Обратный отсчет (джен)

Не знаю, когда это началось. В восемнадцать лет не задумываешься о будущем и не оцениваешь свои поступки, хотя я, наверное, уже тогда понимал, к чему все это приведет, только не признавался себе. Но теперь уже поздно сожалеть о своих поступках. Сейчас, после стольких совершенных ошибок, после четырнадцати лет Азкабана, я уже прошел точку невозврата. Долгие годы наедине с собой и с самыми жуткими воспоминаниями помогли понять, к чему привели мои поспешные действия.

События многолетней давности вновь встают у меня перед глазами...

Худой черноволосый юноша стоял посреди богато украшенного зала, заполненного людьми, с интересом рассматривавших темный силуэт. Впрочем, это абсолютно не смущало молодого аристократа, и, хотя он старался казаться невозмутимым, в глазах его то и дело плескались задорные огоньки.

— Клянешься ли ты, Рабастан Лейстрендж, служить мне и подчиняться моим приказам? — Спросил восседавший на троне красноглазый мужчина.

— Клянусь, — низкий поклон. Другого ответа тут и быть не может.

— Клянешься ли ты признать меня как своего Лорда?

— Клянусь.

— Клянешься ли ты хранить верность нашим идеям и сделать все, от тебя зависящее, для достижения цели?

— Клянусь, — не просто слово, а решительный крик души, которому сама Магия стала свидетелем. И хитрая улыбка на аристократическом лице, впрочем, её никто не увидел.

Осталось совсем немного. Закатанный рукав, зелёная вспышка, и на когда-то белоснежном предплечье теперь красуется татуировка. Легкая гримаса: мда, не слишком эстетичное украшение.

Лорд Волан-де-Морт, встав с трона, произносит речь. Впрочем, героя этого вечера она уже не волнует, для него сейчас более актуален другой вопрос: возможно ли убрать череп с татуировки на его руке?

Последовав после школы за старшим братом, я стал жутким авантюристом. Тогда это все действительно больше напоминало игру: тайное сообщество аристократов, маски и черные мантии. И даже тренировки в дуэльном искусстве не настораживали меня — молодого искателя приключений. Уже намного позже, после нападений на магглов и стычек с аврорами мне стало не до смеха, но и тогда я не осознал всей всего ужаса своего положения. Правда стукнула по голове пыльным мешком после того, как на охотничий домик, в котором мы отдыхали с Руди и Беллой, напали авроры, когда они пытали беременную жену моего брата. К счастью, нам удалось отбиться. Если к тому происшествию вообще можно применить это слово — «счастье».

Позже, когда я глядел на безутешную Беллу, реальность туманилась перед моим взглядом, казалось, что это не она плачет, а я. Подходящий момент, чтобы избавиться от иллюзий, ничего не скажешь. Игры закончились, а теперь впереди стоит реальная жизнь. В тот день у меня, впервые с одиннадцатилетнего возраста, случился стихийный выброс. Стоя посреди осколков одной из гостиных, я понимал, как тогда изменялась моя жизнь.

Это была первая точка невозврата.

Никто не видел моей слабости, эльфы быстро восстановили мебель и предметы интерьера, а на моём лице появилась прежняя улыбка. Никто не должен заметить, что что-то изменилось, даже если в тот момент начала рушиться моя жизнь. Временами Руди бросал на меня странные взгляды, все-таки он меня слишком хорошо знал, но мне удавалось отшутиться, к тому же ему хватало и своих проблем. После всего произошедшего у него осталась одна цель в жизни — месть. А я… а что я? Я пытался жить так, чтобы гордиться своей жизнью. Сейчас моя цель кажется мне одним из самых больших заблуждений моей жизни.

Тогда мне казалось, что самый правильный путь — это стать верным слугой моего Лорда, стать лучшим и незаменимым. У меня было много соперников и всех их надо было превзойти. В той среде, в которой я был, не могло быть друзей. Все люди делятся на врагов и соратников, так что меня, наверное, можно назвать удачливым. Я смог найти себе если не друга, то, как минимум, хорошего товарища, хотя знал, что при первой же возможности Люциус мне всадит нож в спину. Но, занимая места по разные стороны от трона Лорда и работая сообща, мы, по крайней мере, могли обеспечить отсутствие третьей стороны в нашем противостоянии.

А потом судьба выкинула очередной фортель.

Я до сих пор помню тот вечер буквально по секундам. Днем несколько встреч — дела Рода требовали моего внимания, а потом я вернулся в поместье и сидел в библиотеке. Дома у Кэрроу был запланирован приём в честь Хэллоуина, но я туда не собирался, впрочем, в итоге он и так не состоялся. Обычный вечер — таких тысячи, но что-то витало в воздухе. То, что нечто произошло я не почувствовал, а скорее понял. Закатав рукав, в тусклом свете от почти догоревшей свечи я наблюдал, как тает метка у меня на предплечье.

Потом, будто вечность спустя, началась гроза, и капли дождя иногда долетали до меня. Я стоял возле открытого окна, в одной руке держал бокал, в другой сигару, а душу заливала надежда, которую последние годы я запрещал себе испытывать. Надежда на то, что всё может измениться.

Я никогда никому не признаюсь в этом, но в тот ноябрь, впервые за долгое время, я почувствовал себя живым. У меня снова появилась реальная цель в жизни, а не смутный план, согласно которому я действовал последние годы. Днем, занятый делами, — не человек, инфери, но все менялось вечером, в компании сиятельного Люциуса. С бокалом огневиски и сигарой я позволял себе немного расслабиться и даже начать строить планы на дальнейшую жизнь. Впрочем, судьба скоро показала мне, насколько я ошибался.

После того, как Белла потеряла еще не родившегося ребенка в августе тысяча девятьсот семьдесят восьмого года, она стала просто неуправляема. Все эти годы я старался держаться дальше от них с Руди, настолько, насколько это возможно, я понимал: рано или поздно кто-то из нас потащит всех ко дну. Так и произошло. Расслабившиеся после войны маги быстро сняли защиту со своих домов и Белла, объединившись с фанатиком Краучем, решила отомстить. Ко мне тогда примчался Руди и все рассказал, он просил помочь ему остановиться жену, и я не смог отказать. Оказалось, я совсем не знал своего брата. Когда мы аппарировали, Беллы уже не было дома, пришлось идти за ней к Лонгоботтомам.

Увидев, до чего она их довела, я понял — это конец, наступило то, чего я всегда старался избегать. Руди еще пытался оттащить супругу от сумасшедших бывших авроров, а я просто стоял и курил сигару: кто знает, когда в следующий раз мне выпадет такая возможность?

Хлопки аппараций, заклятье, а после темнота на долгие четырнадцать лет…

Вы когда-нибудь были в аду? Нет? Тогда вы не имеете права судить меня. День за днем, ночь за ночью все самые страшные воспоминания одолевают тебя, ты уже не осознаешь, где реальность, а где видение. И сквозь это марево виднеется только одна мысль, связывающая тебя с настоящим: у тебя нет права на смерть, у тебя нет права на слабость, у тебя нет права сдаваться, твоя клятва еще не исполнена. Дни, месяцы, недели и годы сменяли друг друга, а я пытался не потерять себя в этих кошмарах. Появление метки я вначале воспринял как один из них, но лишь боль смогла вернуть меня к реальности. Боль стала тем проводником, который позволил в непроглядной тьме отыскать себя и начать, по крайней мере, думать.

Картина складывалась весьма занимательная: если Лорд воскрес, то рано или поздно он нас бы освободил. Я понимал это, хотя не знал, бояться мне или радоваться, впрочем, второе рядом с дементорами просто невозможно. Надо смириться с принятым решением и идти до конца. Перестать, наконец, сомневаться, и сделать всё возможное. Так, погрузившись в свои мысли, я даже и не обратил внимания на побег, тело вспоминало старые рефлексы, а Лорд, похоже, посчитал меня сумасшедшим. Пришел в себя я, как всегда, неожиданно. В знакомой гостиной тихо потрескивал огонь, в соседнем кресле с бокалом виски сидел неизменный Люциус, а я с недоверием уставился на сигару в своих руках и окончательно принял решение. Вторая точка невозврата была пройдена, а впереди было не самое светлое, но будущее.

Главное в жизни каждого чистокровного волшебника — продолжить свой род, передать своим наследникам свои знания и традиции семьи. Этим прописным истинам нас учили с самого детства отец и мать — именно в тот год я их больше всего вспоминал, именно они помогали мне не сойти с ума. Оказалось, что остаться со здравым рассудком в Азкабане — это еще половина дела, нужно удержать себя в руках, выйдя из него. Лорд собрал нас лишь единожды — велел восстанавливаться и готовиться сражаться. На второй неделе проживания в Малфой-меноре моя комната стала казаться мне очередной тюрьмой, впрочем, мне снова оставалось только ждать. Когда через месяц я, наконец, более-менее твердо стоял на ногах, я попросил у Люциуса палочку и аппарировал. Наверное, мне все же повезло найти себе друга.

В тот сумасшедший ноябрь после падения Лорда мне много удалось сделать. Я знал, что история еще не закончена. Маленький домик на берегу Северного моря был почти не защищен, только маглоотталкивающие чары да пара щитов сверху. Я думал о Фиделиусе, но так и не рискнул довериться Люциусу. К счастью, дом оказался не потревожен. На первом этаже был тайник, в нем самое необходимое — незарегистрированная волшебная палочка, пара артефактов, мешочек галлеонов и родовой перстень, кажется, его я собирался забрать после Рождества, но к тому времени уже был в Азкабане. Узкая лестница, подвал, превращенный в лабораторию и шкаф под чарами стазиса, в котором поблескивали выставленные в ряд флаконы. Какое счастье, что, несмотря на всю мою нелюбовь к этому предмету, зельеварение я всё-таки знал. Отодвинуть флаконы с верхней полки и открыть потайной ящик — вот оно. В карман отправляется пара прозрачных бутылочек и конверт с прядью светлых волос. А теперь нужно быстро вернуться в мэнор, пока не появилось желание остаться в этом доме. Навсегда…

Найти Люциуса и вернуть ему волшебную палочку, сделать вид, что не услышал тихой фразы: «Я рад, что ты вернулся, Рабастан», и даже себе не признаваться, что понял ее реальный смысл. Выйти на веранду, чтобы хотя бы попытаться убедить себя, что это дождь, а не слезы… Очередная точка невозврата? Да, пожалуй…

План не складывался, ведь чтобы начать действовать, мне необходим был толчок, а пока я не мог ничего, но это было неважно. Я еще сам толком не понимал, что задумал, но знал, что мне понадобятся силы. Регулярные тренировки в дуэльном зале вскоре принесли свои плод и я вспомнил, что в свое время считался одним из сильнейших дуэлянтов. К счастью, моя физическая форма прошла мимо внимания Лорда и заинтересованности ко мне он пока не проявлял. Теперь необходимо было восстановить щиты на разуме. А время всё уходило…

Начало лета ознаменовала первая настоящая операция. Глядя на детей, с которыми нас заставили воевать, я уже ничему не удивлялся. То, что Лорд спятил, я понял давно, еще до Азкабана. Пришлось достоверно изобразить дуэль, подставиться под пару заклятий и, самое главное, вовремя аппарировать. А вернувшись в поместье, понять, что Люциус остался там…

Всё-таки, я плохой друг…

И начался сумасшедший год: нападения на магов и магглов, тренировки, книги и забытые полностью цели. О домике на берегу напоминал теперь только портключ туда, который я всегда носил с собой. А еще пришлось вспоминать, что значит Менор, и сколько хлопот он доставляет. Выплакавшая все глаза Нарцисса явно сама не справлялась с поместьем самостоятельно, и, оказав ей помощь в первый раз, я просто не смог остановиться и только спустя пару месяцев заметил, что иногда в ее взгляде на меня стала мелькать благодарная улыбка и уголки губ чуть приподнимались. Всегда неприступная, она оказалась любящей матерью и женой, а для меня — благодарной подругой.

Мне кажется, что в переломные моменты моей жизни всегда идет дождь. В том рейде не должно было быть ничего особенного. Лорд просто приказал уничтожить семью неугодных. Когда все пошло не так? Семья оказалась в доме, моя невестка занималась любимым делом, а я решил проверить комнаты второго этажа. В одной из комнат оказалась девушка, худенькая брюнетка с серыми глазами. При взгляде на нее я почему-то вспомнил Нарциссу, она смотрела на меня широко распахнутыми глазами и…

Да, это была очередная точка невозврата. А стрелки на часах тем временем побежали вдвое быстрее.

Быстро удостоверившись, что меня никто не видел, я зашел в комнату и прикрыл дверь. Это была обычная гостевая спальня, безликая комната с кроватью, шкафом и зеркалом. Я смотрел на девушку и понимал, что ей здесь не место. Не слишком задумываясь о последствиях, я протянул ей портал и, кажется, говорил что-то о том, что в моём доме она может ничего не бояться, но если не хочет там оставаться, то может уходить. Я подождал, пока она активирует портал, и спустился вниз. Через пятнадцать минут мы с Беллой и остальными аппарировали из объятого пламенем дома.

А где-то на берегу моря плакала девушка…

Адриана Далтон оказалась чистокровной волшебницей, двадцать лет отроду. Её семья уже сбежала во Францию, а она пыталась уговорить свою двоюродную сестру с магглорождённым мужем бежать с ней. На следующий день она должна была переместиться к родителям, но не успела. В дом ее сестры пришли Пожиратели. Портал остался в сгоревшем доме, и что теперь делать, она не знала. Все это мне рассказали, когда через неделю все-таки отважился побывать в доме на берегу. Адриана смотрела на меня своими огромными серыми глазами, но я не видел в них страха. Я провел с ней несколько часов, а потом вернулся в Менор. Она так и осталась жить в этом доме, а я иногда навещал её. Исчезла с пола пыль, из углов паутина, на окнах появились кремовые занавески и всегда, когда бы я ни появился в доме, меня ждала свежая выпечка и ароматный травяной чай. Что удивительно, Адриана не раздражала тем, что влезла в мою жизнь. Наверное, я бы мог в нее влюбиться, если бы у меня было время.

Освобожденный из Азкабана Люциус сразу заметил перемену во мне, и когда мы, наконец, остались одни, я ему все рассказал. Через два месяца он поставил Фиделиус: теперь мне было, что защищать. Адриана была беременна. Это случилось всего однажды, и я поклялся, что больше это не повториться, я тогда чуть не сорвался, хотел напиться, а она отобрала у меня бутылку, сделала глоток и впилась в губы поцелуем. Мы забылись беспокойным сном в маленькой спальне на втором этаже. А утром мы завтракали выпечкой. Свадебный обряд провел Люциус. Адриана Далтон-Лестлейндж хотя бы на один день, но стала счастливой.

Две жизни рвали меня на части, все сложнее было держать блок на разуме, все сложнее было покидать Адриану. А время шло, по ночам я слышал, как тикают часы, отсчитывая начало конца, и я мог лишь надеяться на то, что успею увидеть своего сына…

Кастор Рабастан Далтон-Лестлейндж родился 20 марта 1998 года... В этот день шел неизменный дождь, а через несколько дней я наведался в Гринготтс и оставил завещание, согласно которому после моей смерти сын становился моим наследником.

Вечером на шею своего сына я надел цепочку, на которой висел родовой перстень. Возможно, через несколько поколений, когда наша фамилия перестанет вызывать панический страх у обывателей, мои потомки смогут носить имя великого Рода. Адриана, зачитавшаяся родовыми книгами, которые я рискнул принести в дом после свадьбы, обещала воспитать в сыне уважение к предкам и Роду. Точка. Теперь бегущие часы по ночам перестали вызывать у меня ужас, а в домике на берегу тихо посапывал в кроватке сероглазый малыш.

И все-таки у меня было еще одно дело, которое надо было закончить. Сразу после рождения сына я попросил Люциуса стать крестным. Он отказался, и, глядя мне в глаза, попросил сделать крёстным Драко. Похоже, за эти года мы научились понимать друг друга без слов. Обряд провели, пока Драко на весенних каникулах был в поместье. Глядя на сына Люциуса, держащего на руках моего ребенка, я понял, какую ошибку я на самом деле совершил. Я не увижу, как Кастор пойдет в Хогвартс, попадет на Слизерин и блестяще его окончит. Я не увижу, как будет расти мой сын. Но было уже поздно.

Это была последняя точка невозврата.

В тот вечер шел дождь, вызов застал меня с ребенком на руках. Передавая сына Адриане, я и не догадывался, что больше мне не суждено их увидеть, и только аппарировав на место понял, что это конец. Я не пытался бежать или менять сторону, не кидался защищать Поттера, в надежде на милость наших противников. Я просто вышел на бой. С тех самых пор, как зеленым юнцом я принял метку, настоящий бой стал моей отрадой. Только в бою я никогда не боялся быть собой. Заклинание, заклинание, щит… Атака, выпад…

Я не ставил себе целью убить, я просто сражался. И, глядя на летящий ко мне зелёный луч, увернуться от которого уже не было возможности, я улыбался, как тогда, в далеком тысяча девятьсот семьдесят пятом, произнося последнее: «Клянусь».