Мы можем помолчать (гет)

На столе лежит белый листок.

И я пытаюсь что-то сложить,

Но пред глазами только чёрный цветок,

Которому не хочется жить.

— Lumos.

Небольшая округлая комнатка Астрономической Башни освещается голубоватым сиянием. Блейз оглядывается, сразу же приметив хрупкую девичью фигурку, стоящую на балкончике. Нацепив на лицо злобную усмешку, он двигается вперед.

— Так-так-так. Кто тут у нас?

Девушка вздрагивает и тут же оборачивается. Забини останавливается, внезапно сраженный открывшейся картиной.

На бледных, почти белоснежных высоких скулах Чо Чанг поблескивают влажные дорожки слез. Черные слипшиеся ресницы торчат в стороны стрелами, волосы на голове спутаны ветром. От глаз слизеринца не укрывается и дрожащая нижняя губа азиатки, и отчаянье, плескавшееся в глубине ее глаз, и некрасиво распухший от плача красный нос. Девушка судорожно хватает ртом воздух, пойманная, потерянная. Сломленная.

Что-то в груди Блейза начинает щемить, а отточенная годами усмешка дает сбой. Чанг с удивление отмечает беспокойство, мелькнувшее на лице слизеринца, исступленный страх, почему-то появившийся во взгляде, и ее беспокойство тает под этим взором, а вселенское горе сжимается до размеров маленького, дрожащего снитча.

Он должен был быть белым.

И на худой конец красным.

Он должен был быть хрупким,

Домашним, ручным и прекрасным.

Блейз знает, что Чо приходит сюда каждый вечер. Он знает, что она приходит сюда, чтобы вспомнить Седрика. Чанг до сих пор не смирилась с его смертью. Холодными ноябрьскими вечерами Блейз крадется за ней по коридорам и часами смотрит на ее прямую спину и с силой сжимающие парапет руки. Ни разу девушка не дала усомниться в ее силе воли, в ее храбрости, каком-то сумасшедшем фанатизме скрыть свою боль от чужих глаз. Три месяца Забини следит за ней: Чо никогда не плачет. Только почему-то сегодня она решает сделать исключение.

Забини наблюдает за ней на парах и понимает, что ему не достучаться до разбитого сердца этой красавицы. Она — азиатка, он — чернокожий. Она из Рейвенкло, он — слизеринец. Она прекрасна, как белоснежный лотос, отстраненна, как задумчивая нимфа, и неприступна, как дочь Бога. А что по сравнению с этим ангелом он? Грубый, заносчивый, злобный… И раз он не может добиться взаимности, он будет заставлять ее ненавидеть. Так сильно, что все ее внимание будет приковано к нему, и Чанг еще не скоро вспомнит Диггори.

Он решает нарушить ее покой. Ворваться в ее размеренную жизнь, разорвать в клочья ее тайну. Но никак не думает, что глубоко ошибается в своих ожиданиях.

Чанг не разочаровывает его. Она удивляет.

Блейз ожидал всего: она кинется на него с кулаками, проклянет, как только он раскроет свое присутствие, накричит. Он думал, что она станет его ненавидеть, потому что он намеренно вторгся в ее одинокий, полный воспоминаний мирок. И ошибся.

Девушка всхлипывает и кидается Блейзу на шею, рыдая так открыто и безнадежно, что сердце рвется на куски, а дрожащее в руках парня тело кажется самым дорогим на свете. Забини обнимает ее так крепко, как только может. Бережно гладит вздрагивающую спину, утирает большим пальцем крупные, похожие на перламутровые жемчужины, слезы и понимает, что пропал.

— Кто же тебя сломал, малышка… — удивленно шепчет он, поглаживаю девушку по голове. — Ты так хорошо держалась. А тут…

Ночь. Настал ветер

И семя унёс за ограду.

Не будет он больше светел,

И только жизнь ему рада.

Чанг глубоко вздыхает, мгновенно успокоившись. Но не отстраняется. Блейз не замечает, как она поднимает поблескивающие в полумраке глаза на него, и смотрит куда-то вдаль, еле улыбаясь своим мыслям. Он приходит в себя только тогда, когда неуверенные пальчики касаются его щеки и кожу пронзает электрический заряд.

Блейз переводит туманный взгляд на девушку и улыбается ей более широко и открыто. Чо недоуменно клонит голову к плечу, но уголки ее губ все равно приподнимаются в подобие улыбки. Она проводит ладонью по смуглой щеке слизеринца, а тот заворожено наблюдает за изменением на ее лице. И не может устоять.

У Чанг обветренные и сухие губы. Она ловец и много времени проводит в полете. А еще они трепетные и отзывчивые. На каждое прикосновение Блейза они отвечают дрожью, тягучим, как растаявший шоколад, желанием, и по губам Забини бегут искорки счастья. У Чанг соленые губы. Но вряд ли он заметил это, прижимая хоть и натренированное, но такое хрупкое тело к себе.

Блейз открывает глаза.

Он отталкивает девушку от себя, забывая человеческую речь, когда видит недоумение в ее взгляде и то, как она поддается вперед, как будто стараясь продлить этот дикий физический контакт с каким-то непередаваемым отчаяньем. Ее заплаканное лицо кривиться в нужде человеческого тепла, короткие ногти царапают слизеринскую мантию… Дыхание перехватывает, и Забини, практически ничего не соображая, поднимает палочку, направляя ее Чанг прямо в лоб.

Рейвенкловка изумленно поднимает брови и силится что-то сказать, как воздух пронзает короткое, паническое заклинание. У Блейза трясется рука, и кончик палочки тоже ощутимо подрагивает. Глаза Чанг стекленеют и принимают совершенно бессмысленное выражение. Забини коротко воет.

Стоит цветок,

Стоит как стена из базальта.

Никто не поймет

Всех этих даров на асфальте.

Он хватает девушку за руку и грубо тянет за собой на балкончик. Сухая листва Запретного леса тихо шуршит где-то внизу, ветер холоден и порывист. Блейз ставит Чо так, как привык ее видеть: с прямой спиной, чуть вздернутым подбородком и руками, сжимающими парапет. Отходит назад, сделав пару неуверенных шагов. Поднимает оброненную палочку все еще дрожащими руками. И бежит, бежит подальше от этого места, жмуря глаза и стараясь забыться.

Через три секунды стопор после обливиэйта закончится. Чо придет в себя. Она удивленно оглянется по сторонам, отмечая, как быстро потемнело. Вздохнет, и посмотрит на небо, как всегда. Она знает, что там, среди мириад звезд, есть его звезда. И то, что он видит, как она чахнет здесь одна.

И он обязательно увидит, как она наплюет на все, и нарушит клятву верности, данную на третьем курсе по глупости. Зачем так поспешно связывать себя, когда ты так мало пробыл на свободе? Затем же, зачем человеку нужен другой человек. Чанг знает, Седрик ее простит. Он снисходительно качнет головой, мило улыбнется и скажет: «Если ты счастлива, я согласен на все». Она это знает. И когда-нибудь действительно сможет наплевать и дать чужим объятьям согреть себя.

Ветер треплет подол ее мантии, а черные волосы уже давно превратились в подобие вороньего гнезда. Чо запахивается посильнее и разворачивается, чтобы спуститься вниз, мимоходом отмечая, как сильно замерзли руки.

На столе лежит белый листок,

И я пытаюсь что-то сложить,

Но пред глазами только чёрный цветок,

Которому не хочется жить…

Блейз сползает по стенке вниз, когда девушка проходит мимо него и он остается незамеченным. Облегчение окутывает приятным дурманом, отчего на губах начинает играть полубезумная улыбка. Нет уж. Больше никакой ненависти, никаких интрижек. И вообще никак резких влюбленностей. Подростковый период можно прожить и одному. А Чанг… Пусть катиться к чертям.

С решительным видом Блейз поднимается на ноги и бредет в подземелья, ни о чем не думая. Забывается беспокойным сном, полным кошмаров и видений, и просыпается в поту, проспав завтрак и чуть не опоздав на первую пару. Когда он садиться на свое привычное место, он краем глаза замечает Чанг. Девушка вертит в руках перо, устремив пристальный взгляд, прожигающий не только одежду, но и кожу насквозь, прямо на Забини. Сердце у Блейза бухает в ушах так громко, что он даже не слышит звонка на урок. Всю Трансфигурацию он сидит, съежившись и все так же ощущая на себе внимательный взгляд.

А вечером он опять спешит на Астрономическую Башню. Просто… чтобы проверить. Он успокаивает себя мыслью, что должен это сделать.

Она, конечно, стоит там. Величавая осанка, уверенно расправленные плечи. Забини тихо вздыхает, снова прячась в своей обычной нище. Он смотрит на нее, такую далекую и такую прекрасную, и думает о том, что это правильно. Что так и должно быть.

Он ничего ей не скажет. Ни того, что следил за ней. Ни того, что хотел, чтобы она его возненавидела. Он не скажет ей про тот ошибочный поцелуй, от воспоминаний о котором у него до сих пор сосет под ложечкой. И никогда не признается, насколько он восхищается ее твердостью характера и безмерной силой воли. Никогда не скажет, как сильно он в нее влюблен. Он будет молчать, потому что так лучше для них.

Он будет молчать.