Ангел (джен)

Всё, что у неё осталось — воспоминания.

Она с радостью отдала бы что угодно, лишь бы избавиться от них — но в тюрьме Совета у неё не осталось больше ничего. Они приходят, стоит лишь закрыть глаза, и причиняют боль куда худшую, чем любая пытка...

... Мерно свистит бич. С каждым ударом ей в лицо летят алые брызги, а она смотрит, надёжно скованная, лишенная даже возможности зак­рыть глаза. Она смотрит, как обрюзгший жрец в маске хлещет бичом мальчишку чуть старше её самой, вся вина которого состоит в том, что жрецу стало скучно. Спина и плечи мальчишки давно превратились в месиво крови, лохмотьев кожи и мяса и обрывков одежды, он не может даже стонать — но он всё ещё жив, когда их обоих бросают на пол.

Она видит, как шевелятся его губы, скорее угадывая, чем слыша мольбу о помощи — но проходит немало времени, прежде чем она понима­ет, о чём на самом деле просит мальчишка. Взяв остатки его рубахи, она обматывает тряпку вокруг шеи и тянет её изо всех сил. Короткая судорога, тихий хрип, в котором странно и страшно слышится облегчение — и мальчишка замирает, глядя опустевшими глазами сквозь неё. Несколько секунд она смотрит в эти глаза, почти не осознавая, что сделала — а затем теряет сознание...

... Она не помнит своих родителей — но это её совершенно не волнует. Её настоящий отец, пусть и не по крови — Брейн. Сверхчеловек, ко­торый спас её от культистов Зерефа, дал ей свободу и силу. Все остальные не имеют ни малейшего значения — только Брейн и его уче­ники, её братья. Все остальные — прах, низшие твари, недостойные их взгляда.

— Твоё последнее испытание, — произносит Брейн, указывая на Рыцаря Рун, прикованного к стене. — Убей его.

— За что? — спрашивает она.

— Такова моя воля.

Она кивает — этого вполне достаточно. Перебрав ключи на поясе, она выбирает подходящий:

— Звёздного Скульптора откройтесь врата! Резец!

Вспышка. Появившийся чёрно-серый шар превращается в длинный меч, зависший в воздухе. Она опускает ключ и произносит всего одно слово:

— Убей.

Клинок вонзается в грудь Рыцаря Рун. Он пытается что-то сказать, но вместо слов изо рта выплескивается темно-алая кровь, и тело бес­сильно повисает на цепях.

Она смотрит на мертвеца и понимает, что не чувствует ни сожалений, ни раскаяния — только удовлетворение от выполненного приказа Брейна...

...Тёмная гильдия не была особенно сильной, а её мастер — особенно умным. Больше того, он был законченным идиотом, поскольку вообра­зил, что может проигнорировать распоряжения Брейна. Они должны заплатить за свою глупость, и их судьба станет примером для всех ос­тальных.

Она гордится тем, что Брейн доверил ей стать его карающей дланью, и она не подведет своего отца и господина.

Первой жертвой стал помощник мастера — тощий лысый бородач, знаток ядов. Он прожил ровно столько, сколько потребовалось Близне­цам для копирования. Отправив духа в гильдию, она аккуратно, чтобы не запачкать одежду, перерезает пленнику горло и, не мешкая, ухо­дит. Её задание только началось, а сделать предстоит немало.

Она приходит как раз вовремя, чтобы увидеть, как исчезают Близнецы, сделав своё дело. Мастер гильдии лежит на полу в луже крови, его люди толпятся вокруг, не обращая внимания ни на что — момент идеален. Взмах ключа, слова призыва — Резец, чувствуя желание хо­зяйки, сразу принимает облик пушки — и она готова к атаке.

Выстрел.

Те, кто стоял над телом мастера, мгновенно превратились в мешанину изорванной плоти и раздробленных костей. Им повезло — они погиб­ли мгновенно, в отличие от тех, кого выстрел зацепил лишь краем.

Бросив презрительный взгляд на корчащихся в агонии магов, она приказывает Резцу стать мечом и двумя ударами срубает петли.

— Песчаного Жала откройтесь врата! Скорпион!

— Кто ты?! — кричит кто-то, бросаясь на неё.

— Ваша смерть, — спокойно отвечает она, вспарывая грудную клетку нападающего и отступая, чтобы кровь не попала на её одежду. — Скор­пион, убей их. Всех.

Потоки песка обрушиваются на зал, забивая лёгкие и сдирая плоть с костей. Она стоит, наслаждаясь криками и стонами умирающих, их отчаянными и бессмысленными попытками защищаться. Затем она проходит по залу, короткими ударами меча добивая тех немногих, кто пережил нападение, а уходя, оставляет на двери знак Шести Просящих...

... Эта глупая девчонка из Синего Пегаса настолько ничтожна, что её собственные духи не желают ей подчиняться. Что ж, тем лучше — она наслаждается отчаянием и недоверием, застывшими в глазах врага, её судорожными попытками спастись, сделать хоть что-то.

Поздно.

Она вонзает меч в грудь девчонки, почти прижавшись к ней. Она не думает ни о чём, кроме одного — увидеть, как вспыхивает в глазах умирающей слабачки осознание собственной смерти, почувствовать последние содрогания тела, еще мгновение назад полного жизни.

Отослав духа, она наклоняется, чтобы забрать ключи убитой заклинательницы, и с лёгким разочарованием думает, что эта смерть была слишком быстрой и слишком лёгкой...

... Она подбрасывает на ладони золотые монеты, и призванная тварь начинает крушить церковь. Стены, пережившие века, рушатся по­токами щебня, отчаянно кричат люди, заживо погребаемые или сгорающие в начавшемся пожаре, гудит пламя, безумно хихикает ангел.

Она любуется этой симфонией гибели, поэзией катастрофы. Она наслаждается своей свободой — свободой нести смерть и разрушения, свободой от законов — единственной истинной свободой. Скоро, очень скоро Хаос поглотит мир, неся ему истинную свободу, и те, кто при­мет её, будут кричать, убивать и веселиться, свободные и отреченные — и она будет среди них в этом совершенстве разрушения.

Она стоит на руинах церкви и смеётся, вскинув голову, смеётся в лицо бесстрастному небу...

Все, что у неё осталось — воспоминания. Она поменяла бы из на самую жесткую пытку — но она обречена помнить.

Она не может забыть, как своими руками, своей ложью создала для себя худшую из тюрем и верила, что это и есть свобода. Она была не более свободна, чем сейчас, в тюрьме Совета, и даже здесь у неё больше свободы. Она знает, что её руки по локоть в крови, и она никог­да не забудет этого. Но теперь она знает, что сама возвела свою тюрьму, веря в праведность царственной лжи. Она знает — и может отречь­ся от этой лжи, от того, что считала свободой и обрести истинную свободу...

У неё остались только воспоминания. Они приходят, стоит лишь закрыть глаза, и причиняют боль куда худшую, чем любая пытка — но она не боится их. Она принимает их и хранит, чтобы никогда не стать той, кем была когда-то.

У неё есть прошлое, и о но навсегда останется с ней, но есть и будущее, которого её никто не сможет лишить, даже она сама.

У неё осталась память — и появилась надежда.

И когда в последней битве Шести Просящих она обретает не смерть, но новую жизнь, она понимает, что её надежда не была напрасной.