The Girl, Who Never... (джен)

Дым, извивающийся кольцами над пульсирующей лазурной поверхностью зелья, оседает горьким привкусом полыни на искусанных губах, сердце Лили гулко стучит от страха, диссонируя с четким тиканьем лабораторных часов, а незаженная сигарета жжет руку, будто не простые ментоловые листья скручены спиралью тонкой папиросной бумагой, а порох. Только подожги — и взорвешься. Сделай первую затяжку — первый шаг по тропе к своей гибели.

Лили устало усмехается, откидывая назад прядь, выбившуюся из небрежно заколотого хвоста слегка потускневших от безвылазного сидения в лаборатории волос. Слышал бы кто сейчас ее мысли, так похожие на маггловские лозунги — точь-точь с плакатов неуемных миттингующих перед табачной фабрикой. Не на такой ли эффект рассчитывали маггловские борцы за здоровье нации, клея уродливые картинки на сигаретные пачки? Импотенция. Бесплодие. Недоношенность. Однако волшебникам маггловские болезни не страшны, арсенал колдовских средств огромен, так что даже сквиб может с легкостью позволить себе наслаждаться любой маггловской отравой. В любом положении.

Нет, не здравомыслие сейчас удерживает Лили, а суеверный страх. Будто огоньком она не сигарету подожжёт, а динамит, будто все зло как Пандора из ларца выпустит, а не всего лишь тонкую струйку дыма с губ.

Зелье вспенилось, несколько капель обожгли Лили руку, ревниво выдирая ее из странных размышлений, а часы взвизгнули, намекая, что пора бросать предпоследний ингредиент.

— Действительно, — бормочет Лили, высыпая заранее отмеренную порцию морской соли в голубое варево. — Времени осталось совсем немного, и нечего мне здесь разводить демагогию и философствовать наедине с собой. Времени нет. Совсем нет.

Нет. Нет. Нет.

Одно и тоже короткое слово бьется пульсом в голове Лили, подобно заклятью рикошетя от стенок мозга, и на секунду ей чудится в нем отзвук детского плача.

Нет. Нет пути назад. Пути назад нет. Уже нет. Нет, нет, нет.

Поставив таймер в последний раз, Лили опускается на холодный пол, обнимая себя руками, будто желая защититься от лихорадочно бега секундных стрелок. Еще чуть, еще немного…

Все худшее случиться сегодня, говорит она сама себе. Нельзя раскисать как свернувшееся зелье, в самый ответственный момент. Скоро вернется Джеймс, все должно быть готово к его приходу, хотя и не так заботливая женушка должна встречать уставшего мужа с работы. И речь ее роли в давно родившемся в голове жутком сценарии должна быть выучена на зубок, и грим нанесен, и декорации поставлены.

Времени почти не осталось, еще немного и зелье поменяет цвет.

Но ведь можно же повернуть назад? Чертово зелье вылить, а стулья расставить по местам, а фальшивую кровь с ковра отчистить простым Эванеско?

— Можно, конечно, — сама себе отвечает Лили, аккуратно помешивая зелья по часовой стрелке — прилежная ученица следует каждой букве рецепта.

Можно же остановиться, можно же? Яд выбросить, лабораторию запреть, а то и вовсе поджечь Адеско Файер со всеми свитками, ингредиентами и прочими изысками? А тот самый рецепт уничтожить в погребальном огне, справедливо ужаснуться и забыть свои страшные мысли, как очередной кошмар, что незванными гостем забредает на огонек ночника каждую ночь?

— Можно, — шепчет Лили, чувствуя, как против воли слезяться глаза — от дыма ли? Или оттого, как звучат собственные мысли — так робко и так надрывно. Так отчаянно, так … по-детски.

Можно, можно, все можно. Можно отступить и бросить все как есть. Только тогда все полетит к мантикорам. И тогда не будет уже ничего.

Сердце бьется подобно метроному, отсчитывая время перед началом финальной партии, напряжение сводит живот гордиевым узлом, в голове осами вьются беспорядочные мысли, одна жалит сильнее другой, а глаза предательски заполняются солью — хоть собирай слезы и выпаривай на зелья. Все бросить и вернуться? Можно… но куда?

Из подземной лаборатории наверх в гостинную — ждать уставшего, измотанного Джеймса? А другим Лили не видела мужа уже давно, с тех самых пор, как зазмеилась цепочка событий, связанных с пророчеством, что грозило стать их висельной петлей. Чертова Трелони, психопатка, палка, что выстрелила! Лили б с радостью зашила ей губы сама, без всякой магии, недаром же магглорожденная, простой штопальной иглой да бечевкой грубой. Что б не повадно было предрекать что-либо!

Все переменилось в один зимний день, и белый снег сменился серпантином разноцветных вспышек заклятий, из-под перекресного огня которых порой и не надеешься выйти живой. В тот самый день, когда Дамблдор рассказал им об их с Джеймсом роли в этой истории, что грозила быть вписанной в учебники.

Лили смутно осознавала, что все-таки на самом деле произошло, Дамблдор не утруждал себя детальным объяснениям, но и того, что она знала было достаточно. В тот самый день пророчество стало известно врагам, одному Мерлину известно, как так вышло. А их собственная жизнь, ее и Джеймса, превратилась в бесконечную игру в прятки, а они сами — в дичь, преследуемую охотниками. Все трое.

Да, беременность меняет жизнь любой семью, но о таких ли переменах говорил Джеймс, нежно гладя ее по волосам и кладя руки на пока незаметный живот?

— Нет, — сказала сама себе Лили, — нет, нет и еще раз нет!

Все это — то, что происходит сейчас — неправильно. Война грохочет где-то в темных переулках, а ее жизнь проходит под новостные ленты колдорадио — в ожидании новостей разной степени тяжести. Джеймс практически запретил Лили выходить из дома, с тех самых пор, когда она чудом ускользнула из лап неминуемой гибели от рук самого Лорда. В третий, мать вашу, раз! Мужа поддержала большая часть Аврората, но Лили все равно слышала эхо войны, гремящее над головой. Домик в Гордиевой Впадине был уютным, но она понимала, что не сможет всю жизнь (или же ее остаток?) прятаться за толстыми стенами, сколько бы на них ни было подвешено заклятий, хотя и сама не могла объяснить свою мнительность и недоверие.

Беременность? Гормоны? Быть может и так, а может интересное положение всколыхнуло ее кровь, пробудив маггловскую часть? С момента получения письма с изумрудными чернилами и вплоть до Того-Самого-Дня Лили предпочитала жить в подаренной ей волшебной сказке, но сейчас впервые радовалась пробуждению маггловской натуры. Ведь чистокровная волшебница никогда бы не сделала того, что собирается сделать Лили. Слишком, слишком сильны в волшебном мире кровные узы, важна каждая капля. Даже школьницы редко варили абортивные зелья, а что уж говорить о замужней даме. Немыслимо! Неслыханно!

И все же… Не так все должно было быть. Можно сколько угодно растравливать душу картинками светлого будущего, счастливого семейства, но все розовые иллюзии таят дымом при столкновении с реальностью. Тягучей, ядовитой, липкой как зелье, что вот-вот будет готово. Этими картинками не защититься, не создать патронус от того, во что превратилась их повседневная жизнь.

Да, все было не так уж плохо. Но все это было ненормально. Уходя из дома не знать, вернешься ли. Увешиваться как рождественская елка всевозможными амулетами, перестраховываясь от всего и вся. Вздрагивать от каждого шороха и стука, судорожно проверять защиту по сто раз на дню? Джеймс держался, но глаза его выдавали, утратив блеск. Беззаботный мальчишка быстро повзрослел, в считанные дни растеряв юношескую браваду, а Лили бы все отдала, что бы вернуть назад все его позерские замашки, что прежде так ненавидела, лишь бы не видеть нервного тика и воспаленных глаз непонятного оттенка. Своих же она не хотела даже видеть. Как и искусанных губ Сириуса и седых проблесков в светлых волосах Ремуса. Как и мягких, сочувствующих взглядов друзей из Ордена, от которых хотелось волком выть.

Красивая свадьба, радостная новость, планы на будущее. Вот только не было в той красивой иллюзии всего этого липкого кошмара. И мысли, сколько еще страха придется пережить из-за того, что им суждено стать родителями героя.

Стать родителями героя… Стать родителями.

Стать?

Лили и не помнила толком, когда к ней пришла эта мысль. Неприемлемая, но такая простая и логичная. Пожертвовать жизнью своего ребенка и отвести удар от мужа, его друзей и себя… Сперва она отбросила ее, но эта уже ввилась как сорняк в кору ее мозга, а после разрослась, как плющ. Ядовитый.

И Лили даже не помнила, когда сдалась. Когда искала рецепт? Когда, навесив на себя все мыслимые и немыслимые маскирующие чары, покупала ингредиенты, пользуясь отсутствием мужа? Или когда написала Северусу то самое письмо, что сейчас лежит в ящике стола, за семью печатями спрятанное, никто не сумеет прочитать, кроме бывшего друга?

Северус. Интересно, а догадается ли он? Наверняка. И что же он скажет? Поставит ей в вину, то, что она собирается его просто использовать? Или же восхититься ее планом — циничным, истинно слизеринским? Поймет ведь, что не из дружеских чувств Лили написала ему о потерянном ребенке. Лили по-прежнему не одобряла его решение присоединиться к Пожирателям Смерти, но сейчас ей это играло на руку. Коли Темный Лорд узнает, что враг, которому суждено сокрушить его, исчез, так и не родившись, его родители хоть на какое-то время перестанут быть мишенью номер один.

Догадается ли Северус, что все обман? Наверняка. И все же Лили рассчитывала на это. Пусть прочтет между строк ее мольбу, а он сумеет, и сделает так, как она хочет. Пусть расскажет всем, выведет их из-под прицела. Иного пути нет.

А ведь Северус не раз говорил ей, что она могла бы учиться и на Слизерине, но только сейчас Лили могла с ним согласиться. А прежде ей казалось, что она гриффиндорка до мозга костей, как Джеймс.

Джеймс. И прорицания здесь не нужны — он не простит. Не поймет и не простит никогда. В его лохматой голове ее план не уложится в рамки логики, медицинские термины заменит слово «убийство». Лили, смеется, заставляя себя вспомнить далекие уроки маггловской биологии. Нечего там убивать. Срок еще мал, живот почти не заметен, всего лишь набор клеток. Не более. У него нет души, нет жизни, значит и убить его нельзя. Удачно, что она не прогуливала уроки даже в начальной школе. К счастью, она всегда была примерной ученицей.

Лили почти радуется, что родилась магглорожденной. А чистокровный Джеймс никогда не простил бы. Но на его счастье, правды он никогда не узнает. Он не Северус…

В мозг Лили хитрым змеем прокрадывается мысль, а правильный ли она сделала выбор, но голову ей тут же перерубает трель часов. Пора добавлять яд. Последний ингредиент…

Лили дрожащими пальцами выливает ядовито-зеленую жидкость в котел, чувствуя, что вот-вот упадет, и сил хватает лишь сползти вниз по стене, выпустив склянку из ослабевших рук.

Пора. И сколько бы она не пряталась от самой себя в ветвистых кронах своих замудренных рассуждений, ей все равно больно от слепящей мысли, что он убивает их ребенка.

Но времени почти нет. В рецепте написано подождать несколько секунд до ярко-зеленого цвета. Как раз столько, чтоб успеть выкурить сигарету.

Щелчок зажигалки. Просто символический жест.

— Прости, — шепчет Лили, чувствуя, как легкие пробиваются струей ментолового дыма — насквозь, до рези и красноты в глазах. Ну и хорошо, так достовернее. Джеймс не должен усомниться в ее искренности.

— Прости, — шепчет Лили, выдыхая дым, не зная в сущности к кому она обращается — к мужу или нерожденному сыну, — так будет лучше.

Так будет лучше. Для всех. Вот оно, всеобщее благо во всей красе. У них могут быть еще дети. Или у Джеймса пусть и не от нее. В конце концов, Лили хорошая ученица, а прорицание входило в обязательную программу, но вот результаты гаданий вели к одному единственному раскладу.

Смерть.

Слетающая с кончика палочки вспышкой ярко-зеленого цвета, совсем как зелье, что уже ждет, соблазнительно сверкая. У магглов зеленый — цвет жизни, магам же несет гибель, а она — дитя обоих миров. Жизнь и смерть неразделимы — лишь грани монеты, платя жизнью сына, она выкупает жизнь мужа, его друзей… и свою. Честный обмен, выгодная сделка, а боль в груди и в животе — просто бонус. Побочный эффект.

— Так надо, — Лили, зачерпывает зелье в наколдованный кубок, не замечая, что машинально кладет руку на живот, пытаясь уловить биение тонкого пульса, — прости меня… Прости меня… Гарри.

Лили делает глоток. Горчит немного, но ничего. Как гласит старый кельтский рецепт, ей почти не будет больно. Больно будет ему.

Стоит счастье ли всего мира слезы ребенка? Да, мантикора вас задери, стоит! Если из-за его непролитой слезы истекут кровью десятки взрослых, то пусть захлебывается слезами! Захлебывается горьким соком полыни, ядом и кровью матери в ее чреве, что скоро отторгнет его, и эта кровь смоет строчки истории.

Прости, Гарри… Мальчик-Который-Никогда…

— Эванеско, — котел чист, кубок изчез, как и окурок. Никаких следов преступления.

Джеймс придет через несколько минут. Лили поднимается в гостиную, критически осматривает ее. Хаос, что должен быть в такой ситуации. Все в порядке.

Живот дергает вспышкой боли, кровь растекается по бедрам, Лили размазывает ее по дивану, смешивая настоящую с фальшивой, чувствуя и себя фальшивкой. Только слезы, застывшие в покрасневших глаз все-таки настоящие.

~ 2014 ~