Руки короля - руки целителя (джен)

Погибающий в диком пламени, ласкающемся ядовитой змеей, он смотрел ещё на руку сына, свисавшую, когда его нёс Митрандир. Фарамир горел, подобно отцу, но его жгло изнутри. Он горел, но никто, никто не позволил помочь ему пережить это вместе, закрыв за собой двери в Усыпальницу.

Они должны были отправиться к семье. Они должны были!

Его слов не слышали, словно он никогда не правил Гондором. Да, он своими собственными руками сломал жезл Наместника, но пока дом Хурина остается жив, а король ещё не вернулся на трон, Дэнетор — градоправитель. Это неоспоримо. Они обязаны подчиняться! Он — Наместник.

Как это глупо...

Огонь горит уже внутри. Как это возможно?.. Дрожащее тело уже чувствует через одежду нагретую кольчугу и острые волны жара, ползущего по мантии. Такое ощущение, будто кожа сейчас расплавится свечным салом под сотнями горячих кольчужных колец. Плавится, плавится... Сознание бунтует, пытаясь отбросить все лишние мысли, рождающиеся в искаженном огнем уме.

Нет! Нет! Они не заберут у него сына!

Помутнение рассудка словно отступает перед болью, от которой хочется кричать. И он кричит! Кричит так, что на языке навсегда остается привкус гари. На губах шипит выступившая кровь. Мерзкий вкус обожженной плоти выворачивает наизнанку. Горит горло. Но другим пожаром: внутренним, испепеляющим гордыню, сумасшествие и боль, накопленную за годы одиночества. Огонь лижет щеку. Седые волосы вспыхивают сухой травой.

Больно! Помогите же! Как же больно!

Дэнетор бежит, а белые стены, пляшущие в дыме черными тенями, плывут перед глазами, и между ними виден просвет. Солнце...

Кто знал, что невозможно удержать себя в очищающем огне под строгими взглядами королей? Он нарушил их покой. Откуда ему было знать, что это будет так больно? Ему мерещилась Она. Финдуилас. Потом Боромир-король, рука Фарамира, проклятый шар-Палантир, Недремлющее Око. Он не знал, он не думал, что пламя будет пожирать его так долго и мучительно.

Ему кажется?.. Нет. Только солнце было настоящим, пробившим тьму. Внизу звучали рога, трубы, крики и лязги. Звуки жизни. Жизнь. Жизнь — тягучая, но прекрасная песнь.

Песни. Они поют песни.

И закапал первый весенний дождь, холодный и тоскливый, оплакивающий там, внизу, смерть одного из вождей. Смерть? Нет, нет! Он жив, жив, жив. Дэнетор упал, катаясь по земле и сбрасывая полыхающую мантию. Дождь капал и вскоре перешел в ливень, погашая жадный и дьявольски упорный огонь, перебросившийся на штаны и сапоги Наместника. Под обуглившейся тканью кожа краснела и сквозила кровавыми пузырями.

Жить... Жить... Ты сможешь...

Ползти нужно было из-за невозможности терпеть боль. Но куда Дэнетор полз? Он не знал, пока не наткнулся на холодный гладкий камень, а в воздухе вновь не запахло гарью. Боль ослепила, с бровей капала темная кровь, но он ясно видел Усыпальницу, хоть и не желал этого. Он открыл глаза, и мир задрожал перед взглядом, вызывая чувство опустошенности от желудка к горлу.

Дышать глубже, глубже...

А потом он почувствовал, как с дыханием возвращается жизнь, медленно угасающая в тлеющем теле. Дэнетор поднял взгляд на статую Тарондора и заметил, что уже которое время сжимает каменную руку ладонями, пытаясь подняться. Ногти вонзились в ладонь, но он не чувствовал этого. Спину, лицо, ноги и грудь пекло уже не так сильно, кольчуга остыла, свалившись на пол. Кожаные ремешки, державшие ее части, истлели. Саднила лишь обоженная плоть. Где-то далеко Дэнетор слышал голоса, и они звали его, звали жить. А он отвечал им, отвечал, превозмогая муку.

* * *

Осмотрев темный шрам от ожога на лице в мутном зеркале, Дэнетор мгновенно подскочил со стула, подбегая к кроватке долгожданного внука Элборона, пока его отец, Фарамир, спал после поездки в столицу на ближней кушетке.

Дамы еще шутили о красоте бывшего Наместника, но и тайком поглядывали на мужчину, не постаревшего ни на день, а лишь еще более помолодевшего после чудесного исцеления единственного оставшегося сына.

Но кто из них знает, как больно очищаться неистовым огнем, лишь называющимся священным?