Венский вальс и рок-н-ролл (гет)

Роджерс сбился со счёта, которая из оборванных одна за другой ниточек привела его на запад Австрии, в Циллертальскую долину, в тёплое, бревенчатое шале на окраине деревушки, где много номеров, но мало постояльцев — горнолыжный сезон подходил к концу. Он отхлёбывает крепко сваренный кофе, рвано оттягивает ворот колючего, толстого свитера и поскрёбывает отросшими ногтями раздражённую от непривычной одежды кожу. Сквозь покрытое морозными узорами оконное стекло капитан разглядывает сияющую в рассветных лучах солнца долину и курящиеся рваными облачками вершины гор, покрытых молочной дымкой, словно лессированные белилами на полотне художника. Люди крошечными черными точками катятся со склонов, казалось со скоростью Боинга, когда смотришь в небо, задрав голову, и провожаешь взглядом ровно клубящийся за самолётом белый хвост.

Капитан почти сроднился с пожелтевшей, картонной папкой, пахнущей канцелярской сыростью, плесенью и смертью, отчего зубы сводило оскоминой. Первый шок от осознания, что друг его жив, давно прошёл, и теперь холодная голова и горячее сердце правили им, не позволяя упиться чувством вины раньше времени и впасть в отчаяние, когда следы Баки снова пропадали в многолюдье среди многоэтажек, исчезали в муторном, тяжёлом утреннем смоге, смывались серым дождём, который давно уже не оставлял после себя свежести.

Среди безукоризненно выполненных заданий и вычеркнутых красной пастой имён в списке жертв Зимнего Солдата значилось одно имя. Единственная миссия, которую он завалил — капитан не брал в счёт своё собственное спасение из воды. Глянцевое, с отпечатками жирных следов чьих-то пальцев фото из личного дела — женщина, с гладко забранными тёмными волосами, прямым тонким носом и тяжёлым взглядом исподлобья, с простым и совершенно не факт, что настоящим именем Лара Смит. А под сухой, канцелярской характеристикой размашисто, синими чернилами въелась в бумагу резолюция — «Не лояльна. Устранить»…

Сэм вваливается в комнату, занося с собой ворохи снега, громко топая и грохоча по дощатому полу горнолыжными ботинками, с которых снег падает шапками, медленно превращаясь в прозрачные лужицы, и втаскивает внутрь поочерёдно лыжи и доску для сноуборда.

— Ты серьезно? — Стив гнёт бровь удивлённо, а Уилсон расплывается в по-детски открытой, обезоруживающей улыбке, которая так удивительно подчёркивает его костюм расцветки попугая Ара.

— А ты предлагаешь с траурным лицом слоняться по территории, тыкать фотографией в прохожих и спрашивать, не видели ли они тут одну террористку? — Роджерс не находится, что ответить, и Сэм продолжает напирать. — Прокатиться, осмотреться, передохнуть, наконец. Третий месяц гоняемся за ним, как за собственной тенью…

— Я ведь не просил тебя… — капитан вспыхивает и сгоряча опрокидывает кружку с остывшим кофе на паркет, и тут же понимает, как он, чёрт побери, устал.

— Брось, Стив! Это был мой выбор, и о решении своем я не жалею, — Сокол прерывает в очередной раз его мученическую тираду, пиная отломанную от фарфоровой кофейной чашки ручку под плетёное кресло. — Он знает, что ты его ищешь. Ты не думал, что он не хочет, чтобы его нашли?

«Думал», — отвечает капитан про себя, забыв озвучить свой ответ вслух. Думал и думает каждое утро, открывая глаза с первыми лучами рассвета, думает каждый вечер, до самой глубокой ночной темноты, умоляя Баки дать ему шанс, будто мысли его способны преодолеть расстояние и время.

— Я никогда не... — Роджерс с сомнением косится на ярко-жёлтую доску, вспоминая, что все зимы в детстве стабильно проводил в постели с температурой, да и снег в Нью-Йорке был явлением нечастым, а после разморозки он и вовсе не находил времени для отпуска.

— Вряд ли у тебя возникнут проблемы, — Уилсон хлопает товарища по могучему плечу, ни минуты не сомневаясь, что его физической подготовки достаточно для покорения неизведанных заснеженных горизонтов.

* * *

Едва сойдя с подъемника, капитан ощущает в груди забытое чувство азарта, не свербящего и ледяного, как бывает перед боем, а полного лёгкости и ребячества, которое разгорается щекочущим жаром меж рёбер и стучит закипавшей кровью в висках. Мороз кусает открытые щёки, а капитану становится отчаянно жарко, так что хотелось скинуть скрипящую на холоде куртку и пуститься вниз с идиотской улыбкой в одной только майке. Он толкается и скользит вниз по не слишком сложной трассе, наращивая постепенно скорость, пока редкие посыпанные снегом ели не начинают мелькать головокружительно быстро. Мысли улетучиваются, оставляя телу блаженное ощущение полёта, позволяя повиноваться инстинктам и следовать законам физики, сливаясь с доской, трассой, снегом и великолепием Австрийских Альп в единое целое.

Откуда-то слева слышится рёв мотора, прямо на Роджерса мчится снегоход, нарушая ко всем чертям технику безопасности и увиливая от столкновений с редкими лыжниками — если б народу на склоне было больше, несчастного случая вряд ли удалось бы избежать. Он проносится прямо у него под носом, обдавая его колючими снежными крошками. Роджерс едва не падает навзничь прямо посреди трассы, тормозит ребром доски и снимает шлем, силясь разглядеть бестолкового хулигана сквозь слепящие под полуденным солнцем искры снега. Водитель, поравнявшись с капитаном, подаёт знак следовать за ним. Стив защиту не надевает, подставляя яркому зимнему солнцу светлый всклокоченный ёжик, и просьбе подчиняется, намереваясь объяснить лихачу, а если потребуется и показать, что так поступать не следует.

Чёрная «Ямаха» с красными полосами ждала его в конце спуска у реденького хвойного подлеска. Водитель в белой парке с меховой оторочкой и таких же белых штанах с тёмно-серыми прожилинами сливался с окружающим пейзажем, напоминая скорее любителя зимней охоты, чем спортсмена-экстримала. Он прохаживался вдоль снегохода и сбивал ботинком снег с гусеницы, не снимая жёлтых защитных очков, закрывавших ему пол-лица. Капитан тормозит неподалеку, освобождает от креплений ботинки и, щурясь от яркого солнца, направляется к водителю.

— Простите, что напугала вас, сэр, — лихач стаскивает маску на лоб, и Роджерс видит перед собой вполне себе молодую женщину, солнце бьёт ей в спину, и он никак не может разглядеть черты её лица.

— Я в порядке, — сквозь звучание глубокого, богатого медовыми оттенками тембра голоса нарушительницы праведный гнев капитана отчего-то улетучивается. — Вам следовало быть аккуратнее, мэм…

— Вы здесь недавно?

— Вчера прилетел…

— Я держу шале на западе Финкенберга, там потише, чем здесь. Меньше народу. Я думаю, вам бы у меня понравилось больше, — девица явно и неприкрыто флиртует, отчего капитану становится не по себе — к нескрываемому женскому вниманию он так и не привык. — Мне показалось, вы любите уединение...

— Почему вы так решили? — преодолевая со скрипом собственную деревянность, интересуется в тон незнакомки капитан. Накрыв лоб ребром широкой своей ладони, спасаясь от слепящих лучей, он рассматривает лицо девушки, которое показалось ему теперь смутно знакомым.

— Вы приехали в низкий сезон, один, — он быстро оглядывается, но Сэма, поблизости не находит. Сокол, распушив перья, так остался на вершине склона, заболтавшись с прехорошенькой немкой.

Прямой нос и тяжёлый взгляд из под опущенных ресниц заставляют смущённого капитана шевелить извилинами чуть быстрее. Лишь алеющие от мороза и быстрой езды щёки и открытая, широкая улыбка отличали девушку с фотографии из списка жертв лучшего бойца «Гидры» от незнакомки, что стоит ровно напротив него и откровенно его разглядывает, игриво перекручивая на пальце изумрудное колечко.

— Марина, — будто прочитав его мысли, уловив, словно невидимой антенной его сомнения, она протягивает ему руку. Капитан, не задумываясь, пожимает её тонкую, но крепкую ладонь. Ощутив лёгкий прокол, он одёргивает руку мгновенно и обескуражено на неё глядит. Вопрос, восклицание, звук застывают на вставшем колом во рту языке, и непобедимый Капитан Америка медленно оседает на землю.

— Только не ударьтесь, сэр… — девичий шёпот звучит над самым ухом, его подхватывают со спины и аккуратно кладут на пушистый, холодный, будто только что выбитый пуховый матрац, снег.