Я не помню (гет)

[4]

Банальность, думает Панси, выуживая из сумки толстенный справочник по Зельям (чтоб ему неладно было, декану, — задавать им на выходные кучу всего). Банальность.

Это слово подходит просто идеально. Банальность. Таких, как она, очень и очень много, что в магической Англии, что среди магглов (ужас какой).

Панси не гордится этим, нет, и никогда не гордилась. Чего интересного в жизни серой мышки? Дочка не слишком успешного и не слишком богатого предпринимателя, от которого ушла жена. Подросток с набором дурацких комплексов. Слизеринка-староста, которой вне факультета не доверяет. Подружка Драко Малфоя, ну, знаете, того самого. Стерва — а, нет, вот это уже не про нее. Может быть, она и правда резка и не слишком доброжелательна к окружающим (особенно к этой мелкой Тори Гринграсс, которая постоянно вьется возле Малфоя и строит ему глазки), но она не стерва. Наверное. Хотела бы она быть более... самоуверенной, что ли. Независимой и сильной. Но нет, это всего лишь ее маска — одна из ее масок. Вот с ними у Панси все в порядке, она может казаться и заносчивой слизеринкой, и той девчонкой, на которую можно положиться, а иногда и той, которая заставляет восхищаться собой.

Только это все не настоящая Панси.

На самом деле ничего необычного она собой не представляет, да и не помнит, считала ли себя, хоть в детстве, очень важной особой. Может быть, это и хорошо — в конце концов, выдающиеся люди всегда оказываются в каком-то дерьме. Ей это ни к чему, спасибо, лучше просто тихо сидеть и не высовываться. Правда, это не слишком получается — учитывая то, что она дружит с Малфоем, — но с этим уж ничего не поделаешь. Драко придает ей уверенность, если не в себе, так в будущем. С ним спокойнее: его постоянно присутствие рядом означает, что ее не будут задирать старшие и к ней не будут приставать мелкие (и наоборот), что на нее стоит обратить внимание. Если бы не Драко, она вообще была бы никем, просто жалкой слабой девчонкой, а на Слизерине это опасно.

То, что она учится на Слизерине, кстати, — тоже еще одна банальность. Где еще могла бы очутиться дочь Генри Паркинсона? Пусть он и не входит в число Пожирателей смерти, но связи у него есть, и дело у него не слишком "правильное"... Да и не только в отце дело. Шляпе, разумеется, не могло бы в голову прийти отправить Панси куда-то кроме Слизерина... то есть. Не в голову, а...

— Как и чем думает Распределяющая Шляпа? — вопрошает Панси, и Дафна недоуменно поднимает голову.

— Зачем ей думать?

— Она же распределяет как-то учеников.

Дафна качает головой, откидывая за спину белокурые волосы (так вот откуда у Астории этот жест), и произносит:

— Об этом думать надо было на первом курсе, милая, а то и до него. Сейчас-то уже поздно что-либо менять — да и не дадут тебе перевестись. Пятый курс в самом разгаре.

Панси фыркает:

— Мерлин, да не в этом дело. Не хочу я никуда переводиться, просто... просто интересно. Почему она отправила меня именно сюда?

— А куда еще? — равнодушно замечает Дафна, возвращаясь к своим записям. — Ты чем-то недовольна, или что?

Раздраженно отмахнувшись, Панси повторяет:

— Просто стало интересно.

"А куда еще" — ну да, верно. Она и сама так думает.

— Для Хаффлпафа ты явно не подходишь, для Рейвенкло тоже, — не поднимая головы, начинает вдруг перечислять Дафна, — на Гриффиндор ты могла бы попасть, но вряд ли захотела бы там учиться.

Панси хлопает глазами.

— На Гриффиндор? — Конечно, ее немного оскорбляет, что Дафна не считает ее подходящей для Рейвенкло, но было бы глупо рассчитывать на это. — Я думала, ты скажешь Хаффлпафф...

Дафна хмыкает.

— Это тебе кажется, что ты такая... — она неопределенно поводит в воздухе рукой. — Такая. Только кажется.

Что на это отвечать, Панси не знает и только пожимает плечами. Дафна поправляет свои кудри, как будто они и так не лежат в идеальном порядке, предавая ее задумчивому лицу какой-то налет романтичности, и смотрит на лежащей перед Панси пергамент.

— У тебя чернила растеклись.

Панси опускает глаза и, обнаружив несколько черных капелек и выругавшись, ныряет под стол, в сумку за волшебной палочкой. Дафна вдруг добавляет:

— А Гриффиндор по тебе просто плачет, детка, — и Панси стукается лбом о дерево.

Что ее больше бесит — умилительно-покровительственные "милая" да "детка", которые слетают с языка Дафна по тысячу раз за день, или же что Дафна вполне серьезно говорит о Гриффиндоре, — Панси не знает.

Дафна с хитроватой улыбочкой смотрит на нее, когда Панси вылезает из-под стола. Дафна догадывается.

— Иди ты к черту, — бормочет Панси, избегая этого пристального "я все знаю" взгляда, и Дафна только фыркет.

— Как скажешь, милая.

* * *

[3]

Да, Панси считает себя набором сплошных банальностей. И тот факт, что у нее "тайный роман" с самый что ни на есть гриффиндористым гриффиндорцем, только добавляется в копилку. "Смертельные враги", "Ромео и Джульетта" из какой-то маггловской книжки, про которую все время трещит Астория, и все в таком духе.

Это, конечно, не роман, Панси никогда так не считала, просто выражение Дафны прицепилось. Никакой романтики. Тайна есть, да. Слизеринцы бы просто не поняли, если бы Панси во всеуслышание объявила, что регулярно путешествует в Выручай-Комнату и предается там плотским утехам с Уизли. Даже Дафна не знает, что это именно Уизли, пока еще не знает, с содроганием думает Панси. Дафна бы тоже не поняла.

Да и не сказать, что сейчас понимает. "Что за блажь такая, спать с гриффером?" — этот вопрос Панси слышит от нее чуть ли не каждую неделю.

И вот как объяснить эту "блажь"? Как объяснить, если она и сама не понимает?

Она даже не помнит, как это началось. Наверное, она перебрала на вечеринке по случаю своего шестнадцатилетия и отправилась патрулировать коридоры. Наверное, там были близнецы Уизли — опять шатались после отбоя и что-то придумывали. Она не помнит.

— Скажи спасибо, что это оргией не закончилось, — сообщил ей тогда наутро Фред, когда она с звенящей головой выбралась из постели и в ужасе уставилась на него.

Может быть, она даже сказала спасибо — от шока, хотя, в общем-то, довольно искренне.

— Куда твой братец делся?

— Брезгует, — хмыкнул Фред (тогда она еще не знала, что это Фред, и думала, что они абсолютно одинаковые).

— А ты чего ж? — сухо поинтересовалась она.

"Брезгует". Это ее задело, да.

— Не устоял, — и этот гаденыш улыбнулся во все тридцать два, — тем более, ты так просила...

Она, кажется, запустила в него подушкой.

Да, как-то так это было. Панси правда не очень хорошо помнит. И второй раз не помнит. А вот все следующие...

— И как только меня угораздило? — произносит она вслух, разглядывая свое отражение в зеркале.

— Что именно? — уточняет Уизли, даже не смотря на нее. Он лежит на спине, закинув руки за голову, и пялится в потолок. Панси окидывает взглядом его босые ноги (пятки не помещаются на кровати и болтаются в воздухе — и как только можно быть таким дылдой?) и отворачивается от зеркала.

— Здесь очутиться.

Уизли ерзает на смятой простыне и поправляет подушку под головой.

— Ты вышла из своей комнаты, — говорит он, — и дошла сюда. Разве нет?

Панси легонько хлопает его ладонью по бедру. (Да, он валяется полностью без одежды, но это его, видимо, ничуть не смущает.)

— Эй, — недовольно морщится Уизли. — Это насилие, я на это не подписывался. Я буду требовать компенсации!

Панси закатывает глаза. Ха-ха, как смешно.

Только да, иногда (довольно часто, есть быть честной) на самом деле бывает смешно. Он понимает ей настроение, как — она и сама не понимает. Шутки у него глупые, рожи дурацкие, зубы не совсем ровные, а он все время ими сверкает, — но когда он заливается смехом или просто широко улыбается, сдержать улыбку редко удается, так заразительно это у него выходит.

Панси его терпеть не может, правда. Приколист и болван, каких свет не видел, еще похуже Малфоя.

Вот только от одной вида его огненной шевелюры, от одной его улыбки сразу становится легче и... теплее, что ли.

— Ты как солнышко, — бездумно бросает Панси — и замирает. Этого не стоило говорить, что за сентиментальная чушь.

Уизли вздергивает бровь.

— Солнышко? — переспрашивает он, и Панси не придумывает ничего лучшего, кроме как повторить:

— Солнышко, — и еще и с кивком.

Салазар, что это было.

Несколько секунд Фред озадаченно разглядывает ее, а затем фыркает:

— Это не сойдет за компенсацию, милая.

— Компенсацию?.. — не понимает Панси, и он снова на мгновение серьезнеет.

— Компенсацию. Ну. За насилие, на которое я не подписывался. — Когда до нее доходит, Панси только закатывает глаза. — Или ты всерьез? — добавляет Уизли со странным выражением лица.

М-м-м, и что на это полагается ответить?

Она только вздыхает.

— Ну, если ты перегрелся и плохо соображаешь, то... — она разводит руками. (Это одна из самых глупых отговорок, Мерлин, у нее с головой уже что-то не то, пора искать новую.) Фред все еще внимательно смотрит на нее, и Панси поспешно меняет тему: — Давай, иди сюда, буду... "компенсировать".

Еще пара секунд, и это странное что-то в его глазах наконец пропадает.

— Скорее, это ты иди сюда, — Уизли тянет ее за руку, и Панси подбирается ближе и усаживается ему на бедра.

Целоваться с ним — приятнее, чем с Малфоем (правда, им обоим знать об этом не стоит), гораздо приятнее. Панси в этом даже сомневаться не приходится.

У них одно дыхание на двоих, одинаково срывающееся и тяжелое, и словно бы одно общее тело. Когда он принимается покусывать кожу на шее и ключицах, Панси почти чувствует ощущение легкой солоноватости пота на языке. Заглядывая Фреду в глаза, она видит безумно расширившиеся зрачки (это даже пугает), совершенно живой огонь в них и — свое отражение. Или это она просто видит себя его глазами?

Как ни странно, они всегда гармоничны. Она, темненькая и бледная, и он, огненно-рыжий и чуть смуглый. Молодые, отдающиеся происходящему с головой и в кои-то веки не стесненные никакими рамками.

Никакими.

Можно забыть про войну, про вражду факультетов, про Амбридж с ее дружиной... про то, что это все, вся ее жизнь, — банальность и клише. Забыть и просто жить.

Она живет. Пожалуй, только в эти моменты и живет. Когда Фред ласково ведет пальцами по ее бедру, по телу как разряд тока проходит, Панси запрокидывает голову, цепляясь пальцами за его плечи (будут царапины — неважно), за волосы, что угодно. Она свободна, свободна, хоть он и держит ее в руках, как в оковах, подчиняет себе всю ее сущность. Почти поскуливая, кусая губы, расцарапывая кожу у него на спине, — она свободна.

Губы Фреда со сладковатым привкусом, руки крепко сжимают ее запястья, поднимая и прижимая к подушке (когда они успели поменяться местами? Она не помнит...), и Панси вся дрожит. От жара снаружи и внутри тела, от безумных глаза прямо перед своими, от мощных толчков, от капелек пота у Фреда на лбу, просто от того, что это Фред, — а вокруг больше ничего нет, и ее самой нет, она не знает, где она, кто она, даже имя свое словно не помнит.

Фред жмурится и с хрипловатым полустоном кончает, отпуская ее руки. Его тело вдруг приобретает вес, он придавливает Панси и утыкается лбом куда-то в район ее ключиц. Она откидывает голову, тяжело дыша, и принимается перебирать его волосы, как всегда удивляясь их цвету.

Солнышко.

Она не помнит, как это началось, но точно знает, что не даст этому закончиться.

* * *

[2]

Амбридж заставляет Инспекционную дружину шпионить за кучкой подростков, которые затевают что-то против Министерства. А так как Панси — это в глазах других что-то абсолютно не отделимое от Драко Малфоя, то и Панси тоже "шпионит". Они с Дафной по вечерам задерживаются в тех коридорах, которые обычно особо безлюдны. Выглядывают признаки странного поведения студентов. Пытаются подслушать разговоры Поттера, Уизли и Грейнджер... Одним словом, валяют дурака. Если эти трое и затеяли что-то, происки дружины ни к чем не приведут. Наверное.

Панси беспокоит то, что Фред — брат Уизли, который Рональд, и тоже наверняка участвует в этой... этом... что бы это ни было.

Шпионить за Фредом? Забавно, но, пожалуй, нет. Она все равно ничего не узнает, а лишать саму себя возможность проводить с ним время — точно не хочется.

Вот только что-то гниет под сердцем каждый раз, когда он спрашивает, почему она постоянно такая хмурая да расстроенная.

У него это называется "расстроенная". Панси никогда не позволяет себе выглядеть расстроенной, даже при Дафне или Драко — хотя, может, они просто считают, что это она раздражается, — а вот Уизли видит ее насквозь.

— Ты делаешь что-то не то... или просто заплутала куда-то не туда, — говорит он ей однажды, вопреки обычному осторожно расстегивая пуговицы на ее блузке. — И не можешь найти выход.

— Откуда ты знаешь, что не могу?

Уизли пожимает плечами.

— Может, и можешь.

Она хмурится.

— Может, ты и есть выход?

А он на эту банальность только хохочет, запрокинув голову, и почему-то дико злит ее, так, что хочется впиться зубами в горло.

Она и впивается — ну, может, не в горло, и не чтобы его перегрызть, — и от его оханья, переходящего в стон, переворачивается что-то в животе.

— Куда ты заплутала, Пэнс? — спрашивает Фред через мгновение, когда снова может дышать, и по его взгляду понятно — этот вопрос не дает ему покоя.

Куда?

— Я не помню, — отвечает Панси.

Она не находит в себе сил спросить, поможет ли он все-таки найти выход.

* * *

[1]

— Ты только не злись, — предупреждает он, проводя пальцем по ее щеке.

Панси с непониманием косится на него.

— Из-за чего не злится?

Ее голова лежит у него на груди, и она чувствует, что может провалится в сон, так ей тепло и спокойно.

— Мы с Джорджем бросаем школу, — негромко произносит Фред, перебирая ее волосы как ни в чем ни бывало.

Она замирает, слушая стук его сердца.

Не злиться?

— И почему? — таким тоном, как будто обращается к маленькому ребенку, произносит она.

— Амбридж, — просто отвечает Фред. — Достала.

Панси молчит.

— Солнышко, ты не...

— Я не солнышко, — обрывает она, поднимаясь на локте и впиваясь в Уизли взглядом.

"Солнышко — это ты".

Он словно слышит эту ее мысль, уголки губ дергаются в блеклом подобии его обыкновенной улыбки, и он, кажется, собирается что-то еще сказать.

Панси целует его, совсем не нежно прикусывая губу.

— Я не смогу, — бормочет он, отрываясь, — остаться, — и принимается вылизывать какой-то рисунок у нее на шее, одной рукой лаская грудь. Панси пытается отключить мозг, пытается снова заставить себя парить, ощущая торжество и свободу, но не может.

Не может.

Рамки вернулись.

С губ срывается стон, больше похожий на вой, но Панси только впивается ногтями в кожу Фреду, когда он проникает внутрь. Голова кружится от потока мыслей, что стучат прямо в виска, и непонятно, слышит она, или ей только кажется, нежное "Солнышко. Солнце..."

* * *

[0]

Она выбегает вместе со всеми на улицу, когда близнецы, оставляя длинные хвосты огненных фейерверков, улетают прочь. Плетется следом, словно собачка на привязи, за Дафной, которая тянет ее за руку.

— Вот идиоты! — шумно восклицает она, и Панси не понимает, уважение ли слышит в ее голосе или презрение. Может быть, и то и другое.

— Идиоты, — повторяет она, как будто соглашаясь.

— Ну же, пойдем, мы... — Дафна наконец оборачивается к ней и осекается. — Что с тобой, милая?

Панси качает головой.

У Панси в груди глубокая дыра, а там осколки, банальные осколки от сердца, — иными словами, у Панси все в порядке.

— Все в порядке, — говорит она.

— Ты очень бледная, — замечает Дафна. — Ты хорошо спала сегодня?

Сегодня?

Облизывая губы, Панси щурит глаза от очередной огненно-рыжей вспышки фейерверка в небе.

— Я не помню.