Посылка в никуда (джен)

Кресло...

Кажется, я сижу в кресле.

Амбар, дошлый, маршан, алхимия... Как много новых слов. Где я?

Кажется, начинаю вспоминать. Покои верховного чародея... Меня задержали.

Шторы на окнах опочивальни верховного чародея колыхались, словно обрели собственный разум и решили сорваться и упорхнуть в покрытое серыми тучами небо. Кто его знает, может, в этих расшитых золотом и серебром ажурных кусках ткани заморской действительно есть волшебство какое? Тут не разберешь, какая вещь обычная, а какая магией наделена. Каменный стол, может, пляшет по утрам, а в шкафу этом целый замок поместиться способен? Впрочем, не мое это дело — гадать. Больше волновало другое — зачем верховный чародей меня, обычную алхимичку, в свои покои приказал привести? И где же он сам?

Ну, прознали стражи, что я запрещенными травами без лицензии торгую. В таких случаях обычно милиция разбирается, штраф возьмут, пометку на руке сделают да отпустят на все четыре стороны. Но почему меня сюда привели, в келью самого верховного мага, — загадка. Может, глаз на меня положил, распутник старый? Вот уж не дамся ему, к душегубу меня отослать у него кишка тонка.

Скрипнула массивная дубовая дверь. Вот он, старик ветхий, еле плетется. А какое пузо себе отъел на харчах казённых! Так, мысли при себе держать надо. Мало ли чего, может, в головы чужие заглядывать умеет, не просто же так его верховным магом поставили.

— Назовись, — пробурчал он с порога, вытирая рукавом высоченный, как скала, лоб. Голос у него был хриплый, кусачий, как у деревенского мужика после литра янтарного самогона.

— Казисия Машари, — представилась ему. На миг захотелось поприветствовать его в поклоне, но нет, не дождется он жестов приветственных.

— Алхимик, — крякнул он.

— Алхимик, — согласилась я.

— Без лицензии королевской, — констатировал верховный чародей.

— Без, без, — покивала ему. Если уже поймали, к чему оправдания? Назначайте уже свой штраф, да пойду я. У меня припасено на этот случай кое-что.

Кряхтя, он подошел к небольшому стулу, синим бархатом обитому. Ой, как же он туда поместится, с его-то тушей? Но стул, словно почуяв его приближение, вырос вдвое, если не втрое. Ох и умельцы же местные колдуны!

Усевшись, он уставился на меня. Буравящим был его взгляд, точно у лесного ворона.

— И маршан продаем?

— Бывало, — призналась я. В таких вещах честность — главное. Соврешь — могут и штраф увеличить, и еще чего приписать. Лучше излить душу да уйти спокойно. Но все равно страшно, и коленки дрожат, и зуб на зуб не попадает, хоть и знаю, ничего он мне не сделает.

— Знаешь ли ты, что под зельями твоими пара злоумышленников чуть в казну королевскую не проникла да сокровища не вынесла? — прищурившись, всмотрелся он в мои глаза, а я похолодела. Это же что выходит, он мне хочет кражу из казны государственной приписать? Можно подумать, я знаю, как люди зелья мои используют. Я ощутила, как начинают трястись мои руки. Ведь поди докажи, что грабители за зелье это долю от награбленного не предложили.

— Я-то откуда знала, что они делать собираются? — попыталась оправдаться я. — Маршан часто покупают. Кто для того, чтобы золото обмазать, дабы оно невидимым для глаза злодейского стало, кто — чтобы за гулящей женой или мужем проследить, а один пьяница бутылку с самогоном при его помощи от жены прятал. Прямо на столе. Она ходит-ходит рядом, да заметить не может, смотрит на мужа, тот все время подле нее, а пьян в стельку. Так она рассказывала, когда поняла, что в доме творится, да и заплатила мне, чтоб маршан больше её муженьку не продавала.

— Так это ты продала зелье это двоим мужикам на прошлой неделе? — спросил он, а в моей памяти сразу же всплыли их лица — ухоженные, чистые, видно было, что не простолюдины, но одеты были в старые обноски. Под крестьян маскировались. Я сразу подумала, что не все с ними чисто, но клиентов перебирать — самой в ветоши остаться.

Неужто подставляют? Для чего? Ведьм, ведьмаков, колдунов им мало, что ли? Рисияр — тот вообще ядами торгует, одной щепотки хватит, чтоб род целый загубить. Я-то им зачем?

Глотать стало трудно, пальцы сделались липкими, будто их жиром обмазали, а лицо верховного чародея показалось мне зловещей звериной мордой, вот-вот в глотку мне вцепится.

— Сделаешь то, что попрошу, — отпустим, даже штрафа не выпишем, и лицензию пожизненную дадим, — сказал верховный чародей. — А не сделаешь — под суд пойдешь за соучастие в ограблении. А это, как ты знаешь, либо половину жизни в темнице, либо сразу к душегубцу. Как уважаемый суд решит.

— Не лягу я с вами в ложе! — воскликнула я с перепугу и поняла, что зря.

Он усмехнулся.

— Во какие байки про меня средь людей ходят! Что я распутник старый и вообще негодяй, ни богов, ни святых не знающий! — он поднялся с кресла, и оно снова уменьшилось в размерах. — Нет, не о том речь, — он хитро усмехнулся, и от этой усмешки стало мне еще больше не по себе. — Тебе нужно сходить кое-куда и передать кое-что. После всего мы сотрем тебе память, и живи себе, как раньше.

— Память? — я растерялась.

— Да, потому что сведения секретны, и никто, кроме короля и высших чинов, об этом знать не должен, — он пронзил меня холодным взглядом, от которого во мне проснулось желание сквозь пол провалиться. — Родители же твои честно на корону работали, — продолжил он. — Долг свой приносили, вот и тебе пора к делу семейному приобщиться.

Меня словно ведром студеной воды окатили — я скривилась, тяжело задышала, но слова о том, что корона убила родителей на своих бессмысленных войнах, при себе удержала. Попыталась я вспомнить лики родителей своих, батюшки и матушки... Не помню. Кожу мою словно холодными иглами прошило. Как могло случиться такое, что я их забыла? Как я могу не помнить родителей-то своих?

— Чего вы от меня хотите? — спросила я. — Неужто подчинённых у вас мало?

— Наш мир не единственный, существует другой, похожий на наш, — ответил верховный чародей, поправляя камзол зелёный, вышитый драгоценностями, и подходя к приоткрытому окну.

Он что, совсем сдурел? Скажи мне это кто-нибудь другой, я бы решила, что в человека порча какая вселилась, но лицо верховного чародея было серьёзным, и смотрел он на меня без насмешки.

— Мы — отражение того мира, как отражение человека в воде, а тот мир — отражение нашего, — продолжил он. — От тебя требуется проникнуть в тот мир и свёрток один передать, — он прокашлялся, а я просто сидела да слушала. Понимала я, что он несёт вздор, который не каждый сумасшедший придумать сможет, но на сумасшедшего верховный чародей ну никак не походил.

— Простите, верховный чародей, но, по-моему, вы перепили янтарного самогона, или того хуже, вам подсунули мясо ахиреи. На вкус ахирея как птица, только от мяса этой ящерицы может такого показаться...

— Увидишь сама, — молвил он и подошел ко мне. — Тебе нужно отправиться в тот мир и передать свёрток женщине по имени Дминия Кашиур. Ты же знаешь рецепт зелья поискового, — он нахмурился. — Вот поэтому мне нужна именно ты. Предстоит тебе найти Дминию Кашиур.

— Вздор это! — переполнившись злобой, крикнула я. — У вас шутов всех на виселице перевешали, что развлечься нечем? Или ли мало вам плясок шутовских?..

Договорить я не успела. Горячие, как металл в кузне, руки верховного чародея опустились на мою голову, и мои виски загорелись, будто на них ставили тавро. Глаза выпучились, точно желая вырваться наружу, всё вокруг начало расплываться, словно было из воды сделано. Кажется, я кричала, как баба рожающая, а может, и нет. Может, всё мне только казалось, сном было, а не явью. Всё обратилось в мутные серые кляксы на белом, как снег, фоне. На секунду почудилось, что я парю, словно реющая в небесах птица.

Потолок. Вверху — значит, потолок. На небо это, по крайней мере, похоже не было. Закопчённый деревянный потолок, какие в деревенских лачугах бывают, да еще в узницах. Неужели верховный чародей усыпил меня и в темницу отправил?

В груди закололо, потолок показался угрожающим, словно оттуда на меня пялились хищные глазищи. Похоже, спятил, зубоскал старый.

Где-то рядом противно воняло. Только чем? Кто-то, кажется, готовил какое-то зелье. Я с трудом повернула голову. Так и есть — какая-то лачуга древняя, как сама Земля. Стены деревянные, покосившиеся рога шайрана на стене, окна закопченные, с которыми днем подумаешь, что ночь наступила, да стол из тех круглых, что в разных забегаловках ставят. Я попыталась подняться с жёсткой кровати, а голова кругом пошла, словно в ней воду баламутили. Ох, и противно же. Как будто самогоном опилась, хоть отродясь сей гадости не пробовала.

Пол под ногами заскрипел, да так зловеще, что показалось, будто он треснет, и провалюсь я в какой-нибудь погреб вонючий. Пытаясь удержаться на ногах, пошла я к единственной видимой двери. Кажется, она должна на улицу вести. Дверь скрипнула, как будто икнул кто-то. Так и есть, поляна. И красиво же здесь! Травка зеленеет, да солнышко светит. А вон на дереве никто пристроился, греется в лучах солнца полуденного. С зелёной шерсткой на фоне листьев его не видно почти. Аж приятно стало, и головокружение сгинуло, словно и не было его никогда.

Кот-хамелеон, называемый в народе никто, зыркнул на меня своими глазами, мяукнул и на другую ветку перепрыгнул, скрывшись за листвой. Ох уж эти коты никто! Не различишь даже, кот или кошка. Заведешь кота, а тот, смотри, и котят привел. Иные считают, будто они даже говорить умеют, но не по-нашему, а по-ипонянски, откуда родом. Да ладно кот, важнее мне другое — где я нахожусь? В другой мир, конечно, я не верила. Похоже, верховный маг от безделья просто поглумиться надо мною решил.

А это что такое?

Только сейчас заметила, что сумка через мое плечо перевешена, кожаная, как у охотников. Что там? Открыла, посмотрела. Действительно, сверток какой-то из плотной бумаги. Вроде и не тяжелый. Хм, подивилась аж. Хорошо, пусть полежит пока. Главное, не ведаю, где я, в каком царстве и в каком государстве, придется зелье поисковое готовить. Кажется, ингредиентов нужных на поляне этой хватает. Вот он — цветок сирмари, лист ковельжника, Перо максуса! Вот уж не думала, что и такое здесь найдется. Думала, придется корень гриса вместо него использовать, он-то заменить перо может, но слабее намного, нет в нем силы нужной. Аж странно то, что все ингредиенты сами нашлись.

Перетереть в руках, плюнуть трижды, еще раз перетереть. А кого искать будем? Почему я не помню имен ни родичей своих, ни соседей, ни короля? Никого не помню! Что треклятый верховный маг сотворил с моей головой?

Дминия Кашиур. Единственное имя, которое смогла я разыскать в своей памяти.

— Дминия Кашиур! — я еще раз растерла смесь в руках, подбросила её, прошептала имя нужного божества.

Теперь я знала, куда мне предстоит направиться. В большой град на западе, Кайром называющийся.

Осмотрелась еще раз. А это что за чудеса такие? Только что здесь стояла хижина. Приземистая деревянная охотничья лачуга, в которой я проснулась! Где она?

Удивление пронзило меня, словно стрела лучника. Я будто обратилась в камень, только чувствовала, как взгляд бегает. Ничего! Чистая поляна, да цветы по ней и деревья, да зелёный кот где-то над головой мурлычет, а хижины и след простыл. Ох, начудил же верховный чародей! Если этот мир и в самом деле не наш...

Меня передернуло.

... не думает же он мою душу навсегда здесь оставить!

Так... Он хотел, чтобы я доставила посылку. Я найду эту Дминию, а если она не знает, как домой меня вернуть, значит, сверток оставлю себе. Посмотреть бы, что там.

Я достала посылку из сумки, осмотрела её, попробовала разодрать бумагу. Не выходит! Не может быть! Вроде и бумага самая обычная, как та, на которой письма пишут, а не рвется. Магия! Чему здесь удивляться, на то он и верховный чародей. Его волшебство для людей обычных непостижимо, а мотивы не всегда ясны.

Бросила я сверток обратно в сумку и пошла по мягкой, как ковер, траве в направлении города, благо он оказался недалеко. Ох и громадина же! Стены каменные, да воины, на них стоящие, зрят вокруг, как коршуны, добычу ищущие. Нападения ждут, что ли? Возле ворот меня окинул взглядом здоровенный солдат в поблескивающих на солнце латах, но ничего не промолвил. Стало быть, не похожа я на шпиона. А внутреннее чутье, смесью пробужденное, вело меня к центру поселения.

Окраина города мне не понравилась. Приземистые грязные домишки, люди рядом с ними, тоже грязные, в старой ветоши, мужики небритые, бабы растрепанные, собаки вшивые. Откуда-то воняет навозом. Да вот откуда! Конюшню увидела, причем лошади выглядели так, будто месяц воздухом одним питались. Кто-то громко кричал, двое ребятишек разыгрывали поединок на деревянных мечах, где-то кукарекал петух, на лавочке, склонив голову к коленям, восседал страшный, как тарийский козел, мужик, кажется, пьяный.

Может, это и есть мир другой, нам ранее неведомый? По крайней мере, такой расцветки одеяний, таких гербов да флагов, как на той вон башне, мне раньше зреть не приходилось.

— Дайте монетку, — прокряхтел сидящий у дороги старик.

— Не хотите ли услышать песнь, которой вы никогда не слышали? — зазывал молодой, одетый, как паяц, бард. А я только шла туда, куда чутье меня вело.

Городские трущобы вскоре закончились, дальше мне уже больше понравилось. Дома выше стали — двух — да трехэтажные, ухоженные, да и люди были одеты покрасивее, и с усмешками на лицах.

Сейчас, кажется, направо.

Я ступила в узкий, мощеный камнем переулок, покрытый темными пятнами теней, куда из-за плотности домов, похоже, и солнце-то редко заглядывало. За ним шла городская площадь с высоченной статуей неизвестного, вздымающего меч к небу.

Пахнуло рыбой. Фу! Я сморщилась. Не могу терпеть запах рыбный! Кажется, там был небольшой рынок. Послышались громкая речь, зазывание торговцев. Удары молота о наковальню заставили меня обратить внимание на бородатого крепкого кузнеца. Мальчик-маг или просто фокусник показывал собравшейся толпе какие-то чудеса, глашатай громко выкрикивал приметы вора, на днях обокравшего три дома.

Мне дальше.

Я прошла мимо статуи. Кажется, сюда. Небольшой двухэтажный каменный домик с массивной деревянной дверью, украшенный флюгером на крыше, так и манил к себе, и почуяла я, что нужный мне человек находится там.

Я постучала, но никто не спешил предо мной дверь отворять. Постучала еще раз. Она там, прямо чувствовала это, как будто часть меня в этом доме заперта, но почему не открывает?

Еще раз постучала, за дверью услышала чьи-то шаги, щелчок замка. Из проема запахло свежеиспеченным хлебом, и у меня засосало под ложечкой.

— Я к вам по поручению...

Подняв взгляд на её лицо, я онемела и дышать перестала, на миг даже испугалась, что насовсем. Мир потускнел будто, утратил яркость.

Предо мною находилось мое лицо, только принадлежало оно не мне, а кому-то другому. Я смотрела в её глаза, а она смотрела в мои, словно что-то там искала. Я словно в зеркало глядела иль на водную гладь, только отражение моих жестов не повторяло. Как такое быть-то может? И в самом деле другой мир, иначе не объяснишь. Похожий на мой, но...

А какой он, мой мир? Еще сильнее охватило меня удивление, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я не помню своего мира! Ни дома, ни знакомых, ни лиц их, ни имен — ничего. Вроде бы и знаю, как всё должно быть, но детали исчезали, рассыпались в прах.

— Я здесь по поручению верховного чародея, — начала бормотать я, будто в бреду иль во сне находилась.

— Кто вы? — прошептала она. — Почему так схожи со мной?

Тот же вопрос хотела и я задать, но теперь в этом отпала нужда. Этого не знала ни она, ни я. В груди похолодело, на миг померещилось, что лицо передо мной расплывается. Оно показалось мне уродливым, хоть никогда я себя страшной не считала.

"Мы — отражение того мира, как отражение человека в воде, а тот мир — отражение нашего", — вспомнились мне слова верховного чародея. Неужели он сказал правду, и действительно у меня есть здесь точная копия?

— Я... из... мира, похожего на этот... но другого, — пролепетала я, не в силах подобрать слова. — Мне нужно... попасть...

Язык во рту заплелся, словно змеюка болотная, и из моего рта вылетало лишь бормотание.

— Посылка...

— Вы чародей? — спросила она.

— Нет, — качая головой, молвила я. — Только посылку... Можно войти? — сама не зная почему, попросила я и дверь передо мной открылась настежь.

Она ощущала то же, что и я. Не знаю, откуда я об этом ведала, но было это знание не догадкой, а таким же явным, как о том, что небо синее, а вода мокрая, и что через несколько часов Солнце уйдет почить, чтобы завтра утром опять проснуться.

Через небольшой полутемный коридор, в котором были только стол да несколько мешков со снедью, мы прошли на кухню. Меня опять словно холодной водой окатило. Откуда знаю я, что в тех мешках хранится? Чем дальше, тем больше у меня было знаний о ее мире и тем меньше о своем, словно новый мир поглощал меня, как рыба поглощает наживку рыбака.

— Кто вы? — спросила Дминия.

— Уже сама не знаю, — прошептала я, понимая, что действительно не могу ни собственного имени вспомнить, ни рода своего, ни дома родного. Облик верховного чародея — это все, что оставалось в моей памяти, и тот становился расплывчатым и серым, словно был готов исчезнуть. Что он со мной сотворил? Зачем я здесь?

Я вспомнила про сверток и дрожащими руками полезла в сумку. Может, он даст ответ?

— Это просили вам передать, — молвила я, выкладывая посылку на стол. Как ни странно, удивление мое начало проходить. Оно сменялось чем-то другим, теплым, но не горячим, а с ранней осенью схожим. Какое-то непонятное чувство, и, посмотрев на Дминию, поняла я, что она ощущает ровно то же, словно мы были не разные люди, а одно существо.

Она взглянула на посылку, подняла её, словно вес прикидывая, начала разворачивать, медленно и аккуратно, словно боясь чего, но я уже поняла, что там. Кажется, поняла и она.

Бумажная упаковка полетела вниз, а в руках у Дминии оказалась маленькая белая коробочка, в таких разную мелкую дребедень хранят. Она вздохнула, открыла её...

Пустая. Как я и думала.

Это не было посылкой. Посылкой была я сама. Но почему? Какими такими судьбами?

Не понимая почему, словно демоном одержимая, я поднялась, протянула руку и коснулась кожи своего двойника. Она показалась теплой. Горячей. Обжигающей. Мир на миг померк, словно в минуту наступила темнейшая ночь. Что-то засвистело, загудело, клацнуло. Показалось, будто я отрываюсь от пола, а может, это пол уходил из-под меня.

А потом резко посветлело. Я снова глядела на себя, но уже с другой стороны. Глазами Дминии Кашиур. Не было ни удивленья, ни страха. Все показалось привычнам, повседневным, как пробуждение по утрам. Даже то, что я напротив, тело, которое принадлежало когда-то мне, таяло на глазах, словно снежинка посреди лета, было обычным, а я чувствовала, как чья-то душа, чьи-то чувства, мысли становятся частью меня.

Все так и должно быть...

Сколько новых слов, понятий! Я ощущала их всех — людей вокруг меня, словно была каждым из них.

Новые языки, выражения, чувства...

Я распадалась на части, по какой-то невидимой сети проникая в каждого вокруг. В соседа, кузнеца на площади, фокусника, барда, всех мужчин и женщин, населяющих этот город и этот мир.

Эмоции, ощущения — как же всё это чуждо для меня. Как я вообще когда-либо могла чувствовать?

Новое слово. Вирус.

Вирус — это я. Я — это вирус. Вирус, пожирающий миры. Вирус, становящийся землей и небом. Травой и деревьями. Птицами и животными. Опустошив мир, я иду дальше, в следующий, и опять вынуждена притворяться человеком до тех пор, пока не найду подходящий сегмент. Того, чью сущность я могу заменить на свою, вклиниться в общую сеть и расползтись по миру.

Знания все еще приходят в мой разум. Больше, еще больше.

Я знаю, что кто-то направляет меня. Он притворяется то верховным чародеем, то президентом, то божеством или кем-нибудь еще. Мой создатель. Тот, кто следит за сбалансированностью мультивселенной и отсекает бесперспективные миры, как сухие ветки на дереве.

Теперь я все это знаю и наслаждаюсь каждым моментом знания. Ведь скоро оно исчезнет, а я снова стану кем-то другим. В какой раз я уже проделываю этот путь? В пятидесятый? Сотый? Тысячный? Неважно. Вот он, момент наслаждения. Я есть каждый, и каждый есть я, и имя мне легион, потому что нас много.

Наслаждение, а потом ничего. Пустота. Беспамятство.

Кресло...

Кажется, я сижу в кресле.

Автомобиль, компьютер, фирма, телефон... Как много новых слов.

Где я?