести себя по-другому с ней.

Постепенно я стал снимать ее снимки со стен. И знаете? Она помогала мне их убирать.

— Давно пора было, — весело говорила она.

Как она не понимает, что это только для того, чтобы ее было меньше в моей жизни.

Она продолжала дарить мне любовь. Такой огромный дар, который я теперь считаю... не знаю. Это то же самое, если вам дарит валентинку ваш давний друг. Это вызывает только благодарность. И то не всегда. Вы просто закидываете это вещь куда-то на полки, не вспоминаете...

Я отвратителен. И противен сам себе. Я сравниваю ее с какой-то открыткой за пару долларов. Ту, без которой и дышать не мог. И теперь не могу. Любовь и безразличие... кислородная и газовая камера, в которой газ меняется от твоего психического состояния.

Она ведь даже научилась готовить ради меня.

Я не знаю, что мне делать. Жаль, что ты — мой единственный друг — безмолвен. От тебя мне не дождаться ответа. Очень жаль. Ты ведь знаешь меня лучше всех.

14 сентября. 14.34

Дорогой дневник.

Сегодня я снова довел ее до слез. Все началось с того, что кофе, который она сделала, остыл. Я не пытался услышать ее, хотя она пыталась объяснить:

— Я поставила его перед тобой, — жалобно говорила она. — Ты сам его не пил, пока он был горячим.

Кто пьет кофе холодным? Это ведь не чай...

Она снова включила эту песню и подняла на меня глаза с улыбкой.

— Помнишь?

Я закатил глаза и кивнул. Забудешь тут... Конечно, помню.

Из-за этого она, кажется, обиделась. Но через десять минут снова ушла делать мне кофе.

Почему она все время рядом? Почему она всегда вокруг? Почему она не дерзкая и заносчивая? И почему я так упорно стараюсь сделать из нее стерву? Я пытаюсь прекратить, но...

Ее любовь снова удивляла меня. Вчера я оставил на столе стопку новых фотографий. Уже не с ней. С другими моделями. Обнаженными. Она развешивала их в нашей спальне, когда я зашел. Фрида наградила меня улыбкой. Только какой-то грустной. Внутри все съежилось. Я к этому не привык.

— Зачем ты взяла эти фото?

— Думала, ты хочешь их развесить, — тихо сказала она, прикрепляя фотографию Жаклин над изголовьем. Ее голая грудь была прямо у Фриды перед носом. — Решила помочь...

Она сделала длинную паузу. Я уже хотел развернуться и выйти из комнаты, когда она добавила:

— Может быть, так ты будешь хотеть меня больше. По ночам...

Я остановился, не зная, что сказать. Чувствовал ее испытывающий взгляд у себя на затылке. Слышал ее грустную улыбку...

И ночью я снова делал это с ней. Она делала все, что я ей говорил. Я хотел бы набить себе морду, но продолжал заставлять ее делать то, что было просто аморально. Аморально для девушки столь невинного вида, как Фрида. И казалось, она боялась, что наша ночь любви закончится. Тогда она снова будет чувствовать себя ненужной. А я себя — виноватым за то, что она больше не нужна мне.

И да, я поглядывал на обнаженные тела своих моделей. Думаю, что даже ты, обычный листок бумаги, хочешь мне врезать.

Прости, но мои чувства пропали.

2 октября. -.-

Дорогой дневник.

Я встретил девушку. Этой весной. С того времени здесь все было только о ней. Я вырвал последние записи за 18, 24 и 28 сентября, чтобы никто и никогда их не нашел. Сжег, чтобы у самого не было желания перечитать их снова. Чтобы не ненавидеть себя еще больше.

Я писал о том, как разлюбил ее. Как мои чувства встали на границу с отвращением, что было гораздо хуже ненависти.

А сейчас... Ее нет.

И эта запись без времени, потому что я в нем потерялся. Я даже не могу различить, светло на улице или темно.

Пару дней назад моя жизнь оборвалась. И уже никогда не станет прежней. Я зашел и увидел ее. Играла ее песня. Самая прекрасная песня, от которой мне тогда хотелось завыть.

— Сколько можно?! Фрида! Ты же знаешь, я больше не могу ее слушать!

Но она продолжала сидеть на полу, молча уставившись в одну точку. Только через секунды я понял, что ее взгляд бесцельно остановился где-то в воздухе. Бледные щеки были мокрыми от слез. Я упал перед ней на колени. Холодные ладони, холодные голубые глаза за тонкой пленкой отрешенности от этого мира. И эта музыка... невыносимо. Я выключил звук, пытаясь снова рассердиться на нее, будто после этого она оживет.

И неотложка просто покачала головой.

— У нее не было проблем с сердцем? — спросил врач, заполняя что-то, пока двое других застегивали над ее лицом черный пакет.

Я цепенел. Я умирал. Кислорода теперь было больше, чем достаточно. Он обжигал мои легкие, горло, даже глаза...

— Я... не знаю...

— Сердечный приступ, — тихо сказал он. — Видимо, большой стресс в последнее время.

— У нас были проблемы...

Мужчина только вздохнул и положил мне ладонь на плечо. Я не заслуживал такого жеста с его стороны.

— Крепитесь.

Он вышел. Дверь захлопнулась.

Дорогой дневник, это моя последняя запись. Я перестаю писать здесь, потому что не хочу, чтобы кто-то кроме меня знал, что произойдет со мной после нее. Я включу "ее" песню, закроюсь в комнате с ее фотографиями, с мыслями о ней. И надеюсь, что это убьет меня так же, как убило ее.

Любовь моей птицы улетела на волю.

Дорогой дневник, я встретил девушку. Но потерял ее навсегда.

_______________________

*Анри Барбюс "Нежность"