Случайности не случайны (гет)

После победы вместо облегчения приходит горечь. Появляется время, чтобы вспомнить всех. А сколько их вообще было?

Они вечно спешили, боялись не успеть, сражались, но все равно стольких потеряли. Тогда было некогда скорбеть, сейчас боль накрывает с головой. Терзает каждую клетку тела, выворачивает наизнанку внутренности, встает комом в горле.

Гарри закрывается в библиотеке Блэков, напивается до беспамятства и разговаривает с Сириусом. Рассказывает, как скучает, с утроенной силой винит себя в его смерти, отстраняется от всего мира. Рон пытается вытащить из депрессии Джорджа. Они не были близки, но Рон уверен, что если кто и сможет, то только он.

— Мне не помочь Гарри, — тоскливо говорит каждый раз, скрываясь во всполохах летучего пороха.

А что делать ей, Гермионе? Она вдруг становится никому не нужной. Совершенно одинока посреди выжженной пустыни. Стоило ли побеждать, чтобы остаться не у дел? Она все чаще задает себе этот вопрос, разжимая пальцы Гарри на пустом бокале и левитируя его в спальню. Что ей сделать, чтобы заставить его жить? Что сделать, чтобы самой перестать лишь существовать?

В один из бесконечных дней, сливающихся в одно сплошное серое пятно, она прихватывает бутылку огневиски и запирается в комнате с фамильным гербом Блэков. Если Гарри помогает эта гадость, может, и ей станет хоть немного легче. Она находит нужное заклинание, и теперь древо Блэков перед ней в своем первозданном виде — без выжженных имен и лиц. Сириус весело улыбается, озорно подмигивает и косится на младшего брата. Гермиона переводит взгляд на Регулуса, тот морщит нос и демонстративно отворачивается. Они такие разные, но так похожи. Превосходство и высокомерие сквозит в чертах лица.

А ведь Гермионе нравился Сириус, как бы она этого ни скрывала. Она жалела его, но и в то же время восхищалась. Он будто каждый день доказывал, что имеет право жить вопреки всему, и не отступал, как бы паршиво ни было. А вот они все оказались слабыми. Прячутся от проблем, закрываются, отгораживаются от людей. Они победили, но будто проиграли. Разорвали души так же, как лучи заклинаний раскрошили каменные ступени Хогвартса.

Сириус подмигивает ей, отчего Регулус закатывает глаза. Она почти слышит, как он фыркает, и усмехается. Именно таким Гермиона его себе и представляла. Она наливает огневиски и залпом опрокидывает в себя стакан, пока не передумала. Тут же закашливается, из глаз текут слезы. Глупая затея, нерациональная, но как же она устала от своей правильности. Ничто не может облегчить боль, царапающую сердце изнутри. Только если бы они все были живы… Хотя бы Сириус… Гарри не был бы таким, она была бы другой. В чем смысл победы, если все дорогие люди погибли, если они сами отправили их на эшафот? Гермиона понимает Гарри, а еще она знает, что виновата не меньше. Не остановила Гарри, не предупредила Сириуса, не обезоружила Беллатриссу. Они все убийцы, так или иначе, просто боятся в этом признаться.

Гермиона забирается с ногами в кресло и наливает второй стакан. Лекарство от скорби и не должно быть приятным. Она хочет забыться и непременно сделает это. Хотя бы раз позволит себе не быть образцом для подражания. Некому больше на нее равняться: все зализывают раны, пытаются найти способ жить дальше на руинах детства. Она всегда была той, кто утешает других, а когда ей нужна поддержка, нет никого и ничего, кроме генеалогического древа Блэков и дрянного огневиски.

Гермиона откидывается на спинку и закрывает глаза. Под веками плывут мутные круги, да оно и к лучшему. Реальность уплывает, оставляя ее наедине с зелеными лучами Авады. Если выйти вперед, один из них непременно угодит в грудь, и все будет кончено. Не будет пустоты, и обреченности, и скорби. Будет все равно.

Она видит Сириуса, смеющегося над встающим с колен Регулусом. Тот отряхивает брюки от земли и недовольно зыркает из-под челки. Им не больше четырнадцати. «Значит, Сириус еще не сбежал из дома», — внезапно думает Гермиона. Блэки, как по команде, поворачиваются к ней: Сириус ухмыляется, Регулус недоверчиво приподнимает брови.

— Кто ты? — требовательно спрашивает.

— Самая талантливая ведьма в своем классе, — довольно тянет Сириус, наблюдая за вытянувшимся лицом брата. — И почему я не удивлен, что именно ты нашла нас.

Гермиона непонимающе оглядывается по сторонам.

— Я никого не искала.

— Поэтому и нашла, — совсем по-дамблдорвски улыбается он.

— Чему ты радуешься? — бурчит Регулус, разглядывая ее с непонятной брезгливостью. — Велика честь.

— Не обращай внимания на этого брюзгу, — отмахивается от него Сириус. — Ты ведь вытащишь нас отсюда, правда?

Его серые глаза лучатся такой надеждой, что Гермиона не может отказать, но и согласиться тоже не может.

— Я вообще не понимаю, о чем ты.

— Поймешь…

Гермиона резко открывает глаза, будто кто-то насильно выдергивает ее из сна. Встряхивает волосами и натыкается на внимательный взгляд Регулуса, буквально буравящий ее. Несколько минут она, как загипнотизированная, смотрит на него не отрываясь. На мгновение ей кажется, что ей приснился не просто пьяный сон — видение. Внизу скрипит половица, и Гермиона поспешно бросается на звук.

«Я увидела и услышала то, что ожидала», — твердит без конца, вот только закрываясь в той комнате, она ни о чем не думала и уж тем более ничего не хотела.

— Тогда что это было? — Ее шепот кажется криком в тишине дома. Ответить некому.

* * *

Гермиона больше не заходит в ту комнату, но воспоминания не желают забываться. Она мечется из угла в угол, не находит себе места и приходит к единственному приемлемому для себя решению: библиотека. Она выгоняет Гарри на кухню и зарывается в книги, но ничего даже слегка похожего не находит. Библиотека будто нарочно прячет от нее нужные фолианты.

Гермиона сдувает непослушный локон и с утроенной силой штудирует энциклопедии. Не может быть, чтобы совсем ничего не было. Под веками то и дело мелькают смеющиеся глаза Сириуса и кривая усмешка Регулуса. Именно в такой последовательности. Ей кажется, что она сходит с ума наяву. Становится одержимой братьями Блэк настолько, что выпрашивает у Кингсли допуск в министерскую библиотеку.

— Все хорошо, Гермиона? — участливо спрашивает он, заглядывая в глаза.

— Просто хочу позаниматься, — уклоняется она от прямого ответа.

— Рад, что хоть кто-то из вас пытается…

— Вернуться к жизни? — ехидно заканчивает она. — Мне просто нужен пропуск, — запал тут же угасает.

Кингсли кивает и ставит подпись на листе пергамента.

— Если нужно будет что-нибудь еще, скажи. Выглядишь усталой, — чуть помолчав, добавляет он.

— Так и есть, — пожимает плечами Гермиона и встает.

— Кошмары? — Он вправду хочет помочь, она видит, но все равно не рассказывает об истинной причине.

— Все в порядке, — слабо улыбается она и выходит.

И снова по накатанной: книги, пергаменты с конспектами и никакого результата. Ей кажется, что она что-то упускает, мелкую, но важную деталь, поэтому не видит картину целиком. Гермиона закрывает лицо руками и откидывается на стул.

— Арка, — доносится едва слышный голос.

— Иди, — настаивает он.

— Поймешь, — ведет за собой.

Она встает и как завороженная следует за ним. Не глядя проходит все ловушки, в голову даже не приходит мысль, что для этого нужно разрешение. Она просто верит, что должна быть там, что никто ей не помешает, поэтому не удивляется, когда не встречает никого на пути.

Гермиона заходит в комнату, залитую синим свечением. Идет прямиком к Арке Смерти и замирает рядом. Благоговейно осматривает резные руны, одними губами читает их. Впадает в транс, еле касаясь рамы кончиками пальцев. Она слышит отголоски шепота по ту сторону и наклоняется, чтобы разобрать слова. Уже хочет войти в нее, когда отчаянное: «Стой!» -разрывает барабанные перепонки, и ее отталкивают.

Гермиона на мгновение теряется. Она щурится и видит перед собой… Регулуса Блэка?

Она не верит глазам, но это и впрямь он. Тот же надменный прищур глаз, та же кривая ухмылка, та же небрежность позы.

— Как можно быть такой дурой, — почти выплевывает он. — Какого лысого Мерлина тебя сюда понесло?

— Голос, — только и может выдавить Гермиона.

Он фыркает и закатывает глаза.

— Братец никогда не знал меры. Тоже мне, игры разума устроил, — морщится он и оглядывается на Арку. — Сириус? — зовет, но кроме него с Гермионой в комнате никого нет, только завеса Арки колышется и гул шепотков звучит чуть навязчивее. — Иронично, — с гаденькой усмешкой констатирует он.

— Что происходит? — Гермиона наконец отходит от первого шока. — Как ты здесь оказался?

— Куда интереснее, почему Сириуса здесь нет, — теперь он окидывает ее заинтересованным взглядом. — А ты сильная волшебница, если смогла приоткрыть дверь.

— А ты всегда игнорируешь вопросы?

— Только если не хочу отвечать, — разводит руками он.

— Очень благородно, — возвращает ему кривую ухмылку она. — Чувствуется близость с матушкой.

— Не воображай, будто знаешь меня! — он сжимает кулаки и почти нависает над ней. — Версия Сириуса разнится с истиной.

— Ему я больше верю, знаешь ли.

— Ну конечно, он же великомученик, — морщится Регулус.

— Гермиона! — слышит она надсадный, хриплый крик Сириуса и кидается к Арке.

— Не смей! — Регулус хватает ее за руки, не дает двинуться с места. Гермиона вырывается, но он сильнее.

— Тебе-то что?! — кричит ему в лицо.

— Я тебе должен, — кривится он. — Ты вытащила меня оттуда, — Регулус бросает взгляд на Арку и ежится. — Даже не представляешь, каково там сидеть.

— На твоем месте должен быть Сириус! Он нужен Гарри!

Она чувствует, как подступает истерика. Слезы душат, а в груди поднимается паника. Не тот Блэк, совсем не тот. Что она скажет Гарри? Гермиона сжимает кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Это немного отрезвляет.

— Всем всегда нужен Сириус, — горько замечает Регулус и сникает.

В его взгляде столько боли, что гнев моментально утихает. Пожалуй, сейчас Гермиона впервые задумывается, каково ему было жить в тени брата-бунтаря, из кожи вон лезть, чтобы доказать, что он другой. Он и умер безмолвно — безликий Пожиратель смерти, о мужестве которого так никто и не узнал. Почти никто.

Гермиона протягивает руку и осторожно касается его щеки. Ей кажется, ему это необходимо, но Регулус отшатывается.

— Мне не нужна твоя жалость, — чеканит каждое слово.

Он стремительно уходит, а Гермиона ошарашенно смотрит вслед. Она больше не слышит настойчивый голос Сириуса, но не может выкинуть из головы выражение лица Регулуса. Он разбит и потерян настолько же, насколько несчастен. И наверняка винит себя в том, что вышел из Арки один. Не признается в этом ей, но взгляд не лжет. Она видит. Или просто хочет в это верить?

Гермиона в растерянности стоит посреди комнаты и понятия не имеет, как быть дальше.

Она должна вытащить Сириуса, но и Регулуса не может бросить.

Лучше бы она сидела в библиотеке на Гриммо и зачитывала до дыр старые фолианты. Вместо этого смотрит на хлопнувшую за Регулусом дверь и гадает, чем именно вызвана такая реакция.

* * *

Она долго еще листает книги, но ничто не привлекает внимания. Ее мысли слишком далеки от них. Где-то в глубине души Гермиона понимает, что хочет всего-навсего подольше не сталкиваться с Регулусом.

— А придется, — бурчит себе под нос, но упрямо сидит до закрытия, а потом идет гулять по вечернему Лондону.

Ветер треплет волосы, слегка моросит дождь, и она почти забывает, что ее ждет на Гриммо. «Законный владелец и пьяный Гарри», — вклинивается в ее мысли внутренний голос. Тем удивительно увидеть на пороге сияющего Кикимера и обеспокоенного, но трезвого Гарри.

— Где ты была? — с порога набрасывается он.

Гермиона пожимает плечами, снимает мантию, которую тут же забирает Кикимер. Она провожает его удивленным взглядом и отвечает:

— Прошлась немного. Ты чем занимался? — скорее из вежливости, чем из интереса, задает вопрос.

— Переваривал, — он запускает руку в волосы. — Зачем ты вообще к Арке пошла? — во взгляде отчаяние, смешанное со страхом. — Я не могу еще и тебя потерять! — выкрикивает ей в лицо, как оскорбление.

— Правда? — давно копившееся раздражение накладывается на волнения сегодняшнего дня. Она больше не может сдерживаться, да и не хочет. — Как-то не заметила за последние несколько месяцев. Наверное, потому что ты был очень занят.

— Прости, — тут же сникает он, — я просто… просто… — и разводит руками.

Ему нечего сказать, она знает. А еще уверена: ему жаль. Он запутался и понятия не имеет, как жить дальше. Как и она.

— Я устала, Гарри. — Злость улетучивается так же резко, как и накатывает. Ощущение, будто на плечи опускается вся тяжесть мира. — Ты прячешься здесь, Рон — во «Вредилках»: вам тяжело. А с чего вы оба решили, что мне легче? Хватит себя жалеть.

— Ты права, — совсем как ребенок. — Прости, — повторяет еще раз.

Она тяжело вздыхает и сжимает его руку в своей.

— Скандала не будет? — Издевательский тон выводит ее из себя. Снова. — А я так надеялся.

— Какое тебе дело? — прищуривается она и складывает руки на груди.

— Скучно, — как ни в чем не бывало заявляет Регулус.

— А ты с матушкой пообщайся, — едко бросает и отдергивает портьеру.

— Поганая грязнокровка, — начинает по привычке Вальбурга, но резко осекается, когда видит сына. — Регулус?

— Я в свою комнату, с вашего позволения, — фыркает Гермиона. — Если она еще моя, конечно, — и посылает Регулусу убийственный взгляд.

Тот только выгибает бровь и ухмыляется краем губ.

— Недурно, — хмыкает он и оборачивается к портрету. — Здравствуй, мама.

Гермиона больше не хочет ничего слышать. Даже от Гарри. Она закрывается в комнате и до следующего утра оттуда не выходит.

* * *

Голубое свечение заполняется собой все пространство. Гермиона жмурится, но оно забирается под веки и ослепляет. Она видит призрачные тени, рвущиеся из Арки Смерти, слышит их приглушенные крики, но стоит посреди комнаты не двигаясь. Ноги прирастают к полу. Она не может даже шелохнуться, тело не слушается, будто в нее угодили Империусом. И когда уже совсем отчаивается, видит перед собой Сириуса. Он летит в Арку спиной вперед и тянет к ней руки.

— Помоги мне, — шепчет одними губами.

У него почти умиротворенное выражение лица, но во взгляде плещется такая мука, что Гермиону мутит. Она не может ему помочь, не может даже попытаться, хоть и сопротивляется оцепенению. Буквально давится воздухом, когда замечает стоящего на коленях Гарри. Он рыдает, что-то кричит, но она не слышит ни звука. К ее собственной боли прибавляется еще и его.

Гермиона чувствует себя зрителем немого кино, вот только люди близкие, а эмоции настоящие. Секунды тянутся бесконечно, каждый вдох разрывает грудную клетку, по щекам бегут слезы.

— Помоги, — безмолвно кричит взгляд Гарри.

Как? Как она должна помочь?

Насквозь мокрая простыня прилипает к телу. Гермиона резко садится на кровати, одеяло комком лежит на полу. Гермиона судорожно хватает ртом воздух, пытается унять бешеное сердцебиение. Закрывает глаза и считает до десяти.

Раз. Два. Три. Обессиленный Сириус.

Четыре. Пять. Шесть. Раздавленный горем Гарри.

Семь. Восемь. Девять. Пустота.

Десять. Гермиона зарывается лицом в подушку, но спрятаться от захлестнувших эмоций не получается.

Понятно, почему ей снится Гарри: она переживает за него, как за себя. Но почему Сириус? Она восхищалась силой его воли и жалела — провести столько лет в Азкабане безвинно, а сбежав, прятаться в собственном доме, который он ненавидел всей душой, невыносимо. Гермиона была уверена, что это почти физически больно. Ему так и не дали пожить.

Она тяжело вздыхает и переворачивается на спину. Смотрит в окно и вспоминает детство. Тогда она была уверена, что каждая звезда — душа умершего человека, который наблюдает за своими близкими. Гермиона усмехается краем губ. Насколько тогда все было проще и понятнее. А если снова поверить?.. Если представить, что и Сириус сейчас следит за ней?.. Гермиона качает головой. Он может присматривать разве что за Гарри. С чего бы Сириусу интересоваться ее жизнью?

Едва слышный стук нарушает тишину. На секунду кажется, что ей только чудится, но звук повторяется. Гермиона встает с кровати и прислушивается. Наверное, Гарри беспокоится. По крайней мере, ей хочется так думать. Уж очень она скучает по заботливому и понимающему лучшему другу. Тому, кого она знала столько лет. Тому, с кем скиталась по лесам в поисках крестражей. Тому, кто был самым близким и родным.

Гермиона открывает дверь, уже готовая заверить его, что она в порядке, но так и застывает с открытым ртом.

— Ты, — все, на что ее хватает.

— Я, — кивает Регулус. — Милая рубашка, — и прислоняется к дверному косяку.

Гермиона опускает взгляд и только сейчас понимает, что она в растянутой футболке, которая не так уж и много скрывает. Удивление сменяется злостью. Какого облезлого Мерлина он вообще приперся?!

— Если бы знала, не открыла бы, — почти шипит Гермиона.

— Гриффиндорка. — Если бы и хотела, она не нашла бы в этом издевку, только вполне дружелюбный смешок. — Все-таки что-то остается прежним.

Гермиона приподнимает брови и складывает руки на груди.

— Ты за этим пришел?

Регулус поднимает руки в примирительном жесте.

— Я пришел извиниться.

— Матушка вряд ли одобрит, — ехидно замечает Гермиона, наслаждаясь эффектом.

Его даже передергивает.

— Значит, вот что ты обо мне думаешь…

— Это то, что я о тебе слышала и в чем не вижу причин сомневаться. Что на это скажешь? — Гермиона чувствует, что ее заносит, но остановиться не может.

— А не все ли равно, если ты уже все решила? — Регулус перекатывается с пятки на мысок и вдруг оказывается слишком близко. А может, не так уж и слишком? Или совсем не вдруг? Серые глаза завораживают, утягивают в бездонную глубину. Гермионе кажется, что она пропускает пару вдохов. — Приятных снов, — выдыхает почти в самые губы, гадко ухмыляется и разворачивается, чтобы уйти.

— Слизеринец, — как можно презрительнее бросает в спину, вот только в реальности это звучит совсем не так, как в воображении.

— Блэк, — не оборачиваясь, отвечает он.

Гермиона захлебывается возмущением, но ответить ей нечего. Именно таким она представляла Регулуса по рассказам Сириуса, но сейчас ее не отпускает ощущение, будто он только старается соответствовать ожиданиям. Для чего?

— Спокойной ночи, — повинуясь необъяснимому порыву, почти кричит вдогонку.

Он вызывает в ней слишком сильные эмоции, не прикладывая никаких усилий. Разбивает рациональность Гермионы Грейнджер в щепки, топчется на ней и пускает по ветру. Одна его кривая ухмылка доводит ее до белого каления, а печальный взгляд при одном упоминания Сириуса тут же гасит раздражение. Она хочет узнать Регулуса, потому что многие в ее жизни оказывались не такими, какими казались, но… боится.

«Глупости», — одергивает она себя и наконец закрывает дверь.

Уснуть ей так и не удается. Она до утра сидит на подоконнике, закутавшись в одеяло, и смотрит на звезды. Думает о родителях, которые не помнят, что у них вообще есть дочь, и пытается убедить себя: они счастливы.

* * *

Последнее, что она ожидает увидеть, спускаясь на кухню в семь утра, — сидящего за столом Гарри. Он невидяще смотрит перед собой, грея руки о пузатую кружку с чаем. Гермиона замирает на ступени, не решаясь потревожить его уединение. Он не был бы собой, если бы не пытался примириться с реальностью, которая его сейчас окружает.

— Привет, — нарушает все-таки тишину она через несколько минут.

Гарри не меняет позы, не отвечает — на мгновение ей кажется, что не осознает чье-то еще присутствие. До тех пор, пока Гермиона не садится напротив и не видит больной усталый взгляд.

— Я идиот, — слова падают булыжником между ними. — Слабый и никчемный.

— Ты запутался, — она забирает кружку из его пальцев и сжимает руку. — На тебя свалилось столько, что можно ненароком и захлебнуться. — Гермиона чуть улыбается и заглядывает ему в глаза: — Жаль, не позволил быть рядом. Замкнулся, чтобы пережить в себе, хоть и не должен был.

— Тебе было тяжелее, — каждый звук сочится чувством вины.

— Не надо, Гарри. Ты ни в чем не виноват. Каждый переживает боль, как умеет.

— Но это не оправдывает меня. Я бросил тебя, когда был нужен. Оказалось, так и не пережил смерть Сириуса, — добавляет чуть позже.

— Я тоже, — признается она. — А еще Грюма и Ремуса, и Тонкс, и Фреда… Мы пытались спасти всех, но не всегда выходит, как хочется.

— Даже реже, чем кажется, — подает голос Регулус. — И при этом вытащила с того света ты почему-то именно меня.

Гермиона поднимает на него тяжелый взгляд и вздыхает.

— Понятия не имею, почему и как. Может, ты в курсе?

— Снова бросаешься на баррикады, — в его словах нет и намека на усмешку, разве что легкое недоумение. — Вас этому специально учат, что ли?

— Просто уйди, — устало просит Гарри.

— Я тоже видел смерть, между прочим, и сам умирал. Долго и мучительно, захлебываясь водой, ощущая сотни склизких рук на своем теле, видел разлагающуюся плоть и пустые, бездушные глаза трупов, оживленных темной магией. — Он говорит это Гарри, но смотрит на Гермиону. — Я знаю о смерти намного больше, чем вы.

— А еще убивал, — Гарри вскакивает, стул с оглушительным грохотом падает на пол.

— Откуда тебе знать? — ни один мускул не дергается на лице, но в кухню будто врывается ледяной ветер.

Гермиона ежится, но не вмешивается. Пока.

— Сириус…

Регулус закатывает глаза, щелкает пальцами и просит Кикимера приготовить завтрак. Просто и обыденно, словно они сейчас говорят о погоде.

— О да, мой старший брат, бунтующий даже тогда, когда это было не нужно, просто из безрассудного чувства противоречия, — достоверный источник, — Гермиона приподнимает брови и признает его правоту. В этом была суть Сириуса. — Впрочем, это не значит, что я его не любил.

Гарри сжимает кулаки и буравит Регулуса взглядом. Атмосфера накаляется до предела, когда посреди кухни появляется Кикимер и безмятежно начинает накрывать на стол, напевая что-то себе под нос. Гермиона не спускает глаз с Гарри, но замечает, что его злость сходит на нет: он признает правоту Регулуса, как бы ни хотел оспорить.

— Правда не всегда приносит облегчение, — говорит Гермиона, ни к кому конкретно не обращаясь, берет Гарри за руку и ведет к двери. — Нам о многом нужно поговорить. Наедине.

Она бросает мимолетный взгляд на Регулуса, когда выходит в гостиную. Регулус задумчиво смотрит на нее и хмурится. Гермиона надеется, он понимает, что именно она хочет этим сказать.

Какими бы разными ни были Блэки, они похожи больше, чем думали.

* * *

С возвращением Регулуса Гриммо преображается. Кикимер рад угождать, Вальбурга стала терпимее к грязнокровным оккупантам, а Гарри… Гарри наконец задумался о том, чем хочет заниматься дальше. Гермиона рассеянно улыбается, глядя на него, но не вмешивается.

Когда она сидит у камина, завернувшись в теплый плед, то закрывает глаза и вслушивается в треск поленьев. Ей почти кажется, что они в Хогвартсе, в факультетской гостиной, а в воздухе пахнет радостью и волшебством.

— Расслабляешься? — раздается почти над самым ухом голос Регулуса.

Она вздрагивает и неосознанно кутается в плед. Регулус не комментирует это, только усмехается. Гермиона избегала его с того разговора на кухне, да и он не особо стремился общаться. Она даже толком и не знала, где он и чем занимается. Отгораживалась от неуместных эмоций, которые он вызывает. Чувств, которых боялась.

— Греюсь, — придумывает наиболее безобидный ответ.

— Кикимер, принеси какао мисс Грейнджер.

Домовик склоняется в поклоне и исчезает с громким хлопком.

— Мисс? — выгибает брови Гермиона и оборачивается к Регулусу. — С чего это?

— Мы не с того начали знакомство, — он левитирует кресло, ставит рядом с ее. — Регулус Блэк, имею честь, — вытягивается в струнку и кивает.

Гермиона не может сдержать усмешки, которая тут же отражается на его лице.

Перед ней появляется Кикимер и протягивает какао. Она принимает его, склоняется и жмурится от аромата. Напиток пахнет Рождеством и детством. Она испытывает давно забытое чувство праздника. Гермиона смотрит на Регулуса и благодарно улыбается. Впервые за долгое время ей уютно.

— Гермиона Грейнджер. Очень приятно.

Сейчас она не хочет убегать, прятаться от него. С таким Регулусом она может болтать о ерунде и наслаждаться ощущением невесомой легкости в груди. Ей не нужно держать марку. С ним она может быть собой, не нужно притворяться сильной.

— Я часто тебя здесь вижу, — замечает он, удобнее устраиваясь в кресле.

— Люблю огонь, — пожимает плечами она и отпивает какао. — И все никак не могу согреться после Малфой-Мэнора, — тихо добавляет. Она доверяется ему, не до конца понимая зачем. Просто хочет поделиться, уверена, что поймет, но все-таки боится услышать ответ. Боится, что вернется заносчивый и высокомерный Регулус.

— Тебе пытали? — он не пытается прикоснуться, не изображает сочувствие. Просто спрашивает и этим подкупает. Чувствует: ей не нужно показное участие.

Гермиона кивает.

— Беллатрикс, — без предисловий закатывает рукав и показывает шрам.

Регулус несколько секунд смотрит на него и морщится.

— Она всегда слишком фанатично относилась к разделению магов. В ее мире было черное и белое, никаких оттенков, — мрачнеет он. — Именно Белла привела меня к Пожирателям в свое время, — все-таки заканчивает, щелкает пальцами и просит Кикимера принести огневиски.

— Устроим вечер воспоминаний и напьемся до беспамятства? — усмехается Гермиона, допивая какао.

— Я буду приставать.

Гермиона выгибает бровь:

— Да неужели?

Регулус что-то отвечает, но она уже не слышит. Очертания комнаты меркнут, туман застилает глаза, а когда рассеивается, она видит перед собой совсем другого Блэка.

— Что происходит?

Она не понимает, сон это, видение или еще что. Проваливается в один из своих кошмаров и кричит что есть силы, а Сириус все приближается, хватает за руки, тянет к себе.

— Отпусти, отпусти! — надрывается она, но он только хищно скалится и тащит куда-то.

— Гермиона! — зовут ее словно из другого мира. Она не узнает голос, но тянется всей душой, знает: ему можно доверять.

Она рвется к нему, но Сириус сильнее.

— Ты моя, — вцепляется в нее с таким остервенением, что на руках расцветают синяки. — Моя! — практически вгрызается в ее рот.

Гермиона сдавленно стонет от боли и теряет сознание.

Когда она с трудом разлепляет веки, видит перед собой встревоженного Регулуса и насмерть перепуганного Гарри.

— Что ты видела? — требовательно спрашивает Регулус.

— Сириуса. Он тянул меня куда-то и был разъярен, — кое-как шевеля губами, выдыхает она.

— Скотина! — с чувством ругается Регулус, прикладывает к ее рту отвратительно пахнущее зелье и заставляет глотать. — Часто видела его после моего воскрешения?

— Почти каждую ночь, но я думала, это только сон, — оторопело отвечает она. — Откуда ты знаешь?

— На тебя было наложено заклятие связи. Его мог наколдовать только он.

— С чего ты взял? — подает голос Гарри.

— Мы вместе его изобрели. Я заклятье не применял, незачем.

— Мог кто-то другой…

— Только мы о нем знали, — зло обрывает Регулус.

Гермиона шумно выдыхает. Она подозревала, что что-то не так, но такое…

— Но Сириус не мог. Он не такой… — неуверенно тянет Гарри.

— Он хороший, — вторит ему Гермиона.

— Ну конечно, это же я главное зло в семействе Блэков! — Регулус забирает бокал и почти откидывает от себя Гермиону. — Вот только зачем мне это делать, если я уже выбрался из-за завесы? Ответь! — яростно вскрикивает, не дожидаясь ни звука от Гермионы.

— Не дави на нее! — заступается Гарри.

Она видит, как он сжимает руки в кулаки.

— В словах Регулуса есть логика, как бы я ни хотела верить в обратное, — говорит Гермиона. Она пытается приподняться на руках, но обессилено падает обратно.

В серых глазах сквозит неподдельная боль и… сожаление?

— Я не могу осуждать его за жажду полноценной жизни, но это не дает ему права использовать людей для собственной выгоды, — хмурится он. — Больше ты не увидишь Сириуса. Зелье, которое я тебе дал, разрывает любые ментальные узы, но не могу гарантировать, что он не найдет способ воздействовать иным способом, пока ты живешь в этом доме. Как бы Сириус ни враждовал с семьей, он здесь такой же хозяин, как и я, а значит, магия поместья подвластна ему.

— Он не может, — одними губами шепчет Гарри, но Гермиона не так уверена.

Слишком все складно получается. Слишком мало они знают о Сириусе. Слишком часто он появляется после того, как она напилась в комнате с семейным древом Блэков. Древо!

— Регулус, — неуверенно начинает она, — за несколько дней до воскрешения ты видел меня?

Он долго смотрит на нее, взвешивает все «за» и «против», — она видит, как меняется выражение лица, — прежде чем разрешить ее сомнения.

— Да. — Она вздрагивает. — Сириус назвал тебя самой талантливой ведьмой своего класса.

Она чувствует холод, слышит зловещий лающий смех и ежится.

«Как ты мог, Сириус?!» — кричит ее подсознание.

«Я просто хотел жить», — почти слышит убийственно спокойный ответ. Без капли горечи или раскаяния.

Игры разума. Так это назвал Регулус.

— Это он, Гарри, — облизывая пересохшие губы, с сожалением констатирует она. — Как бы мы ни хотели думать иначе.

— Увидел возможность и поспешил воспользоваться, — кивает Регулус.

— Как по-слизерински, — мрачно усмехается она.

— По-блэковски, — поправляет Регулус.

Гермиона хрипло смеется, но тут же закашливается. Они уже это проходили. На темной лестничкой площадке, когда ей снился Сириус.

— Ты знал? — мелькает мимолетная догадка.

Она не замечает, как Гарри уходит совершенно подавленным. Почти забывает, что Регулус фактически спас ее. Возмущение пополам со злостью разрывает ее изнутри. Да как он мог?!

— Я не был уверен, — пожимает он плечами.

— И не мог сказать? — взвизгивает она. — А если бы со мной что-то случилось? Ментальные связи опасны, тем более на большом расстоянии, тем более…

— Да успокойся ты! — Регулус хватает ее за плечи и встряхивает. — Какой смысл в истериках, если все кончилось.

— Какой? Какой? Да я почти убедила себя, что влюблена в него, и поэтому он мне снится! Почти…

— Поверила в принца? — едко выплевывает он. — Ну прости, что разрушил сказку. Видимо, лучше было бы умереть, спасая выдуманного нареченного.

Ее лихорадит от нахлынувших эмоций. Иррациональная ярость окрашивает все в красный цвет, здравый смысл летит в тартарары.

— А теперь ты мой принц, да? В ноги падать, руки целовать или отдаться прямо на этом ковре, чтобы отблагодарить? Вытащил из лап жуткого старшего брата, хвала и почет! Какой же ты…

— Какой? — рычит он, выдергивает ее из кресла и поднимает в воздухе. Он взбешен, глаза практически черные из-за расширившихся зрачков. — Подлый, гадкий слизняк? Ты это хотела сказать?

— Идиот, — выплевывает Гермиона и пытается вырваться, но она практически прижата к телу Регулуса. Чувствует его частое дыхание на своем лице, с вызовом вздергивает подбородок, буквально испепеляя взглядом.

— Дура, — не менее эмоционально откликается он.

Взгляд неуловимо меняется. Гермиона и осознать не успевает, в какой момент они начинают самозабвенно целоваться: кто первый подается вперед, а кто уступает. Какая разница, когда эмоции сметают все ограничения и полностью подчиняют волю. Она ощущает его настолько полно и ярко, что растворяется в поцелуе. Одной рукой зарывается в волосы, другой обнимает за шею, притягивая еще ближе. Стонет ему в губы и хочет только одного: чтобы этот миг не заканчивался.

Когда Регулус отстраняется, они оба загнанно дышат. Гермиона вскидывает голову в ожидании пресловутого «это было ошибкой» или еще более нелепого «это ничего не значит», но он молчит.

— Пожалуй, я пойду к себе, — непривычно хриплым голосом говорит она.

— Проводить до комнаты? — улыбается краем губ он.

— Тогда мы вряд ли ограничимся поцелуем, — выгибает бровь Гермиона. Снова накатывает слабость, но уже от избытка эмоций.

— Поразительная проницательность, — растягивает слова Регулус, но в глазах мелькают смешинки. — Иди, пока моя развратная сторона не проснулась.

— Может, я на это и рассчитываю? — усмехается Гермиона, но разворачивается, чтобы уйти.

— Может, я на это и надеюсь? — едва слышно шепчет он.

Может, ей это все снится?

* * *

Гермиона не может уснуть, ворочается с боку на бок. Она никогда не была особо импульсивной, всегда думала, прежде чем что-то сказать, рассматривала возможные последствия, прежде чем так или иначе поступить, отбрасывала чувства, чтобы посмотреть на ситуацию объективно, но происходящее в последние недели совершенно не вписывается в ее картину мира. Самое простое — списать все на неизвестное ей заклятие, но она чувствует, что это куда глубже. Заклятием можно объяснить сны с Сириусом, но не отношения с Регулусом. Рядом с ним она загорается, как спичка, переходит из одного состояния в другое так быстро, что и сама не успевает это осознать. Гермиона ощущает себя бомбой замедленного действия. Стоит Регулусу появиться рядом, и она не знает, чего ждать. Да, это будоражит, но вместе с тем пугает.

В очередной раз перевернувшись на спину, она чертыхается и откидывает одеяло. Уснуть ей, похоже, не удастся. Снова.

— Кикимер, — тихо зовет она, но он не откликается. — Кикимер, — чуть громче, но так же безрезультатно.

Видимо, он слушается только Регулуса. А может, спит и не слышит.

— Если хочешь сделать хорошо, сделай это сам, — повторяет любимую мамину мантру и улыбается. — Что ж, — открывает дверь и впечатывается в Регулуса.

Она вдыхает его запах, чувствует руки на своем теле и отшатывается.

— Ты же не караулил меня под дверью? — окидывает с ног до головы оценивающим взглядом.

— А должен был? — Он засовывает руки в карманы и дьявольски ухмыляется, как может только змей-искуситель. Гермиона уверена, что тот именно так и совратил Еву.

— Невежливо отвечать вопросом не вопрос, — хмурится она.

— Во всем ищешь скрытый смысл, да? — спрашивает так обыденно, будто говорит об эссе по нумерологии. — Не хмурься, тебе не идет.

Гермиона прищуривается, склоняет голову набок и изучает его.

— Не просто ищу, но еще и нахожу. Ничего не делается просто так, знаешь ли.

— Бросаешь вызов? — он резко подается вперед и обнимает за талию. — Даже не думал об этом.

— И о чем ты еще не думал? — она кладет руки ему на грудь. Гермиона дает себе слово, что не отступит, иначе будет долго жалеть. На то, чтобы проанализировать каждую деталь, у нее еще будет время, много времени.

— Почему не люблю кофе, не думал, — посмеивается он. — Почему небо голубое, а кровь красная, тоже не думал.

С каждым словом он все ближе. У Гермионы перехватывает дыхание: совсем немного, еще чуть-чуть. Ее ведет не хуже, чем от огневиски. Серые глаза закручивают в водовороте эмоций, даже кажется, что она чувствует порхающих бабочек внизу живота, но на периферии создания что-то зудит — противное, липкое.

— Кровь… — повторяет она и поднимает на Регулуса ошарашенный взгляд, — у вас с Сириусом одна кровь.

— И что?

У него настолько недоуменное выражение лица, что Гермиона нервно смеется. Не может сдержаться.

— Может, Сириус и ни при чем. — Регулус вопросительно приподнимает брови. — А как ты вообще оказался за завесой Арки? Далековато от пещеры с инферналами. — Она отступает на пару шагов, выскальзывает из его объятий.

— Снова святой Сириус и плохой Регулус? — качает головой он, а в голосе столько горечи, что она захлебывается. — Что ты вообще знаешь об Арке? — Гермиона передергивает плечами. Она не любит признавать, что знает о чем-то не так много, как хотелось бы. — Вот именно! Будьте аккуратнее, мисс Грейнджер, ни к чему налетать на хозяев дома посреди ночи в коридоре.

Он разворачивается на каблуках и уходит. Гермиона оторопело смотрит на удаляющую спину и чувствует, как закипает.

— А ну-ка стой! — Она догоняет Регулуса и хватает за руку, разворачивает к себе. — Обманули маленького в лучших чувствах? Вот только прежде чем обижаться и убегать, до конца бы дослушал! Что если Сириус выдернул тебя в Арку, тем самым использовав большой заряд магических сил? Они впитались в тебя и срослись с твоими собственными, а поскольку вы братья, магия схожа по своей природе, ты и не заметил. Думаю, он и не собирался возвращаться, хотел дать тебе второй шанс, вот и не пошел следом. А я оказалась не в том время не в том месте — размякла, напилась и открыла разум. А раз знала Сириуса, гобелен связал сознания. Это малоизученный раздел магии, найти информацию сложно, так что по большей части догадки. Ну и поскольку ты тоже хотел, чтобы у Сириуса был второй шанс, неосознанно наложил на меня чары. Они сработали, потому что с Сириусом я знакома довольно близко и твоя магия сильнее, чем ты думал. Магглы в таких случаях говорят: «Мысли материальны». Сам знаешь, магия крови самая сильная, — сбивчиво заканчивает она и переводит дыхание.

— За завесу утягивает тех, у кого остались незаконченные дела, — как будто самому себе говорит, глядя сквозь Гермиону. — Моим делом был Сириус, — заканчивает потерянно.

Гермиона стоит рядом и молчит. Ей хочется провести пальцами по морщинам на его лбу, разгладить их, но она не решается. Ему нужно многое обдумать, поэтому она осторожно отходит, а когда уже хочет уйти, Регулус ловит ее руку и притягивает к себе.

— Спасибо, — прижимает к себе. — Я и правда идиот, — шепчет в волосы.

— Гермиона? — Она вздрагивает от голоса Гарри.

— Какие-то проблемы? — оборачивается Регулус и заслоняет ее собой.

— Почему ты ее обнимаешь?!

Гермиона выглядывает из-за плеча и видит совершенно разъяренного Гарри, судорожно сжимающего кулаки. Она почти пугается, но Регулус кажется невозмутимым.

— Не думаешь, что это наше дело? — в голосе явственно звучат угрожающие нотки.

Гермиона непроизвольно ежится, и Регулус сжимает ее руку.

— Нет никаких вас! — кричит Гарри так, что с громким хлопком появляется Кикимер.

— Хозяин Регулус в опасности? — злобно зыркает на Гарри и сжимается под взглядом Регулуса.

— Все в порядке, Кикимер, — из вежливости обращается к эльфу Гермиона, хоть он и не считается с ее словами. — Гарри, — она выходит из-за спины Регулуса, мягко отодвигая того в сторону, — это не то, что ты подумал.

— Пока, — добавляет Регулус, но умолкает под взглядом Гермионы.

— Вы не можете быть вместе, — как-то обреченно произносит Гарри, запуская руку в волосы, приводя в еще больший беспорядок.

— Мы не вместе, — мягко поправляет она, подходит к нему и сжимает ладонь, — но даже если и будем, это нам решать. Не тебе, — делает ударение на последнее слово.

— Хозяин Регулус и магглорожденная! — глаза Кикимера округляются, лицо походит на гримасу.

— Правила придуманы, чтобы их нарушать, — философски говорит Регулус и пожимает плечами.

Домовик в священном ужасе судорожно вцепляется в уши и дергает за них что есть силы.

— Плохой Кикимер. Не уследил. Опоили приворотным хозяина, — причитает без конца.

Гермиона хочет переубедить Кикимера, но Регулус лишь усмехается:

— Бесполезно. Тебе он точно не поверит, а я не вижу необходимости спорить с ним сейчас. Кикимер не причинит вреда гостье, — с нажимом на последнее слово говорит он, и Кикимер обреченно кланяется, хоть и явно уже замышляет подлить в суп пару мерзких зелий. — Признаю, Сириуса обвинил несправедливо, — Регулус обращается уже к Гарри, — старые конфликты не должны были влиять на нынешнее мнение о нем. — Протягивает ему руку, но Гарри только морщится. — Что ж, понимаю.

Он поворачивает к Гермионе и молчит. Тишина быстро становится гнетущей. Напряжение накаляется. Взгляд глаза в глаза говорит куда больше слов.

Она слышит, как Гарри уходит. Он слишком хорошо ее знает: как она решит, так и будет. Но какой сделать выбор? Гермиона понятия не имеет. Да, их тянет друг к другу магнитом, но мало ли кого к кому влечет. Это ведь еще ничего не значит…

— А между нами нет связи? — на грани слышимости шепчет она.

— Если бы и была, выпитое зелье разрушает абсолютно все ментальные нити независимо от силы.

Он отходит на пару шагов, упирается спиной в стену, но это все равно ничего не меняет.

— Значит, все настоящее. — Он кивает. — Без обмана. — Еще раз. — Тогда я спать, — беззаботно улыбается Гермиона и наслаждается изумленным выражением на лице Регулуса. — Так же интереснее, — и почти убегает, пока он не опомнился.

Сегодня определенно день маггловских поговорок в ее жизни. И ведь работают.

Гермиона закрывает дверь своей спальни и прислоняется к ней с обратной стороны.

— Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — шепчет она, закрывая глаза.

Она не хочет загадывать, не хочет знать, что ожидает, не хочет анализировать. Гермиона Грейнджер впервые отпускает жизнь на самотек и получает от этого удовольствие.

Кто бы мог подумать, что мертвый научит ее жить?

Откуда знать, что иногда один спонтанный поступок может перевернуть все, во что веришь?

Как отличить сон от реальности?

Гермиона не ищет ответов. Она закутывается в одеяло и засыпает с улыбкой на губах. Наконец-то приходит облегчение.