Viva Pablo! (джен)

Дождь льет с самого утра, не переставая. Капли затекают за ворот, и Хоакин в который раз вытирает лицо и шею рукавом куртки. В кедах противно хлюпает вода.

Почему-то вспоминается, что Медельин называют городом вечной весны.

«Ничего себе весна», — думает Хоакин. Еще он думает, что идти в толпе неудобно. Напирают сзади, наступают на пятки. И ничего не видно.

Но не пойти Хоакин не мог.

Он искоса смотрит на друзей. Матео даже сейчас умудряется ступать ровно, чеканя шаг, а вот Диего то спешит, то налетает на тех, кто впереди. Маме его приятели никогда не нравились. Диего давно бросил школу и все свободное время гоняет мяч. Да и Матео никак не найдет постоянную работу. А где ее искать? Особенно теперь?

Зато сегодня мама была не против. Потерла больное колено и сказала:

— Если б я могла бегать, как раньше, я бы тоже пошла с вами.

Толпа то останавливается, то спешит вперед. Удержаться в одном ритме с потоком — тяжело.

Хоакин вдруг слышит знакомый голос и оборачивается. В нескольких шагах от него — Фелипе. Фелипе с их улицы, Фелипе-студент, Фелипе-умник. Фелипе, родители которого раздобыли денег на университет. Тоже пришел.

Кажется, весь Медельин сегодня здесь.

— Я всегда думал, вот вырасту — попрошусь к нему на работу, — говорит Матео. — Ну хоть охранником. Или бойцом. Я бы смог.

Что отвечать другу, Хоакин не находит. Снова стряхивает дождевые капли с куртки: все-таки занятие.

Уже видны ворота кладбища, и толпа останавливается. Хоакин встает на носки и далеко впереди видит гроб, который несут на плечах несколько человек.

А другие — изо всех сил тянут руки.

Только б прикоснуться, только б дотронуться.

— А я думал, стану футболистом, — замечает Диего. — Он же столько стадионов построил. Рене Игита (1) не зря был его другом!

— Он и нам дом построил, — слышит Хоакин и опять оглядывается: за ним теперь идет немолодая уже женщина. Полноватая, смуглая. — Мы раньше всей семьей в лачуге жили...

— У меня тетя тоже в такой дом переехала, — кивает ей Матео. — Может, вы с ней соседи? Ее зовут Мануэла.

— И верно, — соглашается женщина и улыбается. — Соседи. Я Ана-Виолета.

— Слышал, тетя про вас рассказывала! — Матео теперь прямо светится. И тотчас мрачнеет. — А обыски у вас тоже были?

— Да замучали уже, — отвечает Ана-Виолета. — А когда у нас фотографию нашли — после этого весь дом перерыли, а брату моему, Хосе, еще и ребра за это поломали. Будто мы его самого прячем! А как же без фотографии? Ведь он, считай, святой был. И жилье строил, и работу давал, и долги чужие платил, и людям помогал! Столько добра сделал! Я и поставила фотографию в рамочке. Рядом с девой Марией. А они там разбили все...

Ана-Виолета качает головой. Смахивает слезы. Молчит.

— Вот же суки продажные, — включается Диего. — Все для проклятых «гринго».

— Ага, — отвечает Хоакин. — Лишь бы выслужиться. Вон сколько лет по джунглям его гоняли... жить не давали...

Толпа резко подается вперед, и все вмиг перемешивается. Хоакин теперь не идет — плывет по течению. Несколько минут — будто огромная волна выносит его на берег — и вот Хоакин уже стоит у гроба.

Вокруг полицейские, журналисты, фотографы. Чуть поодаль — длинный ряд машин.

Могила уже вырыта.

Хоакин тянет руку к гробу — вместе с десятками таких рук.

Крышка вдруг падает, и на мгновение Хоакин видит — его.

Кажется, будто он до сих пор в крови.

Полицейские орудуют дубинками, заставляя толпу отойти. А Хоакин словно каменеет — и не может, не смеет шагнуть назад. Стоит и смотрит на того, кто лежит в гробу.

Пока удар по ребрам не заставляет его придти в себя.

Крышку водворяют на место, и тогда Хоакин слышит пронзительный девичий голос. Сперва Хоакин ничего не понимает, а потом его озаряет: ну конечно, какие похороны без шести песен.

«Ты всегда останешься живым для меня», — поет девушка с длинными волосами. — «Мы всегда будем любить тебя. И вспоминать».

Хоакин хмурится: лишь бы не заплакать. Ему шестнадцать, он уже мужчина. Нельзя.

Надо помнить — и отплатить «гринго» за все.

— Viva Pablo! — кричит кто-то, и толпа сразу же подхватывает. — Да здравствует Пабло!

* * *

— Видел новости по телеку?

— Видел.

Патрульный Хуан Молина идет к кофеварке и наливает себе полную кружку. Выпьет, подождет ребят и тогда пойдет домой. Отсыпаться.

— Там еще осталось? — спрашивает Игнасио, его напарник.

— Ну, одна кружка выйдет.

В полицейском участке тесно и душно. Зато все живы.

И больше не будет бомб. Не будет стольких убитых, похищений и пыток. Больше над Колумбией не будут падать самолеты. Никто не будет больше диктовать правительству, какие законы принимать. Никто не будет гнать кокаин тоннами в США.

Пройдет время — долгие годы, и прекрасный Медельин в самом деле станет городом вечной весны.

А не городом Пабло Эскобара (2).

— Из наших там Маркес дежурил, — сообщает Хуан, отхлебывая кофе. — Говорит, тысяч десять на похороны пришло. Так что в новостях не соврали.

Игнасио тем временем ищет чистую кружку. И говорит:

— Помнить, конечно, будут его. А не нас. И не тех ребят из Дельты.

— Еще и проклянут, — соглашается Хуан.

(1) Рене Игита — колумбийский футболист, вратарь, игрок национальной сборной

https://ru.wikipedia.org/?oldid=73229741

(2) Пабло Эскобар — колумбийский наркобарон, заработавший более чем 40 млрд долларов на поставках кокаина.

https://ru.wikipedia.org/?oldid=74341159