Иллюзии (гет)

Дания знает, что Россия всегда улыбается вежливо и добродушно: когда выслушивает очередные обвинения в свой адрес, когда сама позволяет себе выговорить некоторым странам всю правду прямо в лицо, когда просто разговаривает с кем бы то ни было о чем угодно. Улыбка, несмотря на вежливость и добродушность, по его мнению, все равно выглядит скорее формальной — Дания подозревает, что она улыбается так с тех пор, как ее император «прорубил окно в Европу».

Хенрик знает, что в отношении Анны «вежливо и добродушно» не всегда равно «искренне». Искренне — это когда она смеется, громко и запрокинув назад голову, а ее глаза из стеклянных аметистов становятся уютными фиалками. Хенрику нравится ее смешить, а еще он порой предается несвойственным ему сантиментам и размышляет, не был ли тот, кто давал второе название трехцветной фиалке, с ней знаком.

Дания знает, что Россию считают холодной равнодушной сукой. Они судят по тому, как она воюет, как идет в бой, как чернушно шутит, когда случается что-то нехорошее, по ее вечной улыбке. Дания, один из тех, кто на протяжении всего своего знакомства с Россией сумел сохранить с ней мирные отношения, недоумевает — они действительно думают, что она не играет на публику, что показывает им себя настоящую, после того, как большая часть из них когда-нибудь да вставила ей нож в спину?

Хенрик знает, что Анна далеко не такая, и втайне смеется над этими глупцами. Она добрая, нежная и совсем не холодная (разве что руки немного, но он не чувствует, у него тоже холодные — как-никак, оба северные страны); заботливая и иногда выглядит уставшей, но, тем не менее, смешливая, заводная и всегда готова повеселиться. И такая она только для своих. Хенрик чуть-чуть гордится тем, что принадлежит к этим «своим».

Дания знает Россию долгое время, более пятисот лет. Их знакомство состоялось в тысяча четыреста девяносто третьем году, когда он с Хансом Клаусеном прибыл в Москву на переговоры о первом официальном союзе, а потом она, тогда еще Московское государство, приехала с ними и своими послами в Копенгаген для подписания договора. Она была серьезной, не склонной к разговорам — насколько он был осведомлен, она только-только вышла из подчинения Орды — и потому немного пугающей: что-то было опасное в ее глазах. Дальше знакомство, с редкими осложнениями, шло только лучше и лучше: новые договоры, военные союзы, даже два брака между представителями их царствующих династий. Со временем Россия перестала быть для него такой отстраненной — но не опасной.

Хенрик знает Анну гораздо меньше, срок подходит к ста пятидесяти годам. Она вместе с Александром III и Марией Дагмар (Хенрик, хоть ударьте, не мог звать ее Марией Федоровной), а потом и шестью их детьми каждый год приезжала в Копенгаген. Две царские семьи с удовольствием проводили время вместе, а воплощения их государств были предоставлены друг другу. Хенрик водил Анну по столице, по другим своим интересным городам, а потом с Романовыми отплывал в Россию на пару недель, где уже Анна была его экскурсоводом. Они гуляли, смеялись, просто чувствовали себя свободными — и в какой-то момент, которому предшествовали годы и годы, поняли, что совсем сблизились.

В российско-датских взаимоотношениях был огромный разлад в периоде с Октябрьской революции и до развала СССР. Недовольство датского правительства политикой Ленина и его советников, недовольство самого Ленина социал-демократизмом Дании, после Второй мировой войны — участие Дании в Холодной, основание НАТО… Потом, в начале девяностых, двухсторонние взаимоотношения начали восстанавливаться — и переживают свой подъем до сих пор.

В отношениях Хенрика и Анны разлад присутствовал тоже, но гораздо меньший. Начиная с существования СССР, они почти не встречались, вплоть до окончания Второй мировой. В мае сорок пятого на Борнхольм прибыли советские войска, с которыми была и Анна — и Хенрик помнит и по сей день, с каким выражением облегчения на лице она вцепилась ему в плечи, когда они ненадолго остались одни; он уткнулся носом в ее волосы, остриженные до лопаток, и кажется, у него самого словно гора с плеч свалилась, потому что он также помнил, какие усилия ему пришлось приложить, чтобы не вцепиться Пруссии в глотку, когда он вскользь обмолвился, что и с СССР пакт о ненападении будет нарушен тоже.

Холодная война разделила их, но после открытия «железного занавеса» они выкраивают любую возможность, чтобы встретиться — благо, возможностей этих теперь много.

Для Дании Россия всегда остается непонятной и таинственной женщиной со странным отношением к миру.

Для Хенрика Анна всегда остается завораживающей девушкой с теплыми фиалковыми глазами, любительницей иллюзий.

Хенрик Хансен, Дания, просто умеет различать Россию и Анну Брагинскую.

___________

и размышляет, не был ли тот, кто давал второе название трехцветной фиалке, с ней знаком — второе название трехцветной фиалки — анютины глазки.

Дания знает Россию долгое время, более пятисот лет — по факту, российско-датские отношения насчитывают девятьсот лет, но конкретно временем знакомства между воплощениями я выбрала тот самый первый письменный договор.