Ворон (джен)

— «Приятного» семестра, — пожелал дядя Вернон, с противной усмешкой кидая под ноги вещи Гарри. Единственное, что принадлежало ему лично. Сундук сердито громыхнул дном об асфальт, что почти заглушило треск и скрежет вещей скрытых в его недрах. Звук ломающий что-то и внутри него.

Гарри быстро присел, желая проверить все ли в порядке, но замер, подняв голову. Дурсли садились в машину, повизгивая от удовольствия, доставленного унижением племянника. Несколько секунд, и он остался один в многоголовой, равнодушно-деловитой толпе. Воняющей дымом сигарет, потом, резкими духами. Шорохи, шум моторов, голоса, сливающиеся в единый гул. Тысячерукий, тысяченогий слаженный механизм, что занят своими важными и не очень делами и которому нет дела до растерянного мальчишки. Быстрый взгляд на дорогу и ветви деревьев ничего не дал, его пернатого друга не было. Только вездесущие голуби.

Все еще в дороге или… или не прилетит вовсе?

Ворон жил в стареньком парке, что в паре кварталов от Тисовой улицы. Иссиня-черный, с крупным, хищно изогнутым клювом и стремительными движениями для шестилетнего пацаненка он был невероятно огромным и завораживающе-опасным. Сказочный вестник смерти. Ворон деловито скакал по траве, пружиня на длинных голенастых ногах, и склонял черную, лобастую голову набок, чтобы лучше изучить посетителей. Брошенные ему кусочки пищи избирательно склевывал или равнодушно отворачивался, снисходительно позволяя меньшим собратьям лакомиться подачкой. Кого Ворон не терпел на своей территории, так это собак. Даже самая безобидная и дружелюбная псина рисковала получить крепким клювом промеж глаз, с первого раза усваивая урок обходить парк самой дальней дорогой.

Так и повелось. Почти все теплые и ясные дни Гарри проводил здесь, отдавая другу остатки своей еды, делился с ним своими бедами, получал в ответ утешительное «кар». Дадли несколько раз пытался вычислить его убежище, но Ворон, словно воспринимая его личным врагом, изгонял шумного кузена еще на подходе к парку. А потом Гарри пошел в школу, где частенько застревал в библиотеке, еще одном убежище от банды двоюродного братца, выбираясь к пернатому другу в выходные или поздно вечером. Если бы у него появились в школе друзья, то, вероятно, Гарри переключился бы на них, но, увы, угроза в лице Дадли оказалась весомее естественного интереса. Ворон так и остался на протяжении пяти лет единственным, с кем можно было общаться без опасения нарваться на оскорбления и тумаки.

Большая стрелка неумолимо сдвигалась в сторону одиннадцати, а он все еще не знал, как ему искать необходимую платформу. У Гарри пересохло во рту. Что же делать? Он и так уже начал привлекать косые взгляды. Неуклюжая попытка выудить информацию у констебля только раздула страхи. Во рту появилась сухость, рефлекторно передернулись мышцы на ноге — отголосок той истории со Спиритом. Паника грозила захлестнуть с головой. Он вновь прошел по платформе, выискивая глазами знаки. Не то, не то, снова не то!

Судя по большим часам, висящим над расписанием поездов, у него оставалось десять минут до отправления поезда на Хогвартс и никаких идей, как на него попасть. Один, посреди станции с тяжелым чемоданом, с карманом, полным волшебных денег, как он подозревал совершенно бесполезных в этом мире. Может все же надо постучать волшебной палочкой по будке кондуктора, что расположена между платформами девять и десять? Гарри уже присел и потянул запор, когда уловил несколько слов: «…и толпа магглов, конечно…». Он резко обернулся. Кто?

Говорящая оказалась пухленькой женщиной, сопровождавшей четырех мальчиков и девочку. Как утка с многочисленным выводком! Такие же шумные и неуклюжие. И все они были ярко-рыжими, напоминая клоунов из третьесортных шоу. Дети толкали перед собой чемоданы, и, главное, у них была сова! Сердце быстрее забилось, и Гарри потянул свою тележку вслед за ними, старательно прислушиваясь к разговору.

— Так, какой номер платформы?

— Девять и три четверти! Мама, а я не могу пойти?..

— Ты еще маленькая, Джинни, теперь — тихо. Хорошо, Перси, ты идешь первым.

Гарри внимательно наблюдал, как мальчишки подходили к барьеру и исчезали. Он не видел, чтобы они махали волшебной палочкой, но, возможно, надо шептать особые слова? Ну почему Хагрид не передал ему столь важную информацию? Как можно быть таким рассеянным? Гарри было страшно, даже руку пришлось спрятать в карман, чтобы не видно было сжатого кулачка, но не оставалось ничего иного, как обратиться к женщине:

— Извините.

— Привет, дорогой, — добродушно улыбнулась ему наседка. — Первый раз в Хогвартс? Мой Рон тоже новичок.

Она указала на последнего, еще остававшегося на платформе мальчика. Рон оказался тонким и долговязым, с веснушками, большими руками и ногами и длинным носом, на котором виднелось грязное пятно.

— Да, — кивнул Гарри. — Дело в том, что… дело в том, что я не знаю как…

— Как выйти на платформу?

Гарри кивнул, не имея возможности говорить — в горле застрял ком.

— Не беспокойся. Все, что ты должен сделать, это пройти барьер между платформами девять и десять. Не останавливайся и не бойся, что врежешься в него, это очень важно. Лучше пробегись, если волнуешься. Иди сейчас, перед Роном.

Гарри поблагодарил, повернул тележку и пристально посмотрел на барьер. Тот выглядел весьма твердым. «Ты же перемещаешься в волшебный мир, значит должен рискнуть, пройти испытание. И матери стольких детей вовсе не зачем тебя обманывать! Сюда бы моего Ворона». Гарри вскинул глаза в поиске друга. Увы, вездесущие голуби ничем не напоминали аристократической черноты. И тогда он начал разбегаться. Задел какого-то мужчину, но от ожидания столкновения не слышал и не видел ничего, полностью сосредоточившись на преодолении.

У самого барьера Гарри инстинктивно нагнулся и зажмурился, даже попытался затормозить. Только было уже поздно, инерция движения внесла его в стену на приличной скорости. Ничего не произошло. Сделав еще несколько шагов, он остановился и распахнул глаза. Вначале ему показалось, что он в каком-то розовом тумане, Гарри даже мельком подумал, что все же столкнулся со стенкой и сейчас лежит в больнице. Но уже через пару секунд зрение сфокусировалось. Прямо перед ним стоял на рельсах алый паровоз. Знак сверху гласил «Хогвартс-экспресс». Гарри оглянулся и увидел отделанную железом арку с надписью «Платформа Девять и Три Четверти» там, где был барьер. У него получилось! Хорошо, что он вспомнил о своем друге, даже одна мысль о нем приносит удачу! Эх, если бы сам Ворон был здесь!

Вслед за зрением вернулся и слух. Магический мир приветствовал его гудком от машиниста и… все тем же гомоном людской массы. Нет, они были одеты иначе, тут и там можно было услышать странные, незнакомые словечки и выражения, но это была все та же толпа, где он все также один. Меж ног сновали кошки, ухали совы. Вагоны уже были заполнены учениками, некоторые свешивались из окон, чтобы поговорить со своими семьями, кто-то выяснял отношения. Их гомон то сливался в общий фон, то вдруг разбивался на отдельные разговоры.

Больнее всего было смотреть на взрослых, что обнимали своих детей. Девчонки жались к матерям, мальчишки пытались демонстрировать свою независимость и корчили рожицы. Кое-кто бросал на Гарри любопытный взгляд, чтобы тут же отвернуться к своим знакомым или родственникам. Чужие. Мальчик поежился, еще больше ощущая свое одиночество и ненужность. Его единственный друг остался в летнем парке маленького городка в графстве Суррей.

Рыжие близнецы помогли ему поднять багаж в вагон, бурно удивились, увидев его шрам. Кольнуло неприязнью — его «знаменитое» прошлое опять было важнее настоящего.

Заняв свободное купе, он выглянул в окно, выискивая черное оперение. Только разве в такой гуще кого-то увидишь? Поезд издал последний гудок и начал набирать скорость, мягко покачиваясь на рельсах. В окне замелькали дома. Дверь купе сдвинулась, открываясь, и вошел рыжий. Тот, который младший у мамы-наседки.

— Здесь кто-нибудь сидит? — спросил он, указывая на пустующее место. — Везде занято.

Гарри покачал головой и мальчик сел. Он глянул на спутника, затем быстро отвернулся к окну, притворяясь, что не смотрел.

— Эй, Рон, — вернулись близнецы. — Слушай, мы собираемся пойти в середину поезда — у Ли Джордана гигантский тарантул.

— Да, — пробормотал Рон, съеживаясь и забиваясь глубже в кресло.

— Гарри, — сказал другой близнец, — мы не представились? Фред и Джордж Уизли. А это Рон, наш брат. Увидимся позже.

— Пока, — сказали Гарри и Рон хором. Близнецы закрыли за собой дверь купе.

— Ты действительно Гарри Поттер? — выпалил Рон. Гарри кивнул.

«Они все сговорились что ли? Этот руку мне тоже будет трясти от избытка чувств?» — подумалось с досадой. Ладони у Рона были, как и все тело, худые, покрытые веснушками. Пальцы венчали частично обломанные, частично обкусанные ногти.

— Ох, хорошо, я подумал, что это одна из шуток Фреда и Джорджа, — сказал Рон. — И у тебя действительно есть — ну знаешь… — он указал на лоб пальцем. Мысленно поморщившись, Гарри откинул назад челку, чтобы показать шрам. Рон пристально посмотрел.

— Это где Сам-Знаешь-Кто…

— Да, — сказал Гарри, — но я абсолютно ничего не помню.

— Совсем?

— Ну, вспышку зеленого света, но больше ничего.

— Ничего себе, — сказал Рон. Он сидел и смотрел на Гарри некоторое время, затем, как будто внезапно понял, что делает, снова быстро посмотрел в окно.

Разговаривать не хотелось.

— А ты кого везешь из животных? У меня крыса. Только она старая, мне по наследству от Перси досталась.

— Никого, — смутился Гарри. — Мне подарили сову, только я ее отпустил на волю.

Не говорить же было, что ему казалось сугубо неправильным менять друга Ворона на какую-то постороннюю сову, пусть та и была подарком?

Рон широко раскрыл глаза:

— Выпустил?

— Она ж полярная была, ей здесь жарко. Пусть лучше вернется на север, к сородичам, птенцов высиживает. Да и писать мне некому, — признался Гарри.

— Ты даешь, лучше бы мне подарил, — пробормотал Рон. Тонкие губы сжались, превратившись в узкую полоску.

Гарри удивленно вскинул брови, но промолчал.

Пока Рон подбирал новую тему для разговора, дверь распахнулась, и в нее шумно ввалились трое мальчишек. Первый, худенький блондин, оказался старым знакомцем из магазина мадам Малкин.

— Это правда? — спросил белобрысый, с тем нахальным видом, за которым прячут смущение. — Все говорят, что в хвосте поезда в этом купе Гарри Поттер. Это ты?

— Да, — подтвердил Гарри, которому уже изрядно надоели последствия его славы, и с мученическим видом перевел взгляд на двух других мальчиков. Оба были коренастыми и выглядели внушительно. Только бы им не пришло в голову ему руку жать, раздавят. К его тайной радости крепыши интереса к известной персоне не выказали. Сонный вид обоих наводил на мысль, что они лучше поспали бы, а не бегали по вагонам в поисках новых знакомств.

— Это Кребб и Гойл, — поспешил представить их старый знакомый. — А мое имя Малфой, Драко Малфой.

Рон слегка кашлянул, скрывая смешок. Драко с вызовом посмотрел на него.

— А ты тоже везешь сову или крысу? — поспешил вмешаться в назревающий конфликт Гарри. В школе драки между детьми из обеспеченных и малоимущих семей были обыденным явлением, а присутствие крепышей сводило их шансы в драке к нулю.

Малфой презрительно скривился:

— Крысы? Фи, какая гадость. У меня ворон!

— Покажешь? — загорелся Гарри вскакивая. Его симпатии мгновенно сменили плюс на минус, и Рон был забыт. Ну и что, что Драко немного напоминает Дадли, у него ВОРОН!

— Идем, — чуть удивленно согласился Малфой.

— Эй, его отец Пожиратель Смерти, — возмутился Рон, тоже вскочив. — Ты не можешь идти с ним!

— Рон, у него ВОРОН! — с сияющими глазами пояснил Гарри, что для него было абсолютно исчерпывающим объяснением.

Драко лишь бросил на ошеломленного соперника победный взгляд и вышел из купе. Малфою хотелось схватить Поттера за руку, заглянуть к Панси и Блейзу, но, помня о наставлениях отца проявлять сдержанность и воспитанность, он провел его прямо до своего купе, лишь горделиво улыбаясь всем встречным ребятам и взрослым.

Ворон был очень похож на гарриного приятеля, такой же большой, черный. Он важно наклонял голову набок и пружинил на лапах, чуть раскрыв крылья для равновесия. Гарри достал припасенный кусочек сыра и, спросив разрешения, протянул его сквозь прутья. Птица внимательно осмотрела угощение, прежде чем осторожно поднять кусок лапой и вложить в клюв.

— Умная птица.

— Других не держим, — надменно вскинул голову Малфой.

Гарри наблюдал за вороном, Драко исподтишка — за ним. Маленький, не в самой дорогой одежде, Поттер не производил впечатления победителя Темного Лорда. И чем его так вороны привлекают? Вон какими влюбленными глазами смотрит, надо папА написать и попросить еще одного для подарка Поттеру.

— А ты так и не определился на каком будешь учиться факультете? — спросил Драко, поняв, что если не отвлечь, то Поттер может до конца поездки любоваться птицей.

— Мои родители учились на Гриффиндоре, наверное, туда. А еще интересен Равенкло, у них ведь на гербе ворон.

— Подумаешь, а у нас змея, тоже умное животное, — ревниво возразил Драко. — И мой крестный может превращаться в ворона, а он декан факультета Слизерин!

Ворон в клетке был мгновенно забыт.

— Превращается в ворона? А не бре… выдумываешь?

— Еще чего. Один в один! — польщенный тем, что на него, наконец, обратили внимание, Драко забыл о необходимости растягивать слова. — Северус Снейп самый лучший, после папА, конечно! Столько знает, самый молодой мастер зельеварения, вот. Жаль только, что крестный редко в гостях бывает, занят очень, — притворно вздохнул он.

— А превращение? — нетерпеливо уточнил Гарри.

— Это уже высшая трансфигурация, когда свое тело пре-о-бра-зу-ешь в тело животного. Анимагия называется. Таких магов очень мало. На пальцах можно пересчитать. Говорят, декан Гриффиндора тоже превращается, только в кошку. Ну, так ей по рангу положено, она трансфигурацию и ведет. Зато, клянусь бородой Мерлина, высшее зельеварение она не знает!

Гарри пораженно молчал. А если его Ворон тоже волшебный и жил в парке, чтобы присматривать за ним, Гарри? Этот самый а-ни-маг. Он перебирал в уме встречи, вспоминал, как птица защищала его, как слушала, с каким достоинством принимала подношения. Будь Гарри взрослым, он нашел бы тысячи причин для сомнений, но он был всего лишь ребенком, чье сердце жаждало любви и сказки.

— А чем он занят? — робко уточнил он, испытующе глядя на Драко.

— Так он же декан и преподаватель, а еще зелья варит. У него много дел.

— А-а-а, — пробормотал Гарри. Он не знал, сколько занимает варка таинственных зелий, но уж присматривать за детьми летом никто не заставляет, а в другие сезоны он и сам приходил в парк только вечером или на выходных. Вера в чудо получила свой шанс, а для ребенка этого вполне достаточно.

Драко даже не подозревал, какую бурю подняли его слова в душе Гарри.

Остаток дороги мальчики проболтали, обсуждая квиддич, школьные предметы и преимущества факультетов. Польщенный тем, что именно он рассказывает Поттеру о Хогвартсе, Драко забыл об ужимках, став на время самым обыкновенным мальчишкой. Болтливым, в меру задиристым, немного хвастливым. Ладно, не немного. Но за информацию об анимагии можно было многое простить. За подаренную надежду на чудо. И за возможность бросать взгляды на ворона, задремавшего на жердочке. Да, не тот, но тоже умный и красивый.

На перроне Гарри спрятался от Хагрида за спинами других первокурсников, справедливо опасаясь новой волны внимания.

Хогвартс был великолепен. Башенки, оплетенные балконами, крутые лестницы, ажурные решетки. Красиво. Гарри улыбнулся, предвкушая, как будет бродить по множеству коридоров, заглядывая в темные, неосвещенные уголки, оставляя следы на пыльном полу и, может, даже проваливаясь в подземелья или потайные лабиринты, где таятся чудовища. Фантазии о тайнах замка немного отвлекли его от ожидания встречи с таинственным крестным, который превращается в ворона и очень редко навещает крестника, а еще летом свободен от обязанностей преподавателя…

Их встретила строгая пожилая женщина в смешной островерхой шляпе, представившаяся Минервой МакГонагалл, рассказала про распределение на факультеты и оставила готовиться. Гарри ее почти не слушал, вертел головой в надежде увидеть крестного Малфоя. Не заметил он и обиженного Рона. За то время, пока другие восхищались залом и знакомились с привидениями, он успел внушить себе, что видел своего ворона в окно школы. И у библиотеки.

— Драко, — прошептал он белобрысому знакомцу, — а где он, твой крестный?

Малфой наклонился и шепотом пояснил:

— Вон, смотри, к МакГонагалл идет.

Гарри его уже забыл обо всем, глядя на высокую фигуру. Он даже не осознал, что глухой ритмичный набат — звук биения его собственного сердца. Только человек в черном, только его вера в чудо. Только каждая деталь, отпечатывающаяся каленым железом в памяти.

Черная мантия развевается, повторяя движения своего носителя. Это так удивительно напоминает крылья!

Стремительная, плавная походка, почти полет птицы.

Темные глаза.

Въевшийся в память за годы знакомый наклон головы.

Крючковатый нос.

Черные волосы, почти полностью скрывающие остальную часть лица. Так легко представить, как они превращаются в перья...

За пять лет Гарри настолько сжился со своим другом и защитником, что даже сама мысль об абсурдности сравнения птицы и человека не пришла ему в голову. Ведь это же мир магии! Ведь Драко сам сказал о том, что его крестный превращается. Нет не «его»! Просто крестный! Да, так лучше.

Мысли мелькали и растворялись в мощном эмоциональном потоке. А вместе с всплеском переживаний забурлила и магия, расходясь по залу, заставляя самых чувствительных оборачиваться в поисках источника.

Северус Снейп не любил первое сентября. Снова шумные дети, снова время проказ, слез, глупостей от влюбленных, бесконечные интриги и вражда факультетов. В этот день приходилось гасить огонь под котелками с экспериментальными зельями и готовиться к торжественной встрече — мыться (в том числе, приводить в порядок голову), надевать лучшую мантию, демонстрировать статус. В нынешнем году приезд Поттера добавил и преподавателям, и Альбусу Дамблдору нервозности. Да, мало знакомые с председателем Визенгамота были бы сильно удивлены его наблюдениям. Волнуясь, старик чаще, чем в обычные дни, употреблял оборот «мальчик мой», добавлял к безумной феерии своих мантий немного фиолетового и, конечно, поглядывал на всех поверх очков, которые мешали считыванию эмоционального состояния присутствующих. Сегодня еще и несколько раз погладил Северуса по руке. Знает же, как он ненавидит прикосновения! О да, Дамблдор волновался.

Минерва «демонстрировала» холодность и строгость Снежной Королевы, соответствующие, по ее мнению, статусу правой руки директора. А ведь могла быть обаятельной собеседницей, с которой можно говорить обо всем, начиная от стратегии игры в квиддич и заканчивая деликатными вопросами воспитания девушек.

Помона покрывалась пятнами и вытирала под столом руки о скатерть. Флитвика тоже не обошло стороной общее волнение, он забавно моргал и время от времени перескакивал на гобледук, пугая Хагрида, который успел выпить пару-другую кружек водки. Про Квирелла можно было и не упоминать. Северус сильно сомневался, что тот в присутствии Поттера вообще сможет когда-либо нормально говорить.

Кстати, где он? Отдав Минерве списки, Северус вернулся на свое место и с любопытством оглядел сбившихся в кучу мальчишек и девчонок. После возращения Хагрида от Поттера, Северус подверг наивного великана легиллименции и знал, как выглядит их старая-новая головная боль. О, кто бы сомневался, что крестник успеет подобраться к Мальчику-который-выжил ближе всех? Вот они, вместе стоят. И, кажется, перемывают косточки преподавателям. Включая его самого, глаз вон не сводят.

Именно в эту минуту извне и пришла мощная магическая волна, кружившая в танце, пьянившая не хуже отменного вина. Как преподаватель и как декан, он не раз и не два ловил всплески восхищения от своих учеников, не говоря уже о вспышках влюбленностей между старшекурсниками, что порой сшибали с ног, заставляя тайком проводить пальцами по холодным стенам подземелья, а то и вовсе прикладываться затылком. Но чтобы учащийся изливал на него, Северуса, столь неподдельное обожание…

Нет, такого в его жизни не было.

Опытный легиллимент, он легко ловил образы, метавшиеся в хаосе воспоминаний Поттера. Собаки и злобная птица, толстый мальчишка, удирающий от крылатого возмездия, гордый красавец ворон, важно вышагивающий по траве, снова ворон, что принимает угощение, и опять эта черная тварь… А вот совсем недавнее — Драко и клетка с вороном… Он, Северус, сам съеживающийся и превращающийся в нахальную птицу. Стоп. О, Мерлин! Что крестник наговорил Поттеру?

Бледные щеки окрасил жар румянца, когда ему стали понятны причины столь сильного чувства со стороны ребенка. Обида тончайшей вуалью легла на вспыхнувшие чувства удивления, удовольствия, даже благодарности. Потому что обожали не его. Всего лишь иллюзия.

Да, дети всегда поражали Северуса упорностью в своих фантастических измышлениях, но такого еще не было.

Он не заметил, как перекосило от злобы Квирелла, как тихо замурлыкал себе под нос песенку Флитвик, как расплылась в улыбке Спраут. Дамблдор жестко сжал его руку, привлекая внимание, и тихо произнес:

— Поразительно, если бы я не знал, что ты, мой мальчик, проводишь все свое время в подземельях, решил бы, что он прав.

— Альбус?! — воскликнул Северус, на пару секунд отрываясь от созерцания маленькой фигурки и бросая возмущенный взгляд на морщинистую ладонь на своей руке.

— Какие у Гарри удивительно зеленые глаза, совсем как у Лили, да, Северус? И абрис лица такой. Уверен, что и характер он перенял от нее, — поспешно добавил Дамблдор, даже не обратив внимания на недовольство преподавателя.

— Да, у него удивительные глаза, — пробормотал Северус: — «Влюбленные, я бы сказал».

— Возможно, ему достались и таланты матери, а?

Натужное лукавство не могло обмануть — Дамблдор стремительно перекраивал ситуацию под реалии дня. Старику можно было только посочувствовать: план выстраивания взаимной вражды между Снейпом и Поттером рассыпался пеплом прямо на глазах. Удивительно, как из-за одного незначительного просчета рушилась вся система выстроенной многоходовки. А она была рассчитана на годы вперед, можно было не сомневаться.

Гарри вдруг отвернулся и что-то спросил у близстоящего мальчишки. А спустя пять минут Минерва вызвала его.

Зал замер. Атмосфера сменилась со звонко-дружелюбной на осязаемо-вязкую с тревожными нотками. Дети вытягивали шеи, стремясь получше рассмотреть знаменитость, взрослые кусали губы и по-своему молились. Минерва и вовсе спрятала подрагивающие руки за спину. Минута, и старая шляпа вынесла вердикт:

— Слизерин.

Гарри обернулся на него, Северуса, широко улыбнулся, мгновенно обволакивая декана теперь уже своего факультета новой волной любви и обожания.

Мальчик в полной тишине сел за стол зеленых, и лишь потом прозвучали первые хлопки. Отсчет нового времени начался для всех. МакГонагалл откашлялась и голосом, скрипящим песком на зубах, зачитала следующую фамилию.

* * *

Много позже, оставшись в одиночестве своих личных покоев, Северус осознает, какую ответственность взвалил на его плечи маленький Поттер. Он успеет и испугаться, не зря же ел свой хлеб декана и преподавателя вот уже девять лет. И возгордиться — маленький герой сам вверил в его руки полный контроль над своей судьбой. И решить, что будет бороться за влияние на мальчишку с Дамблдором, который наверняка приложит немало усилий, чтобы отвлечь его Поттера на себя. В конце концов, и Северус не так уж прост, пора поднимать нажитые связи и на все сто использовать преимущества своей должности.

Позже, гораздо позже он поймет, что если он и дальше хочет купаться в волнах любви Поттера, то придется постараться. Потому что его уважали студенты и другие преподаватели, им восхищались, его боялись, но никто не любил столь безоглядно. Пусть заочно и на основе невинного заблуждения, но если приложить усилия для создания реальной основы, то можно будет с уверенностью сказать, что любят именно его, Северуса Снейпа.

А в спальне Слизерина Гарри Поттер пожимал руки однокурсников и с немного нервной улыбкой готовился встретиться со своим деканом.

__________________________________

В тексте использованы небольшие диалоговые фрагменты книги «Гарри Поттер и Философский камень», так как автор не видел смысла переиначивать их.

Любовь — имеется в виду общеупотребительное значение, без сексуального контекста

D тексте используется описание такого психического расстройства как Idee Fixe, или навязчивая идея. Это психическое расстройство, связанное с чрезмерной одержимостью (без рациональной рефлексии) идеей.

Сверхценные идеи образуются вследствие следующих причин:

— Эмоциональное потрясение, в том числе длительного характера;

— Чрезмерно сильные чувства и переживания;

— Непризнание и борьба за свои интересы;

Источник: http://teamhelp.ru/psikhiatriya/sindrom-sverkhtsennykh-idej.html