Наследник в золотой клетке и свободный бродячий пес (джен)

Ре­гулус про­сыпа­ет­ся от кри­ков сво­ей ма­тери. На­щупав на тум­бочке па­лоч­ку и взмах­нув ею, он с тя­желым вздо­хом по­нима­ет, что сей­час толь­ко четыре ча­са ут­ра и ему по­ложе­но ти­хо-мир­но спать, дос­матри­вая тот чу­дес­ный сон с учас­ти­ем трех вейл… То есть, ко­неч­но, Ре­гулус не счи­та­ет его хоть сколь­ко-ни­будь чу­дес­ным, и во­об­ще, он ис­крен­не не­до­уме­ва­ет: кем это нуж­но быть, что­бы та­кое пон­ра­вилось? Вот толь­ко дос­мотреть все рав­но хо­телось бы, из чис­то на­уч­но­го ин­те­реса, но, увы, ус­нуть вновь не пред­став­ля­ет­ся воз­можным. Ти­хо вор­ча се­бе под нос, он под­ни­ма­ет­ся с кро­вати и, ста­ра­ясь как мож­но мень­ше шу­меть, при­от­кры­ва­ет дверь в ком­на­ту, да­бы по­луч­ше ра­зоб­рать, чем опять не­доволь­на Валь­бур­га.

— Нес­час­тный ще­нок! По­зор мо­ей пло­ти! Гряз­ный уб­лю­док! Нуж­но бы­ло за­душить его, как толь­ко он ро­дил­ся! Да как он пос­мел?...

Ре­гулус про­тяж­но взды­ха­ет, об­ре­чен­но прик­рыв гла­за — при­выч­ный на­бор ру­гатель­ств, ни­чего но­вого. Ин­те­рес­но, чем его бра­тец от­ли­чил­ся на этот раз? Хо­тя нет, нис­коль­ко не ин­те­рес­но. Он уже со­бира­ет­ся прик­рыть дверь и вновь вер­нуть­ся в свою пос­тель, но тут слу­чай­но улав­ли­ва­ет нес­коль­ко фраз, ко­торые да­ют по­нять, что этой ночью все заш­ло слиш­ком да­леко.

— Да как он пос­мел сбе­жать? Впредь это от­родье не пе­рес­ту­пит по­рог на­шего до­ма, пусть ка­тит­ся к сво­им гряз­нокров­кам и…

Боль­ше ему ни­чего не нуж­но слы­шать. Ре­гулус ак­ку­рат­но прит­во­ря­ет дверь и прис­ло­ня­ет­ся лбом к двер­но­му ко­сяку. Сбе­жал… Ко­неч­но, ра­но или поз­дно это дол­жно бы­ло слу­чить­ся. Ре­гулус ве­рен семье, пре­зира­ет гряз­нокро­вок и взгля­ды сво­его бра­та, ни­ког­да в жиз­ни не за­гово­рил бы по собс­твен­ной во­ле с те­ми, с кем во­дит­ся Си­ри­ус, но… Ре­гулус не сле­пой. Он ви­дел, как брат за­дыха­ет­ся в этом до­ме. В шко­ле, ря­дом с друзь­ями, Си­ри­ус — яр­кая звез­да, за­вора­жива­ющая всех вок­руг, ис­тинное воп­ло­щение то­го име­ни, что бы­ло да­но ему при рож­де­нии, здесь же — лишь блед­ное по­добие са­мого се­бя, с по­тух­шим, без­жизнен­ным взгля­дом. Ре­гулус за­мечал, что да­же с ма­терью брат в пос­леднее вре­мя ру­га­ет­ся ско­рее по при­выч­ке, прос­то по­тому, что ина­че уже нель­зя. В его кри­ках боль­ше не бы­ло по­пыток до­казать свою пра­воту, от­сто­ять свои убеж­де­ния, ис­чез бы­лой пыл и жар, с ко­торы­ми Си­ри­ус за­щищал все то, что бы­ло ему до­рого — ос­та­лись лишь об­ре­чен­ность и гул­кое от­ча­яние.

Ре­гулус пре­зира­ет сво­его бра­та. Ко­неч­но, пре­зира­ет. Раз­ве мо­жет быть ина­че? Но тог­да по­чему сей­час так боль­но?… Вдруг ему са­мому ста­новит­ся слиш­ком душ­но в этом до­ме.

Мать сей­час чрез­мерно за­нята собс­твен­ной яростью, по­это­му вряд ли за­метит, что еще один ее сын про­пал. Ре­гулус, слов­но сом­намбу­ла, под­хо­дит к сво­ему ок­ну, рас­па­хива­ет его и пе­реле­за­ет на рас­ту­щее ря­дом де­рево. Как дав­но он это­го не де­лал. Ког­да-то, ког­да они бы­ли ма­лень­ки­ми деть­ми, да­леки­ми от взрос­лых пред­рассуд­ков, от гряз­нокро­вок, от Хог­вар­тса, от Сли­зери­на и Гриф­финдо­ра, от «пра­виль­ных» дру­зей Ре­гулу­са и «неп­ра­виль­ных» дру­зей Си­ри­уса, все бы­ло так прос­то. Ре­гулус час­тень­ко выс­каль­зы­вал из собс­твен­но­го ок­на и по де­реву лов­ко пе­реби­рал­ся к ок­ну сво­его бра­та, пред­ска­зу­емо на­казан­но­го. Мать всег­да нак­ла­дыва­ла на ком­на­ту не­ради­вого сы­на нес­коль­ко мощ­ных зак­ли­наний, не поз­во­ля­ющих ему выб­рать­ся на­ружу лю­быми воз­можны­ми спо­соба­ми, но ни­ког­да не пре­дус­матри­вала то­го, что кто-ни­будь за­хочет заб­рать­ся внутрь. Так же, как и то­го, что этот «кто-ни­будь» за­хочет из ком­на­ты выб­рать­ся. Ког­да Ре­гулус впер­вые заг­ля­нул в со­сед­нее ок­но, то уви­дел в гла­зах бра­та не вос­торг и ли­кова­ние, ко­торых ожи­дал, а не­опи­су­емый ужас. Гул­ким ше­потом Си­ри­ус при­нял­ся от­чи­тывать Ре­гулу­са за бе­зот­ветс­твен­ность и глу­пость, по­пут­но на­давав ему лег­ких, сов­сем не бо­лез­ненных под­за­тыль­ни­ков. Ре­гулус же, хоть и по­нял, на­конец, что так ис­пу­гало бра­та и из-за че­го тот те­перь так злит­ся — ес­ли мать зас­та­нет его здесь, кру­то вле­тит обо­им — не мог сдер­жать ду­рац­ко­го, со­вер­шенно не­умес­тно­го хо­хота. Это Си­ри­ус-то от­чи­тыва­ет его за бе­зот­ветс­твен­ное по­веде­ние? Да­же по­том, ког­да они эк­спе­римен­таль­ным пу­тем вы­яс­ни­ли, что Ре­гулус без­на­казан­но мо­жет «тво­рить бес­пре­дел» пря­мо под но­сом у ма­туш­ки, Си­ри­ус так и не приз­нал, что бла­года­рен бра­ту за доб­ро­воль­ную го­тов­ность раз­де­лить с ним ча­сы за­точе­ния. Но Ре­гулу­су и не нуж­но бы­ло ни­чего го­ворить, он сам ви­дел, как ожи­вал с тех пор Си­ри­ус каж­дый раз, ког­да он с ши­рокой ух­мылкой при­зем­лялся на его по­докон­ни­ке. Хо­тя брат все рав­но всег­да вор­чли­во за­мечал, что ког­да-ни­будь Ре­гулус не ус­пе­ет улиз­нуть, и обя­затель­но по­жале­ет о сво­ей бе­зала­бер­ности, про­чувс­тво­вав на се­бе ма­туш­кин гнев. Тог­да они бы­ли ис­тинны­ми брать­ями, луч­ши­ми друзь­ями, кля­лись, что ни­ког­да не бро­сят друг дру­га. Как мно­го вре­мени прош­ло с тех пор.

Ре­гулус не­лов­ко сос­каль­зы­ва­ет с вет­ки и плю­ха­ет­ся пря­мо в лу­жу гря­зи. Бла­го, он уже был поч­ти у зем­ли и ни­чего се­бе не сло­мал. А грязь… да ко­го она сей­час вол­ну­ет?

Под­нявшись, Ре­гулус рас­се­ян­но за­рыва­ет­ся паль­ца­ми в свои во­лосы, по­том встря­хива­ет го­ловой и идет. Ку­да — он не зна­ет. Прос­то идет. Не для то­го, что­бы сбе­жать, а для то­го, что­бы… Ре­гулус не зна­ет, для че­го. Но он, ко­неч­но, вер­нется, как при­мер­ный чис­токров­ный сын, как единс­твен­ный нас­ледник, ко­торым те­перь стал, как бу­дущий гла­ва ро­да, как ис­тинный Блэк. А сей­час он прос­то идет.

Ре­гулус не зна­ет, сколь­ко вре­мени про­ходит, преж­де чем в его ла­донь ты­чет­ся чей-то мок­рый нос. Он ни­ког­да не по­нимал, за­чем лю­ди дер­жат у се­бя до­ма раз­ных бес­по­лез­ных тва­рей? Раз­ве что, со­вы — они хоть поч­ту при­носят. Но все рав­но — за что их лю­бить? А за что мож­но лю­бить ко­шек, со­бак, и уж тем бо­лее, жаб? Но сей­час Ре­гулус как-то ир­ра­ци­ональ­но счас­тлив то­му, что вдруг кто-то на­рушил его оди­ночес­тво, пусть да­же это прос­той бро­дячий пес.

Он опус­ка­ет­ся на ко­лени и че­шет «бес­по­лез­ную тварь» за ухом. Тот до­воль­но ви­ля­ет хвос­том, а по­том вы­совы­ва­ет свой длин­ный язык и ли­жет Ре­гулу­су ли­цо. Па­рень вдруг, не­ожи­дан­но для са­мого се­бя, за­лива­ет­ся звон­ким, ис­крен­ним сме­хом. Ког­да Ре­гулус в пос­ледний раз так сме­ял­ся? Он не пом­нит. На­вер­ное, тог­да, ког­да они с Си­ри­усом все еще бы­ли брать­ями.

— Ты гряз­ный, — про­из­но­сит Ре­гулус, про­дол­жая че­сать пса за ухом. — Хо­тя я и сам те­перь, на­вер­ное, гряз­нее те­бя. Но раз­ве это так важ­но? Я все еще ос­та­юсь са­мим со­бой, а ты — ну, по­жалуй, ты ос­тался бы тем же псом, что и сей­час, ес­ли бы мне вдруг взду­малось те­бя от­мыть, как ду­ма­ешь? Я вот ду­маю, что ос­тался бы. И это прос­то… кру­то — так, ка­жет­ся, го­ворят? — по­тому что ты мне нра­вишь­ся да­же вот та­ким вот гряз­ным и чу­мазым. А вот ни один иде­аль­но чис­тый пес мне до сих пор не приг­ля­нул­ся. Стран­но, прав­да? Но зна­ешь, о чем еще я по­думал? Мо­жет, так же и с гряз­нокров­ка­ми? Гряз­ная кровь не ме­ша­ет им быть са­мими со­бой, быть чу­дес­ны­ми или от­вра­титель­ны­ми людь­ми. Так же, как чис­тая кровь не га­ран­ти­ру­ет то­го, что че­ловек на де­ле не ока­жет­ся пол­ностью прог­нившим. Но для ме­ня это не име­ет зна­чения. По­тому что я пре­зираю гряз­нокро­вок, и я — вер­ный сын. А те­перь толь­ко это важ­но, по­тому что се­год­ня я окон­ча­тель­но по­терял бра­та, ко­торо­го так силь­но лю­бил, — па­рень не­весе­ло ус­ме­ха­ет­ся. — Ин­те­рес­но, а по­чему я ду­маю, что ты ме­ня прек­расно по­нима­ешь? Уж не схо­жу ли я с ума?

Еще не­кото­рое вре­мя Ре­гулус прос­то си­дит, ут­кнув­шись но­сом в шерсть пса, и из его глаз те­чет что-то по­доз­ри­тель­но со­леное. А пес смот­рит в не­бо сво­им чис­тым, осоз­нанным взгля­дом, и ти­хонеч­ко, как-то от­ча­ян­но и бе­зум­но грус­тно, ску­лит.

Ког­да Ре­гулус, на­конец, на­ходит в се­бе си­лы встать, он на­пос­ле­док взлох­ма­чива­ет псу шерсть на хол­ке и, улыб­нувшись, со­бира­ет­ся ухо­дить. Но тут же чувс­тву­ет, как эта «бес­по­лез­ная тварь», за столь ко­рот­кий срок ус­певшая сде­лать то, че­го ни­кому не уда­валось уже дол­гие го­ды — стать Ре­гулу­су дру­гом, хва­та­ет его за шта­нину и пы­та­ет­ся тя­нуть за со­бой в про­тиво­полож­ную сто­рону. Па­рень ос­та­нав­ли­ва­ет­ся и, при­сев на кор­точки, заг­ля­дыва­ет псу в гла­за.

— Прос­ти, но я не мо­гу с то­бой пой­ти. Те­перь мне нуж­но воз­вра­щать­ся об­ратно, до­мой, и де­лать то, что я дол­жен де­лать.

Но пес все рав­но уви­ва­ет­ся за ним и пе­ри­оди­чес­ки пред­при­нима­ет по­пыт­ки по­тащить за со­бой Ре­гулу­са. На­конец, ока­зав­шись у сво­его до­ма, нас­ледник ро­да Блэк бро­са­ет пос­ледний пе­чаль­ный взгляд на бро­дяче­го пса и за­ходит внутрь. Пес же сто­ит ря­дом с до­мом до тех пор, по­ка не за­меча­ет, как в ком­на­те Ре­гулу­са за­гора­ет­ся свет, и лишь по­том, тос­кли­во зас­ку­лив, трус­цой бе­жит прочь.

* * *

Ког­да из­можден­ный, гряз­ный, от­ча­яв­ший­ся Си­ри­ус нас­то­рожен­но пе­рес­ту­па­ет по­рог гос­ти­ной Пот­те­ров, его не встре­ча­ет при­выч­ный шквал ру­гани, прок­ля­тий и опос­ты­лев­шей не­навис­ти. Вмес­то это­го он по­пада­ет в теп­лые, по-ма­терин­ски за­бот­ли­вые объ­ятия До­реи Пот­тер, и за­меча­ет, как она ук­радкой вы­тира­ет выс­ту­пив­шую сле­зу. Он по­жима­ет про­тяну­тую Кар­лу­сом Пот­те­ром ру­ку, ви­дя в его взгля­де не по­рица­ние и осуж­де­ние, но по­нима­ние и ис­крен­нее со­учас­тие. Он слы­шит по­бедо­нос­ный клич Джей­мса Пот­те­ра, ко­торый пле­вать хо­тел на ка­кие-то там ду­рац­кие пос­ледс­твия, и ко­торо­го вол­ну­ет толь­ко то, что его друг те­перь в бе­зопас­ности, в кру­гу не­го лю­бящей семьи.

Со сму­щен­ной улыб­кой Си­ри­ус Блэк по­нима­ет — он, на­конец, до­ма. А еще, с раз­ры­ва­ющим сер­дце чувс­твом ви­ны и не­веро­ят­ной тос­кой осоз­на­ет, ка­кая неп­ре­одо­лимая сте­на вы­рос­ла этой ночью меж­ду ним и нас­ледни­ком в зо­лотой клет­ке, ко­торый так от­ча­ян­но, до­вери­тель­но за­рывал­ся но­сом в за­мыз­ганную шерсть сво­бод­но­го, бро­дяче­го пса. Вот толь­ко эта сво­бода да­лась псу слиш­ком до­рогой це­ной.

* * *

Ре­гулус Блэк так ни­ког­да и не уз­на­ет, что иног­да, под пок­ро­вом но­чи, к его до­му про­бирал­ся зна­комый бро­дячий пес. И каж­дый раз си­дел там, пе­чаль­но гля­дя на его ок­но, сов­сем ти­хо, от­ча­ян­но пос­ку­ливая, по­ка не­бо не на­чина­ло иг­рать пред­рас­свет­ны­ми крас­ка­ми.