Рысь (джен)

Он появился в начале октября. Угрюмый, с удивительными глазами цвета фиалки, в странной, совсем не мальчишеской одежде, с копной жёстких, длинных, напоминающих узкие листья какого-нибудь растения волос он сразу привлекал к себе внимание окружающих. Уже через день самые бойкие воспитанники приюта знали, что вся его семья (пять братьев, сестра и отец) погибла от загадочной, лет пять назад появившейся болезни, что с родными он часто ссорился, что у него есть прозвище — Энви, а ещё через два — о том, что характер его вполне оправдывает прозвище. Но интерес к нему не угас, а наоборот, взметнулся до небес — было в нём что-то такое, привлекающее и отталкивающее одновременно. Он старался оградиться от их общества, хамил, прогонял и дрался (а дрался он чертовски хорошо: новенький был ловкий и скользкий, как угорь), но и это не отбивало охоты познакомиться с ним поближе.

Новичок был не только на редкость скандальный, но и, как выяснилось всего лишь через неделю его пребывания в приюте, очень мстительный, и мстил он не напрямик, а изощрённо, выбирая для ответного удара то время, когда жертва ослабит бдительность. Один настырный малый по его милости чуть не остался заикой на всю жизнь: Энви умудрился раздобыть где-то кислоту (правда, разбавленную) и плеснул её в обидчика, когда тот безмятежно спал. После этого Энви вызвали в Судный кабинет (так дети называли кабинет Роя Мустанга, которого боялись, но случая подшутить над его фамилией — за глаза — не упускали). Провёл он там часа два, вышел бледный, сконфуженный и почти до слёз напуганный и сразу же ушёл в свой угол, повернувшись ко всему миру спиной, не обращая внимания на робкие попытки некоторых ребят заговорить с ним.

Время шло, Энви уже не дичился других и даже сумел более или менее влиться в коллектив, в котором вскоре стал верховодить. И все это признавали, кроме одного человека: это был забавный мальчишка, слишком низкий для своего возраста, наивный и добрый малый, который при случае может так врезать, что небо с овчинку покажется, но очень отзывчивый и верящий в лучшее. Его раздражала жестокость Энви, его самонадеянный вид, хищный оскал, даже странная одежда и лиловые, чуть раскосые глаза. Со своей стороны Энви не упускал случая обозвать его «малявкой» или «хоббитом» — любое упоминание о росте выводило златовласого мальчишку из себя.

Эдвард считал его бездушной скотиной, совершенно не знающей и не желающей знать понятий «человечность» и «добро»; думал, что только боль других приносит ему удовольствие и, по большей части, был прав.

Прошло уже несколько месяцев с того дня, как в приюте появился Энви. По обыкновению, он сидел в своём углу и наблюдал за дракой двух «удальцов», подначивая то одного, то другого. Они увлечённо сопели, размахивали руками и ногами, плевались как верблюды. Собравшиеся вокруг них юные хищники возбуждённо гудели, споря друг с другом, кто победит. У одного уже заплыл лиловым глаз, у второго была рассечена губа, а из носа текла кровь, но толпа требовала хлеба и зрелищ, и они продолжали драться.

Когда резко распахнулась дверь и с визгом ударилась в стену, стон петель потонул во всеобщем шуме. И никто не заметил, как влетел в комнату низенький златовласый подросток в алом, уже поношенном, плаще, не видели, как по золотистой радужке пробежались искры гнева и, конечно же, не заметили, что происходящее сильно его разозлило.

— Что вы тут устроили? — прорычал Эдвард, вонзив тяжёлый взгляд в одного из драчунов. По толпе прокатился неясный гул, то ли извиняющийся, то ли недовольный. Эдвард перевёл взгляд на скалившегося по-рысьи Энви, которого всё, что происходило, только забавляло. — А тебе смешно, да? — процедил Эдвард, сжав кулаки и несильно дрожа от желания врезать этому типу.

— А тебе разве нет? — игриво осведомился Энви, выгиная тонкие тёмные брови. — Ах да, ты же ещё не дорос до таких забав... — елейным голоском протянул он, прищурившись. Эдварда от его слов передёрнуло, а на лице сам собой всплыл маниакальный оскал.

Послышались редкие, осторожные смешки особо смелых, затерявшихся в толпе столь надёжно, что он при всём желании вряд ли смог бы их найти.

— Ты кого микро-хоббитом назвал, амёба пальмовидная?! — взвыл он, метнувшись в сторону обидчика. Энви поднялся, неторопливо выпрямился, выгинаясь дугой, как кошка. Толпа одобрительно засвистела, ожидая новой драки, где-то в море голосов осой заметалось пронзительно-жалостливое: «Братик, братик!»

— Получить захотел, малявка? — прошипел Энви, утратив прежнюю весёлость, слетевшую с него, как плохо прикреплённая маска из фольги, и сделал небольшой шаг вперёд, топыря пальцы так, будто хотел задушить противника. — Я ж плюну один раз — и от тебя даже мокрого места не останется, — пригрозил он, медленно облизнувшись и набычившись.

Через толпу наконец продрался младший брат Эдварда, Альфонс. Похожи они были только цветом волос да глаз и верой в лучшее почти в любой ситуации; ростом же Альфонс был повыше, лицом — мягче, характером — спокойнее. Он юркой ящерицей метнулся между ними, обеспокоенно сверкая мягкими медовыми глазами, поворачивая голову то к одному, то к другому.

— Ал, не надо, уйди, — быстро, отрывисто сказал Эдвард. — Альфонс! — уже строже сказал он, ловя на себе умоляющий взгляд. Энви с едким интересом наблюдал за этой сценой, не забывая так успешно копировать Эдварда, что видевшие эту клоунаду покатывались со смеху, стараясь делать это как можно тише.

— Вы не можете решить свои проблемы без драки? — кротко, но очень серьёзно попросил Альфонс.

— Нет, — не раздумывая, ответили оба. Альфонс сдвинул брови и укоризненно качнул головой: ну как так можно! Он понимал, что сердит брата, но не уходил; в голове вертелся давний вопрос, на который ответа не было: почему, ну почему он постоянно лезет в драку? Брат силён, с этим не поспоришь, но сейчас его противник — Энви, а он далеко не промах. Альфонс закусил губу от отчаяния, не зная, как предотвратить намечающуюся схватку.

Толпа снова загудела, не зная ещё, чего сама хочет. Альфонс так и стоял, рискуя попасть под удар. Остальные были полностью увлечены разыгравшейся драмой и не заметили, как от многочленового чудовища отделилась одна девочка и мышкой юркнула за дверь.

Эдвард злился: за брата он боялся, но не знал, как можно Альфонса прогнать — он только с виду кроткий, а как взбредёт что в голову — ни за что не отступит.

Энви изогнулся и сделал выпад, почти достав до лица противника, и на бледном, остром, но по-своему красивом лице его расцвёл рысий оскал, а в глазах заметались огоньки злого веселья. От всей его фигуры, от этой хищной позы веяло колючестью и холодом, как от могильной земли. Эдвард, отодвинув пытавшегося остановить их обоих Альфонса, тоже изогнулся и ударил, ударив Энви точно в бок. Удар вышел на удивление тяжёлым, как будто у него в руке были зажаты кирпичи. Энви отошёл немного, смерил его недоверчиво-удивлённым взглядом. На коже распускались сине-фиолетовые лепестки синяка. Замешательство Энви длилось недолго, уже спустя несколько мгновений он с азартом кинулся на Эдварда, радостно скалясь и расширяя глаза с мечущимися в них молнии.

— Пожалуйста, не надо, — ещё раз попросил Альфонс, сложив руки на груди и глядя на Энви с кроткой серьёзностью, в которой мелькал лучик укоризны. Его просьба осталась неуслышанной. Со вздохом и выражением сожаления на добром лице, он расцепил в руки и, дёрнувшись вперёд, ударил противника в живот, одновременно пытаясь сбить его с ног. Энви отпрыгнул, почти потерял равновесие, но натолкнулся на живую стену и, щуря заслезившиеся от резкой боли глаза, остановился. Он уже понял, что зря недооценил этих двоих. Слизнув набухшую алую капельку с прокушенной губы и умерив боль, он стал кружиться рядом с Элриками, не подпуская их к себе слишком близко. Толпа, образовав неровный круг, протяжно взвыла раненым зверем, вызывая этим нечеловеческим воплем азарт у Энви, раздражение — у Эдварда и ещё большую тревогу, смешанную с испугом, — у Альфонса.

В комнату влетела запыхавшаяся девочка. Остановившись, она резко выдохнула и указала пальчиком на толпу. Над ней, закрывая всю её, нависла громадная тень, но девочка не испугалась. Обладатель пугающей тени подкрутил светлые усы, стремительно приблизился к детям и без труда пробрался в самый центр. Дети расходились от него в стороны, как волны от брошенного в воду камня.

Он подошёл к сцепившейся троице, сморщил лоб. Вытянув руки, схватил одной за шкирку Энви, а второй — Эдварда, метнув на обоих такие взгляды, что на миг они забыли друг о друге. На Эдварда этот взгляд подействовал как холодная вода: он моментально успокоился и уже не думал о том, чтобы продолжать драку. Зато Энви изворачивался и шипел по-кошачьи, сверля в Армстронге дырочки взглядом. Силы явно были неравны, Энви в сравнении с мускулистым мужчиной выглядел точно котёнком, но он не спешил сдаваться.

Армстронг долго объяснял им зычным глубоким голосом, что они не должны были затевать эту драку, поглядывая и на застывшего Альфонса, смешного в своём замешательстве. Окончив продолжительную лекцию, в ходе которой Энви пытался его перебить, Армстронг удалился, прихватив с собой Эдварда и Альфонса, опасаясь оставлять их рядом с хищником в облике человека.

«Это ещё не конец», — мрачно подумали недавние противники, успев обменяться красноречивыми взглядами.

Энви, как и Эдвард, не любил оставлять незаконченных дел — они его угнетали и раздражали, как заноза в пальце, которую никак не вытащить. Всю неделю они терпеливо разыгрывали перед Армстронгом с Роем комедию под названием «дружба», улыбались друг другу и приветливо кивали головами, здороваясь. Только в каждой улыбке сквозила прикрытая угроза, в каждом взгляде было предупреждение и желание завершить начатое.

Наконец почти постоянный надзор был снят, и они встретились в комнате на первом этаже. Эдвард был не в лучшей форме, он был бледен, а взгляд золотисто-янтарных глаз потушен, как свеча, на которую налетел ветер и пытался затушить, но отступить он не мог.

На уши плитой давила тишина, пищала пронзительно комаром. И в этой тишине они продолжили схватку. Никто не мог им помешать, не было рядом ни Альфонса, ни Роя с Армстронгом, да и не догадались бы они, что «помирившиеся» могли ещё раз затеять драку.

Эдвард двигался медленнее обычного, голова у него кружилась, но он старался держаться. Энви будто не замечал этого и бил со всей силы, скользя рядом, как удав, обвивающий жертву своими кольцами. Он радовался своей удаче, как ребёнок — новой игрушке. Он был на седьмом небе от счастья, когда Эдвард наконец свалился, чуть не потеряв сознание.

— Щ-щенок, — прошипел Энви, наклонившись к нему. И тихо рассмеялся, выпрямляясь.

Нужно было замести следы. Изобразив тревогу и крайнее беспокойство, он рассказал доверчивому Армстронгу, на которого наткнулся по дороге, что Эдвард сцепился с хулиганистым рыжим старшеклассником, который его терпеть не мог. Парень-то его не любил и действительно грозил дракой, но лезть на рожон боялся — Эдвард дрался на порядок лучше его. Армстронг стремительно удалился, а Энви, хихикнув, упорхнул в общую комнату.

Он ещё не знал, что за последствия приходится отвечать, даже если другие ничего не знают.

Одержав верх над своим врагом, Энви успокоился. Он ходил довольный, стравливал между собой то одних, то других и радовался жизни. Надоедливая мелочь лежала в больнице, брата его тоже не было видно, и никто не портил настроения. Рой и Армстронг ни о чём так и не догадались, старшекласснику влетело от обоих по первое число — жить можно!

Покой Энви был потревожен лишь несколько дней спустя. Причиной возмущения стала девчонка, которую раньше он никогда не видел — видимо, жила она в другом крыле. С ней он столкнулся в коридоре, когда искал себе новую жертву и прикидывал, как же подшутить над ней пооригинальнее.

Чуть не столкнувшись с мелькнувшей перед ним фигурой, Энви резко отскочил в сторону, недовольно зыркнув на девчонку. Окинув её оценивающим взглядом с хорошенькой светленькой головки до ног, открытых до колена, он чуть склонил голову на плечо и высунул кончик языка. Ей не понравился взгляд, каким её одарили, и на голову не слишком осторожного парня опустилось что-то тяжёлое и холодное.

— Ты дура?! — рявкнул Энви, на всякий случай отходя подальше и потирая голову. — Чего на людей кидаешься?!

— А это чтобы мозги на место встали, — ответила она, вертя в руках немаленьких размеров гаечный ключ. — Это ты Энви, да? — в лоб спросила она прохладным голосом. Энви кивнул, ещё не зная, что его ожидает. Узнав, что это он, Уинри снова угрожающе замахнулась ключом и крикнула: — Тогда что ты делаешь здесь?! Друг, называется! Марш в больницу!

— Чт... Ч… Эй, да подожди! — пытаясь перебить её, Энви уклонялся от ключа, злясь всё больше. Наконец он не выдержал. — Объясни всё нормально, хватит тараторить!

Его смерили неприязненным взглядом, синие глаза напротив влажно блеснули, а её губы сжались в тонкую линию, но Уинри быстро справилась с собой и взяла себя в руки. Помолчав немного, она выпалила, что Эдварду плохо и что он зачем-то хочет видеть Энви и убежала куда-то.

Он не сразу понял весь ужас сказанного. Пробурчав, что все девчонки — ненормальные, он уже собрался продолжить своё занятие, но в мозг острой иглой воткнулось осознание: Эдвард умирает. Энви пробрал озноб: он, конечно, хотел поставить наглую малявку на место, но убивать… Если Рой узнает, кто виновник произошедшего… Энви поёжился, будто в коридор забрёл порыв ледяного ветра.

— Чёрт, — прошипел он, срываясь с места, чувствуя, как колотится кровь в висках. — Он же не такой слабак, чтобы…

Он взлетел по лестнице, пробрался в больничное крыло, узнал, в какой палате находится Эдвард, дошёл до белой двери и остановился в нерешительности. Почему-то стало страшно, как будто, если он зайдёт, произойдёт что-то ужасное. Но, подавив глупую нерешительность, положил ладонь на дверную ручку и толкнул дверь.

Эдвард лежал на кровати, повернув голову к окну. Золотистые волосы непослушными волнами разметались вокруг, сам Эдвард казался худее прежнего. Взгляд Энви остановился на правом предплечье — из-под одеяла выглядывала металлическая полоска. Полоска с редкими бликами света на ней выглядела безобидно, но его почему-то передёрнуло, как будто перед глазами возникла большая чешуйчатая гадина.

Почувствовав чужое присутствие, Эдвард неторопливо повернулся. От его удивительного ясного и спокойного взгляда Энви как молнией по нервам шибануло. Слишком чистый и сознательный взгляд для того, кто в драке чуть сознание не терял. Это ошарашивало и пугало.

— Пришёл-таки, — без удивления сказал он, приподнимаясь. — Садись, — он кивнул головой на стул, стоявший рядом с кроватью. Одеяло соскользнуло, обнажая металл, но Эдвард этого, казалось, не заметил.

— Так… Зачем ты меня позвал? — спросил Энви, стараясь избегать не только взгляда недавней жертвы, но и блестящей металлической руки. Он не мог понять, что его больше пугало — осознание того, что Эдвард по его вине умрёт или возможность наказания.

— Разговор есть, — Эдвард словно не замечал, что собеседнику явно не по себе. — Садись, чего встал-то? — проворчал он.

Энви сел, прикрыв наполовину глаза тонкими веками и закинув ногу на ногу. Взгляд невольно скользнул по металлической, в слепящих солнечных бликах, руке. Проснувшееся любопытство заинтересованно махнуло хвостом и принюхалось.

— Руку ампутировали, когда эпидемия гуляла, — объяснил Эдвард, проследив за взглядом собеседника. — Только не помогло это… — он грустно усмехнулся, опустив глаза и о чём-то задумываясь, но опомнился и, подняв голову, вперил свой взгляд в Энви.

— Почему? — сорвалось с его языка. Энви тут же замолчал, взглянув на летевшее за окном лохматое облачко.

— Потому что этот чёртов вирус продолжал во мне жить. Раньше хоть как-то сдерживался ещё, а недавно на него лекарства совсем действовать перестали.

— И что? — протянул Энви, в душе боясь услышать ответ.

— Я скоро умру, — без ухищрений ответил Эдвард. — Ал тогда один останется… — он тяжело вздохнул и провёл живой рукой по лицу. — А один в этой своре он не выживет… Он слишком добрый.

Энви был с ним полностью согласен. Правильно сказал: свора. Здесь побеждает тот, кто умеет за себя постоять. Альфонс неплохо дерётся, при случае сможет отбиться, но этого недостаточно. Раньше его не трогали только потому, что брата боялись и уважали, а теперь…

Только теперь, через несколько мгновений до Энви дошёл смысл сказанных слов. Резко вскинув голову, он хищно сощурился.

— Ты врёшь, — процедил он, хотя прекрасно видел, что это правда. Переплетя пальцы в замок и наполовину закрыв ими лицо, он широко, нервно ухмыльнулся.

— Мне нет смысла врать, — фыркнул Эдвард. — Так вот, — как ни в чём не бывало продолжил разговор он, — Алу нужен тот, кто сможет его защитить. Не сказать, чтобы я питал к тебе тёплые чувства… — тут Эдвард остановился, подавляя в себе глухо порыкивающий гнев, и после небольшой заминки продолжил: — Но об Але позаботишься ты.

— С чего вдруг такая уверенность? — воздух сотряс рваный, лающий смех.

— С того, что просьбе умирающего не отказывают. Даже у тебя на это духу не хватит, — неожиданно холодным тоном ответил Эдвард, сузив золотистые глаза.

— Да что ты заладил! — рассердился Энви, вскакивая. — Вбил себе в башку невесть что, ещё и других грузит!

Он молча закружил по небольшой палате, Эдвард следил за ним. Если бы был хоть какой-то шанс, что он выживет, он ни за что не оставил бы борьбы. Но шанса не было — Эдвард это точно знал. Болезнь, которую столь долго удавалось сдерживать, пошла на приступ и не собиралась больше отступать.

Энви долго не мог успокоиться, ходил, как заведённый, несколько раз порывался что-то сказать, но обрывал фразу на полуслове. Даже после визита в кабинет Роя он не был так растерян и напуган. Он не знал, что сказать, что сделать, как вообще поступать в такой ситуации.

Он уже подошёл до двери и повернул ручку, когда его стрелой пронзила мысль, мучившая его всё это время: а не сказал ли Эдвард Мустангу правду о том, что тогда произошло в пустой комнате?

— Нет, — пожал плечами Эдвард, когда Энви спросил его об этом. — И не скажу, если это тебя так беспокоит. Я подлостями не занимаюсь.

Его последние слова сильно полоснули по самолюбию Энви, но он так ничего и не ответил, только сверкнул дико лиловыми, кошачьими глазами и исчез.

Недели через две Эдварда не стало. Не помогли ему ни лекарства, ни молчаливые мольбы Энви, надеявшегося, что «хоббит» выживет и всё вернётся на круги своя, ни попытки Альфонса хоть чем-то подсобить.

Альфонс тосковал, как лишившийся хозяина пёс. Он ничего не ел, не выходил из комнаты и всё смотрел в одну точку — туда, где раньше сидел Эдвард. Он был похож на большую куклу, забытую кем-то здесь по случайности.

Энви первое время держался поодаль, борясь сам с собой. Исполнять просьбу Эдварда не хотелось, но его голос постоянно звучал в сознании и не оставлял в покое. Наконец, когда прошло уже около недели, Энви сдался.

— Ну, и что ты тут расселся? — грубовато поинтересовался он, подходя к Альфонсу, у которого был совсем неважный вид. — Нашёл себе развлечение… — зыркнув по сторонам и разогнав этим взглядом ненужных зевак, Энви схватил его за руку, заставив подняться, и потащил за собой, продолжая что-то бурчать себе под нос.

Из света, падавшего через окна широкими квадратами, соткался невысокий силуэт, постепенно приобретший более ясные сочетания. Он проводил Энви с Альфонсом долгим взглядом, благодарно улыбнулся, махнул рукой, будто на прощание, и, задержавшись на минуту, окинув прощальным взглядом свой закуток, исчез в потоке солнечной пыли.