Хмельней, чем вино (гет)

Де-ли-о-ра.

Кьёка бесится.

Сильвер не тот, за кого себя выдаёт. Человек. Жалкий мёртвый человек!

Кьёка бесится и хочет убивать. Случайные оговорки, потом она вытрясла правду из Кейеса, а потом Сильвер, загнанный в угол, сам признался. Он ледяной демонслеер, он их всех ненавидит (не то чтобы это было ненормально для отношений внутри «Тартароса»), а особенно — Делиору, имя которого присвоил.

Кьёка бесится, потому что уверена: Марде Гир знал и допустил, не мог он не знать, но ему она ничего не может предъявить. Идти с претензиями к Королю Преисподней слишком глупо. Ей всё же нравится нынешнее тело, и она хочет сохранить его целым.

Кьёка бесится, потому что была слепой, как человек. Как она могла поверить, что Сильвер — Делиора? То, что она никогда не знала Разрушителя по-настоящему, не оправдывает её глупость. Она ненавидит чувствовать себя глупой — и это Сильвер виноват! Это из-за него. Она ведь даже находила его привлекательным... Кьёка хохочет и швыряет пустой бокал в стену. А потом зовёт Сейру.

В темнице холодно — кажется, холоднее, чем обычно, хоть этого не может быть: Кьёка оставила Сильвера в кандалах, блокирующих магию, и отключила все его чувства. Никакие предосторожности не будут лишними с этой изворотливой гадиной. Он всего лишь жалкий мёртвый человек, но она не даст ему ни единого шанса выкрутиться.

Она покажет, что ждёт того, кто осмелился обмануть этериасов. Обмануть её, сильнейшую среди Девяти Врат. (Сильвер был сильнее, но ей плевать.) Она за всё отыграется.

Сейра стоит рядом, неподвижная, как статуя. Ждёт нужного момента, её приказов — а пока холодна и бесстрастна. Сейра в отличие от некоторых всегда понимает, когда нужно молчать. (Когда — молить о пощаде, клясться в верности или падать на пол и целовать ей ноги.) Она ещё сыграет свою роль.

Кьёка возвращает пленнику ощущения — постепенно, по одному. Ей чуть-чуть любопытно, на каком шаге тот поймёт, что на нём нет ни доспеха, ни даже клочка одежды. Обнажённый человек чувствует себя ещё более уязвимым…

Слух.

— Ты жалок, Сильвер. Просто кусок гнилого мяса, — она говорит мягко и напевно, почти ласково, твёрдо зная, что он теперь слышит её, хотя не может отреагировать. Никак. Пока она вернула ему только слух — единственный ориентир в пустоте. Человек, брошенный в чёрную бездну отключённых чувств, абсолютно беспомощен.

— Знаешь, что мы с тобой сделаем? Не знаешь. Ты даже не знаешь, кто здесь, кроме меня. О, надеюсь, меня-то ты узнал?

Она не получает ответа, но не сомневается — узнал. Сильвер всегда был к ней неравнодушен, только, к несчастью для него, не в том смысле, в каком стоило бы. А если бы в том? Кьёка придерживает эту мысль на пару мгновений — и теперь точно знает, что прикажет Сейре. Когда-нибудь.

А пока подзывает её коротким жестом, и когда та приближается — послушно, привычно, — привлекает к себе, стискивая когтистыми лапами упругие ягодицы, и целует приоткрытый в невольном стоне рот. Жадно, жарко, кусая пухлые губы и слизывая стекающие на подбородок кровь и слюну.

Зрение.

Она отвлекается от Сейры, чтобы увидеть отвращение во взгляде Сильвера. Пока любуется его выражением, Сейра, прикрыв глаза, рассеяно целует её ключицы, пятнает красноватой влагой и что-то неразборчиво шепчет.

Кьёке всегда было плевать, что там она говорит. Она хватает подчинённую за рог, запрокидывает ей голову и смотрит, как распахиваются глаза и округляются в беззвучном вскрике алые губы, когда в её лоно проникают железные когти. Сейра умеет получать удовольствие от боли, а Кьёка обычно достаточно осторожна, чтобы после её игр тело этериа могло восстановиться. Сейчас — тоже осторожна, потому что та ей ещё пригодится.

Сейра выгибается в её руках, трётся грудью о её грудь и каждым жестом умоляет о внимании, но Кьёка снова неотрывно глядит на Сильвера, упиваясь выражением его лица. Жалкий человек с человеческими моральными принципами, да?

Она отпускает Сейру, и та, не устояв на ногах, падает на пол — дрожит от разочарования, но ни словом, не звуком не осмеливается выдать свою досаду.

— Не огорчайся, мы ещё не закончили, — ласково говорит Кьёка, проводя чистой рукой по растрепавшимся волосам любовницы, и видит предвкушение в чёрных глазах. Их игры ещё не оставляли Сейру недовольной: Кьёка никогда не забывает позаботиться об этом.

Она неспешно подходит к неподвижному Сильверу и подносит испачканные смазкой и кровью когти к его лицу.

Вкус и обоняние.

Жёстко зафиксировав челюсть, заставляет его открыть рот и проталкивает пальцы внутрь. Неотрывно удерживает его взгляд, чтобы не упустить ни капли омерзения, гнева и страха; когти рассекают губы, которые когда-то казались её привлекательными. Холодная мёртвая кровь сочится медленно, неохотно. Может ли мертвец чувствовать боль? Кьёка заставит его почувствовать.

Она отступает на пару шагов и выжидает, разворачивая снятый с пояса хлыст. Простая, незамысловатая игрушка, но для начала сойдёт. Потом она пошлёт Сейру принести что-нибудь ещё. И, может, позвать Шакала или Темпесту? Нет, эти игры не в их вкусе. Лучше забрать у Лами Якидоригу — обоеполой твари всё равно, с кем спариваться, лишь бы жертва хоть чуть-чуть шевелилась…

Сильвер хрипит и неразборчиво бормочет — трудно управлять телом, не чувствуя его. Вдруг, будто на чистом всплеске воли, с кровью выплёвывает ей под ноги почти чёткое:

— Тварь!

Осязание.

Кьёка с оттягом бьёт его хлыстом поперёк груди, рассекая правый сосок — кровь почти не течёт, но неподвижное тело наконец вздрагивает, и она со всплеском злого ликования наносит ещё один удар. А потом — когтями, быстрыми штрихами вырезая у демонслеера на груди знак «Тартароса». Однако он больше не издаёт ни звука, и это разочаровывает. Так не интересно.

Тогда она лёгким кивком указывает Сейре на жертву и предлагает:

— Развлекайся.

Сейра не любит мужчин и никогда не примет мужчину, как партнёра — разве что как игрушку, чтобы получить удовольствие. В ход идёт «макро», и тогда Кьёка размыкает кандалы пленника — оставляет только железные полосы на запястьях, блокирующие магию. Она не оставит ни единого шанса, чтобы что-то пошло не так, пусть и знает точно, что человек никогда не преодолеет «макро».

Сильвер их ненавидит. О, как он их всех ненавидит! Она смеётся, глядя, как он опускается на колени перед Сейрой, чтобы ублажать по её слову. Тот, кто находится под действием «макро», осознаёт принуждение, но не может сопротивляться. Ярость, презрение, отвращение — всё впустую. Эмоции вспыхивают в глазах сквозь мутную пелену чар, но руки Сильвера уверенно распутывают поясок на халате этериа, отводят шёлковую ткань в сторону и поглаживают округлые бёдра. Он наклоняется к ней, оставляя на коже кровавые отпечатки от рассечённых губ, и тут же слизывает их, как приказывает Сейра.

Кьёка, прислонясь к стене, лениво теребит соски сквозь тонкий батист рубашки. Унижение проклятого демонслеера возбуждает сильнее, чем жаркие стоны Сейры и её шальной взгляд. Даже, может быть, сильнее, чем возможность причинить ему боль. И он уже мёртв — значит, не умрёт от небольшой неосторожности, как часто получается с людьми.

Она плавно перетекает вперёд, к своей подчинённой, обнимает её за талию. Запускает когти в волосы Сильвера и дёргает, заставляя его запрокинуть голову до хруста в позвонках; Сейра подавляет разочарованный вздох. Ничего, потерпит. Кьёке надоело просто смотреть.

— Давай, скажи, что я потрясающе выгляжу, — шепчет она и проводит пальцами по щеке пленника, по колючей щетине, которая то ли нравится ей, то ли бесит ещё сильнее. Ей очень хочется узнать, что сможет Сильвер произнести разбитыми, изрезанными губами. Промолчать не сможет — Сейра заставит его говорить.

Они разберут его на кусочки, тело и душу, и смешают с грязью то, что останется. Такая сладкая, упоительная мысль. Кьёка смеётся и не слышит, как отворяется запертая дверь камеры.

Нет такого замка в Кубе, который не открылся бы перед Марде Гиром.

— Что здесь происходит? — звучит негромкий холодный голос. — Кьёка, Сейра, что вы себе позволяете?

Кьёка резко оборачивается и отступает на шаг, подчиняясь инстинктивному стремлению оказаться подальше от лидера «Тартароса». Ей не ясно, что он имеет в виду — а это опасно, не понимать его. Что они позволяют? Не поприветствовать его, как только он появился?..

— Прошу прощения, я не заметила вас сразу, милорд.

Чутьё подсказывает: что-то не так, хотя она, опьянённая своей местью, не прислушивается к чутью. Холодком скользит вдоль позвоночника ещё не страх, но предчувствие страха. Смутная догадка брезжит где-то в глубине, но Кьёка пока не понимает, в чём дело.

— Марде Гир ждёт ответа, — напоминает Король Преисподней, будто не услышав её слов. — Как всё это, — он коротким жестом указывает на стоящего на коленях Сильвера, — понимать?

— Он предатель! — взвизгивает этериа, всё-таки теряя самообладание.

— Ты думаешь, Марде Гир этого не знает?

Только теперь Кьёка осознаёт свою ошибку: если он знал — а он не мог не знать! — и ничего не предпринимал, значит, его всё устраивало. А она не спросила разрешения нарушить порядок вещей.

Тёмное, блестящее от крови острие выходит из-под кожи под правой грудью — перебив позвоночник, сквозь лёгкое, меж рёбер. Рядом, как бабочка, наколотая на булавку, нелепо застывает Сейра. Сердце дико стучит рядом с шипом, разгоняет по венам жгучий яд и никак не желает останавливаться. Они не умрут, демоны от такого не умирают — только, кажется, ей всё-таки понадобится новое тело.

Кьёка падает в темноту, но чётко слышит шаги Короля Преисподней, когда он пересекает камеру. И спокойный, почти мягкий голос:

— Сильвер, Сильвер... Как неосмотрительно. Я же тебя предупреждал…

04.08 — 15.09.15