Ее глаза (гет)

"Я уже любил. Любовь болезненна, бессмысленна и её значение переоценивают".

Деймон Сальваторе.

Я сидел на диване возле камина, пил свой любимый бурбон и думал, глядя на огонь. Только что разговаривал с Еленой.

Отдал моей любимой её кулон с вербеной. Но перед этим я кое-что сделал... Кое-что глупое и безрассудное. Я признался ей в любви, и не жалею об этом. Ну, почти...

Чёрт, ведь знал же, что она никогда не ответит мне взаимностью, но всё равно надеялся. Деймон, жизнь тебя ничему не учит. Ты забыл, что это Стефан. Всегда будет Стефан.

Я не виню его. Стефан Сальваторе — мой брат и классный брутальный парень, который держит себя в руках и не причиняет людям боль. Ну, за исключением тех случаев, когда он потрошитель и отрывает людям головы. Но не суть.

Признавшись в любви, что было крайне глупо с моей стороны, я все же предпринял попытку все исправить и просто-напросто стёр её воспоминания об этом разговоре. Затем с чувством выполненного долга выпрыгнул в окно. А теперь сижу тут перед камином и пью свой любимый бурбон, который помогает отвлечься от душевных переживаний. Вру. Не помогает. Только не сейчас, когда в душе словно прошлось адское пламя, и теперь там большое пепелище.

Привычка обдумывать все события, происходящие в моей жизни, глядя на огонь, появилась у меня еще с детства. Я всегда находил огонь опасным, ведь однажды ожег руку, играя с языками пламени. Но в то же время я знал, что пламя завораживает меня. Оно всегда помогало отвлечься от всего и просто позволить своим мыслям течь, как им вздумается. Помогало всегда. Но не в этот раз.

Внезапно появилось очень сильное желание крушить всё вокруг, но я знаю, что это не поможет. Душевную боль не заглушить физической. Вспоминания о каждом моменте этого глупого и бессмысленного разговора, на который я решился, будут преследовать меня до самой смерти. А, зная мою феноменальную везучесть и способность моего благородного брата все время жертвовать собой во имя моего спасения, умру я не скоро, к сожалению...

* * *

Сидел на подоконнике в комнате Елены, в тот момент, когда она вошла. Брюнетка была прекрасна. Так прекрасна, что это причиняло боль. Ну и пусть... Уж мне-то пора привыкнуть к этой ноющей, пульсирующей ране внутри меня, которая не собирается заживать в ближайшие сто лет... Но даже любуясь Еленой, я не смог сдержать очередного саркастического замечания:

— Классная пижамка, — ухмыльнулся я.

Она вздрогнула и нахмурилась. Я еле сдержал улыбку.

— Я устала, Деймон, — пробормотала, глядя мне в глаза.

Я опять ухмыльнулся и встал с подоконника, протягивая девушке её кулон.

— Твоё?

— Я думала, что потеряла его, — удивившись, сказала Елена. Меж ее бровей пролегла такая милая морщинка, что я с трудом удержался, чтобы не поцеловать ее. Ну же, Деймон, держи себя в руках. Ты здесь не за этим.

Вернувшись в реальность, я отрицательно покачал головой.

— Спасибо, — она протянула руку, намереваясь забрать украшение, но я не позволил ей взять кулон. Твою мать, что же я творю.

Девушка с самыми глубокими и добрыми глазами на этой планете удивилась и, готов поспорить, растерялась.

— Отдай его мне, Деймон.

— Сначала я должен кое-что сказать тебе, — уф-ф, начало положено... Главное — это не спасовать перед самым ответственным шагом — признанием. Хотя зачем мне это надо? Я ведь знаю, что все безнадежно.

Деймон, хватит ныть. Соберись. Ты же обаяшка. Тебя хотят все ведьмы начиная от молоденьких и заканчивая теми, которым перевалило за сотку. И неужели ты не можешь тупо сказать девушке, что любишь ее? Даже если и знаешь, что взаимности нет. И не будет.

В самых своих смелых мечтах я не мог представить, что Елена сможет влюбиться в меня, такого злого и эгоистичного. В убийцу своего брата, наконец. Такого просто не может быть. Я причинил ей слишком много боли. Поэтому не стоит даже и мысли допускать об этом — ни к чему бередить еще не зажившие раны.

— А почему с моим кулоном в руке? — недоумевал мой ангел.

Я вздрогнул. За своим самобичеванием я почти забыл о ее существовании. Почти — потому что даже при самой большой амнезии, какой только может быть, я не смогу забыть. Даже если очень захочу.

Наверняка ей стало страшно. Но боялась Елена не меня — что, поверьте, большая редкость. Она знала, что я не причиню ей вреда. Нет, обладательница шоколадных глаз боялась того, что я хочу сказать.

Ее глаза молили меня не говорить того, что вертелось у меня на языке. Прости, милая, но я должен!

— Потому что то, что я хочу тебе сказать, наверное, самое эгоистичное, что я когда-либо говорил, — сейчас я был очень серьёзен и решителен.

Это напугало её ещё больше. Храбрая девочка решила играть в открытую и прямо сказала мне не делать этого. После той фразы у Гилберт совершенно точно чуть не подкосились ноги и она почти упала. Жаль, что почти. Я бы ее подхватил и на пару секунд держал бы такую драгоценность в своих руках. Чувствовал бы тепло девичьей талии, слышал стук бешено колотящегося сердца.

Но — увы! — обошлись и без моей помощи. Глядя на неё, я почти растерял свою решимость всё рассказать. Почти, но не до конца.

— Нет, я должен это сказать, а ты должна выслушать, — говоря это, я неосознанно сделал шаг в ее сторону. Она не отступила.

Глядя в шоколадные глаза, я сказал то, что говорил про себя, наверное, миллион раз.

— Я люблю тебя, Елена, — они расширились от осознания того, что я сказал это вслух.— И именно поэтому я не могу быть с тобой эгоистом... Но тебе не нужно об этом знать. Я тебя не заслуживаю. А мой брат заслуживает, — Деймон, не смей реветь! Ты мужик, в конце концов! Соберись и просто сделай это!

Не думая, что я делаю, я подошёл и поцеловал моего самого родного и любимого человечка в лоб. И, глядя ей в глаза, я произнёс заключительную часть:

— Боже, как бы я хотел, чтобы ты это не забыла... Но ты забудешь. — Неосознанно я молился, чтобы на этот раз гипноз не сработал. Но сила моего внушения действует без сбоев. Увы.

Одну слезу я не сдержал, и она покатилась по моей щеке. Пока Елена отходила от внушения, я застегнул кулон на ее шее и, быстрее молнии, исчез из её комнаты. А она так и осталась стоять на месте, такая хрупкая и беззащитная, не помнящая той сцены, что только что разыгралась в ее комнате.

* * *

Часы пробили полночь, а это значит, что мне пора прекращать хандрить и можно отправляться на охоту за молоденькими глупышками, решившими выбраться так поздно ночью из дома.

Если бы вы только знали, сколько таких идиоток бродит сейчас по Мистик-Фоллз, вы бы ужаснулись. И это несмотря на то, что почти весь город в курсе о том, что тут обитают вампиры. Ну не идиоты ли? Таких даже и не жалко.

Но как бы меня не занимали мысли о предстоящей охоте, я никак не мог выкинуть из головы сегодняшнее происшествие. Чёрт возьми, как же все-таки больно от того, что твоя любимая девушка любит твоего брата. Я знаю, это моя плата за всё то зло, что я совершил. Но мне уже слишком поздно меняться.

Даже ради нее.

* * *

Стефан спал сном младенца и даже понятия не имел, что недавно провернул его брат. Не проснулся он и тогда, когда Деймон не удержался и бросил стакан в огонь. И поэтому уходящего на охоту вампиру сопровождало лишь тиканье часов...