Рим—Лондон (джен)

Рейс Рим—Лондон. Осталось сто девять минут до приземления.

В кабине самолета тихо. Просторно. Вольготно. Почти холодно. Идеально.

Мягкие, комфортные кресла испускают пары благополучия и неуязвимости. Ему хорошо тут. Это уже никого не удивит.

За окном медленно оседает земля. И Шерлоку плевать, что это он поднимается вместе с самолетом. Земля оседает, забирая, унося всё, что он оставляет там. Следы его пребывания. Тонкие нити привязанностей рвутся всё легче и легче с каждым разом.

Он всегда ненавидел самолеты. Невозможно просчитать — почти ничего не зависит от него. И поэтому раньше всегда накатывала паника. Мимолетная, длящаяся всего десять секунд. Но она была.

Пока Шерлок не прыгнул с той крыши. Злополучной и любимой. Пока не сделал свой роковой и самый счастливый шаг. Это он понял только сейчас. Спустя пять лет после того прыжка.

Яркое падение, достойное различных наград за предусмотрительность и планирование. А также, за лучшие спецэффекты. Шерлоку резко хочется поаплодировать самому себе и Майкрофту. Но он давит в себе это желание. Отдает самодурством.

Страх полета пропал. В один миг с приземлением в тот самый день. Что бы Шерлок ни говорил Джону, он не жалел. Ни о чем. Ни один миг. Даже себе можно солгать в крайнем случае, обмануть на короткий срок. Но Шерлок никогда не лгал себе.

Зачем? Быть честным с собой — быть свободным. А больше всего на свете он дорожил свободой. И не был намерен терять её из-за уже никому не нужной привязанности. Слабости. «Неравнодушие не преимущество». Слова, которые когда-то они с братом взяли в качестве девиза и которые он предал однажды.

За окном проплывают яркие полосы зеленых лугов и скалистая местность просвечивает серым фетровым покрывалом. Шерлок ровно десять секунд любуется красотой за окном — дольше смотреть незачем, — и поворачивает голову к стюардессе, протягивающей ему телефон.

В трубке слышится голос брата, ироничный, мягкий, стойкий. Шерлок знает его абсолютно, может описать каждую эмоцию, которую слышит в нем. И это единственное, от чего он не может отказаться. Потому что сразу заболят невидимые ссадины на коленках, полученные в пять лет при падении с велосипеда и которые заговаривал Майкрофт. Потому что сразу потеряется ориентация в пространстве, как в шестнадцать лет в том мерзком клубе, где его приучили к кокаину и из которого его на себе выносил тот же Майкрофт. И лишь голос брата всегда был маяком, ведущим в правильном направлении.

Шерлок слушает Майкрофта две минуты, не перебивая и наслаждаясь перекатами эмоций в его голосе. Он не видел брата уже почти пять месяцев — постоянные разъезды не давали встретиться. И теперь рад даже такому общению. После того, как Майкрофт прощается, Шерлок быстро передает привет родителям — они в последнее время совсем сдали, надо сразу же съездить к ним по возвращении.

Стюардесса снова стоит рядом и предлагает перекусить. Шерлок презрительно вглядывается в девушку — не замужем, встречается с женатым банкиром, растит маленького ребенка, три года, еле-еле сводит концы с концами, принята на испытательный срок Майкрофтом неделю назад, ноль важной информации — и лишь машет рукой, заказывая черный кофе с двойным сахаром и отдавая ей трубку.

Самолет неожиданно трясет, но он даже не обращает внимания, печатая отчет для Майкрофта. Последние два года он почти не занимается расследованиями и не бегает по ночному Лондону. Командировки на континент, в Америку и Австралию занимают большую часть времени. Он не работает на Правительство, но помогает брату.

Оказалось, что это просто. Пикировки остались в их жизни, впитавшись в отношения, как чернила в чистый лист бумаги. Но появилось что-то выше этого — понимание, что они есть друг у друга. Для обоих большего и не надо.

Через полчаса, закончив отчет, Шерлок еще раз выглядывает в окно — сизые облака закрывают весь обзор. Он фыркает и переводит взгляд на часы, оценивая оставшееся до посадки время — еще тридцать три минуты, если ветер не изменит направление на пятьдесят градусов. Можно немного поспать. А по возвращении от Майкрофта заехать к Лестрейду и помочь немного с самыми сложными делами — размяться не помешает.

Шерлок откидывает голову на прохладный подголовник и прижимается щекой к коже, которая имеет специфический аромат аэрозоля для кожаных изделий.

Командировка в Италию прошла успешно, весь персонал посольства, а также подсадные игроки в Правительстве, готовящие диверсию, были устранены. Три дня ему вполне хватило. Значит, у него есть еще пять дней до приезда миссис Хадсон из маленького круиза. Шерлок вздыхает, раздумывая над возможными экспериментами в эти дни.

Ни разу у него в голове не мелькает имя друга. Ради которого он прошел по самому краю, сорвавшись одной ногой в пропасть. Майкрофт вытащил, сделал все, что мог. Шерлок оценил. Джон лишь простодушно поблагодарил и повернулся к жене. И это выжгло все, что осталось внутри после выстрела.

Шерлок освободился и возродил непреложную истину: «неравнодушие не преимущество». Жить стало снова легко. А проблема холода решилась поднятым воротником пальто.

Он закрывает глаза и отключает себя самого от реальности. Сны ему не нужны, а для чистого разума хватает и спокойных двадцати пяти минут вот такой «перезагрузки». Через двадцать шесть минут он распахивает глаза и смотрит на часы — внутренний таймер не подвел.

В кармане вибрирует телефон, принимая смс. Шерлок вытаскивает аппарат и проводит пальцем по экрану, лаская старого друга. На зажегшемся дисплее вспыхивает сообщение от абонента «Джон». Шерлок, совершенно спокойный, нажимает на красную кнопку «удалить», даже не открыв его. И переводит взгляд в окно.

Там поднимается туманная земля. И не важно, что это Шерлок опускается вместе с самолетом. Он потирает руки, предвкушая пикировку с братом и эксперименты в пустой квартире, а затем отстегивает ремень безопасности. Он снова дома.

Рейс Рим—Лондон завершен. Самолет совершил посадку.