Грязнокровка (Mudblood) (джен)

В уединённой части Хогвартса пятикурсник Сесил Эйвери с упоением рассказывал нескольким друзьям, в том числе брату-третьекурснику, как замучил и изнасиловал того странного маглорождённого первогодку.

— Отличный пример! — засмеялся Эмелиус Лестрейндж. — Никогда не пойму, как этот негодник вообще попал в Слизерин.

— Он получил по заслугам, — согласился Маркус Макнейр, захихикав.

— Но разве это не опасно — делать что-то подобное? — спросил Эйвери обеспокоенно нахмурившийся младший брат.

Сесил задумался на мгновение.

* * *

Неудивительно, думал тот же одиннадцатилетний первокурсник, что волшебный мир так же наполнен предрассудками и изъянами, как и магловский. Не, правда, он должен был это предвидеть. То, что он теперь живёт в мире, полном магии, не значит, что он будет счастливее.

Он осторожно зажал рукой кровоточащую рану, где проклятый разрез пересёк его плечо. Это было сделано магией, а не простым магловским ножом. Но боли отнюдь не меньше. Они назвали его грязнокровым тупицей вместо всезнающего ублюдка, но от этого тоже легче не становится.

Он не знал, почему Шляпа отправила его, маглорождённого сироту, в Слизерин. Он этого не хотел. Он хотел, чтобы она распределила его на Когтевран, где оценили бы его ум. Он хотел попасть в Пуффендуй, и слизеринцы игнорировали бы его. Он хотел быть отправленным на Гриффиндор, а, стало быть, иметь возможность отвечать «змеям» на грубости.

Он не хотел вернуться в приют. Смена одного ада другим ничего не сделает лучше.

Он хотел больше не истекать кровью.

Пока он лежал здесь, свернувшись в чулане для мётел, которым никто никогда не пользовался, он придумывал, что сделал бы со своими слизеринскими мучителями. В конце концов он представил, что станет Министром Магии, арестует всех этих хулиганов, отправит их в тюрьму и казнит.

Но он знал, что этого никогда не случится по многим, многим причинам.

И нет ничего достаточно страшного, чтобы наказать их всех за то, что стало с ним теперь.

Он знал: они бы не сделали этого, будь он чистокровным. Они видели в нём только животное, а не человека, имеющего права, достоинство. Они издевались над ним ради развлечения.

В этот раз, когда они заколдовали нож…

Болело не только плечо.

Так, хорошо. Снимай свои вещи. Да, все.

Шок, сковавший его чувства, и страх, что вынудил его автоматически подчиниться, теперь затухали. Маленькая искра гнева начинала разжигать его изнутри.

На колени. Ты слышал меня, на колени! Хороший мальчик…

Он сжал руки в кулаки. «Я поставлю их на колени, — мелькнула в голове свирепая мысль. — Однажды я заставлю их упасть к моим ногам». Доставляющая удивительное наслаждение картина.

Иди сюда. Нет, не иди. Ползи. Как животное, которым ты являешься, грязнокровка.

«Я сделаю и это с ними», — решил он злобно. Его одиннадцатилетний разум не мог придумать что-то хуже того, что было ему причинено, и он получал огромное удовольствие, воображая, как его мучители страдают от такого же унижения, что нанесли ему…

Видишь этот нож? Мы наложили на него очень любопытное заклинание, только для тебя…

Ненависть растекалась по его венам, разгораясь в нём так болезненно, что раны, которые они оставили, врезались в кожу. Однажды они пожалеют об этом. Однажды каждый, кто осмеливался причинить ему боль, пожалеет об этом и будет страдать за это так же сильно, как и он сейчас…

Ты никогда не найдёшь девушку, мальчишка. Всякий раз, когда они увидят этот шрам, они спросят, что это, и ты знаешь, что скажешь им, не так ли? Что ты отмечен навсегда, отмечен мной…

«Я отмечу их, — свирепо подумал он. — Я не принадлежу им и никогда не буду. Но однажды… однажды они станут моими. И они будут бояться меня, как не боялись никого раньше.

Они будут бояться меня так сильно, что никто никогда не решится произнести моё имя».

Его глупое, скучное имя… он молча достал мелкие кусочки пергамента из кармана и пристально смотрел на них долго, очень долго, мысленно вертя их так и эдак.

Затем, несмотря на лёгкое головокружение от потерянной крови, он надавил трясущимися пальцами на свою всё ещё кровоточащую рану и написал:

Tom Marvolo Riddle

I AM LORD VOLDEMORT

После чего рассмеялся.

* * *

— …разве это не опасно — делать что-то подобное?

Сесил Эйвери задумался совсем ненадолго и затем пренебрежительно фыркнул.

— Не. Профессора никогда об этом не узнают. И этот беспомощный грязнокровый малец не опаснее флоббер-червя.

— Ага, — добавил Эмелиус. — Через сорок лет он всё ещё будет ползать у наших ног, прося пощады, как и подобает каждой грязнокровке.

— Пойдём, — сказал Макнейр, закинув руку через плечо Сесила. — Пора на обед. Я слышал, подадут пирог на десерт…