Шалость (гет)

Когда Гарри вошел в дом, из-за закрытой двери раздавались звуки очень интересного характера. Похоже, что дома, кроме четы Дурслей, по расчетам последних, никого не должно было быть.

Но как же они просчитались!

Видимо, во всем была виновата неспособность Петуньи к математике.

Гарри тихонечко вернулся домой с прогулки и, услышав эти звуки, больше насторожился, чем смутился. Он сбежал с просмотра циркового выступления, куда весь их класс пошел на субсидии дяди Вернона, чтобы иметь возможность не лицезреть сегодня Дадли как можно дольше — непростительная дерзость с его стороны — и надеялся также, что родственников не будет дома это время, ведь тетя Петунья разговаривала с утра по телефону о том, что на весь день поедет за новой рассадой тех отвратительных розовых цветов, что росли в чертовых клумбах под окном. Гарри присутствие родственников в доме совершенно не радовало, ведь сегодня был понедельник, день его рождения, и Гарри хотел бы отметить этот день в присутствии дорогих друзей и нужных людей. То есть, в одиночестве. Во всяком случае, ни тетя, ни дядя не подходили ни под первую, ни под вторую категорию с самого момента рождения матери Гарри; следовательно, нужно было избавиться от их присутствия в этом доме.

Возможно, виноват был возраст или отсутствие чувства мужской солидарности к дяде, это точно выяснить не получится, но Гарри совсем не жалел его, протягивая ниточку возле дверного косяка их спальни. Возможно, причина была во внешности тети Петуньи, от которой вся зарождающаяся солидарность спряталась глубоко в душе Гарри.

Дядя Вернон не поднимает ноги высоко, думал Гарри, он ненавидит физкультуру во всех ее проявлениях и страдает из-за наличия большого веса. Поднимай он ноги чуть выше, думал Гарри, подкладывая точно под дверь тонкие и длинные грабли и прикрывая зубцы тонкой фанерой для маскировки, он мог бы избавиться и от веса, и от проблем. Хотя, для избавления от веса пришлось бы еще немножко потрудиться, — камень занял место на кончике граблей, придавливая те к земле чуть больше, — но для повышения самооценки дяде было бы достаточно и этого.

Камень, опирающийся на грабли, был надежно прикреплен скотчем к еще одной нитке, а та — к ножке сервизного бокала для коньяка из любимой коллекции Петуньи; Гарри было ничего не жалко для хорошего дела. Он наполнил бокал водой и транспортировал его на дверной косяк сверху.

Все, в принципе, было готово.

Прислушавшись к усилившимся звукам, Гарри примотал скотчем рюмку, полную выжатого суперклея из стратегических запасов дяди (в ход пошло восемь маленьких тюбиков), к кончику граблей, расположив ее примерно на уровне лица дяди.

И, открыв входную дверь аки путь отхода, Гарри спрятался на лестнице. Только черная челка и пара проказливо смотрящих глаз были заметны над верхней ступенькой.

Дверь в спальню Дурслей распахнулась, и Гарри сдавленно охнул от неожиданности: все сработало как по маслу. Запнувшись об ниточку и наступив на фанеру так, что сработал механизм с граблями, клеем, камнем и водой (бокал, следуя расчету Гарри, разбился), на пол с оглушительным грохотом костей повалилась… миссис Полкисс. Послышались тяжелые шаги дяди Вернона, и Гарри, хрюкнув от еле сдерживаемого смеха, юркнул к выходу.

Стоило ему оказаться на улице и в пару длинных шагов выскочить за калитку, Гарри со всех ног припустил по улице.

Спустя несколько часов он возвращался домой, вышагивая по бордюрчику. Этой ночью он не ложился спать и выбрался из чулана достаточно рано для того, чтобы поднять из доставленных писем то, что предназначалось ему лично, и сунуть его в бездонный карман старых брюк до того, как Дадли вбежал в коридор и щелкнул его своей новой тренировочной палкой по спине. Гарри решил открыть его попозже, когда останется один; письмо грело душу и весь правый бок; Гарри думал: кому вдруг он понадобился?

Но это был не настолько важный факт, как возвращение тети Петуньи, гордо восседающей в салоне такси. Машина, доверху набитая всяческими растениями, проехала мимо Гарри. Сигнальные огни автомобиля стали красными только возле дома номер четыре.

Водитель открыл багажник. Гарри подбежал к такси и помог тете Петунье выбраться из салона, взял два горшка с рассадой и добросовестно донес их до порога. Так он поступил еще и еще раз. Водитель такси вытаскивал горшки из багажника, а Гарри бегом перемещал их к дому. Скоро на лужайке у коттеджа была настоящая маленькая горшечная полянка, чем-то напоминающая пчелиные соты.

Петунье было очень приятно, что Гарри оказался так вовремя в нужном месте.

Гарри улыбнулся и сказал, что пришел домой потому, что что-то забыл, но оно обнаружилось в сумке только сейчас, и что он придет к вечеру.

Когда Петунья вошла в дом, ее встретила кристальная чистота. Вернон был несколько подавлен.

— Брось, дорогой. То, что у мальчишки Поттера сегодня день рождения — не повод портить себе настроение. Сегодня, наоборот, можно расслабиться и хорошенько отдохнуть, — она поставила бумажные пакеты с торчащими из них батонами на стол. — Погодка сегодня превосходная, — улыбнулась она, разбирая продукты. — А знаешь, что? — не глядя на мужа, мечтательно проговорила она. — А давай понемножку коньяка сегодня выпьем?

Вернон был белее листа бумаги.

— Нет, не стоит, я сегодня что-то нехорошо себя чувствую.

Он просто не представлял, что может случиться, если признаться в том, что бокал разбился.

Просто некому было все это подстроить, кроме нее. Вернон был убежден абсолютно прямо: она все знает. Мальчишка Поттер был в цирке, да и не в его стиле — устраивать погром. На него можно было свалить мелкие пакости Дадли, но ничего такого этот Поттер сделать бы не сумел.

И тем более — воспользоваться для этого сервизным бокалом Петуньи. Для этого нужно было бы быть совершенным идиотом.

Вернон, как и ровно одиннадцать лет назад в этот самый день, оказался в очень двойственной ситуации. У него неожиданно возникло чувство де-жа -вю — он снова шел по тонкому хрустальному льду, обходя все, что только можно обойти.

— О-о-о, это все твоя работа, дорогой, я всегда знала, что она доведет тебя до греха, — посочувствовала Петунья.

Лучше бы я остался на работе, думал Вернон, лучше там, чем где бы то ни было.

— Ты что-то сказал, дорогой?

— А? — он что, сказал это вслух? — Нет-нет, — для верности он еще помотал головой.

— Да что с тобой? Уж не заболел ли? — Петунья подошла поближе и положила ладонь ему на лоб, измеряя температуру. Вернон видел, как в задумчивости она хмурила свои брови. — Я пойду и займу бренди у Полкиссов. Иди, ляг в постель, и жди меня.

— Ох, да нет же! — воскликнул Вернон. На самом деле, он просто рявкнул. — Со мной все в порядке, — добавил он уже более мирно.

— Иди и ляг в постель, — стальным голосом сказала ему Петунья.

Вернон поднялся по лестнице. Петунья распахнула шкаф со своим любимым сервизом.

Там не хватало бокала для коньяка.

Вечер был испорчен. Она очень быстро добралась до дома Полкиссов.

Миссис Полкисс встретила ее, заворачивая голову в полотенце. Она раз на пятнадцать промывала несчастные волосы от клея. Руки ее были все в царапинах от осколков, а лоб украшал огромный синяк. Она была вся на нервах и даже представить не могла, что скажет Пирсу, когда тот вернется из цирка.

— О, мой Бог! Что с тобой случилось, милая?

И тут ее начали грызть подозрения.

Вернон с его нервами. Исцарапанная подруга. Исчезнувший бокал.

— Между вами что-то было? — спросила она.

Миссис Полкисс разрыдалась. Она выложила все, абсолютно все, все до капельки — что, как, сколько раз, когда, как часто. И, искренне раскаявшись, просила прощения.

Сердце Петуньи растаяло. Она обняла подругу и сказала ей, что все в порядке.

А теперь можно было спокойно вернуться домой. В конце концов, миссис Полкисс и Вернон уже натерпелись достаточно страху. Петунья не знала, кто мог подстроить эту ловушку, но этот кто-то ей очень помог. Все же день рождения Поттера — неплохой день.

Нужно будет как-нибудь отметить его для мальчишки, решила она.

И в отличном настроении Петунья вернулась домой.

Она, пока Вернон лежал где-то в спальне, не спеша надула пару резиновых шариков, развешала их и навесила на люстру серпентин. Нашла где-то в холодильнике пару готовых коржей для торта, сделала нехитрую прослойку из джема и взбитых сливок, воткнула в «торт» одиннадцать свечей. Поттер всегда приходил раньше Дадли. Она достала из холодильника пачку апельсинового сока. Написала на белом листке бумаги: «Не беспокоить» — и прикрепила с обратной стороны двери в кухню. Ей не хотелось, чтобы Вернон или Дадли вошли во время их с Гарри маленького праздничка.

Входная дверь отворилась. Вошел мальчишка Поттер — с синяком под глазом, расцарапанной губой. Петунья, стоявшая, скрестив на груди руки, возле лестницы, вопросительно на него посмотрела. Поттер только поморщился и уже хотел было пройти в чулан, только она взяла его за ворот куртки и, наклонившись, шепотом спросила:

— Это Дадли сделал?

Гарри внимательно на нее смотрел и упорно молчал. Петунья покачала головой и стерла пальцем кровь с его губы. Ей все и так было понятно.

— Потом разберемся. Оставь сумку у себя и проходи на кухню.

Гарри забросил сумку и в недоумении последовал за Петуньей. Она закрыла за ним дверь.

Гарри увидел шарики. Торт. И свечи.

Его лицо сразу выразило столько чувств, что Петунья не в состоянии была их определить: там был и восторг, и непонимание, чувство вины и даже страх. Он перевел взгляд на Петунью. Если бы лоб Поттера имел хоть одну достопримечательность кроме шрама в виде молнии, это был бы гигантский неоновый вопросительный знак.

— С днем рождения, Гарри, — улыбнулась Петунья.

Поттер зажмурился, снял свои переклеенные скотчем очки и протер их стекла. Снова надел и еще раз посмотрел на тетю снизу-вверх. Похоже, он был не в силах ей что-то ответить.

— Ну, садись, не тяни, — Петунья налила ему сок, себе чай. Разрезала «торт» на восемь кусков и положила один Поттеру. Как-то случайно он оказался самым большим.

Она с умилением смотрела, как он ест.

Как так получилось, что она стала его ненавидеть? Это ведь сын Лили. Сын. Лили.

Лили, которую она так беззаветно любила до момента ее отъезда в эту школу волшебства.

Когда Поттер получит письмо, она, вопреки желаниям Вернона, будет только "за"... За Хогвартс.

— Тетя Петунья? — робко спросил Гарри. — Можно вопрос?

— Конечно, задавай.

Гарри протянул ей конверт с надломленной печатью.

— Что вы об этом знаете?