El regreso del Jedi, сеанс в 19:00 (джен)

Когда впереди показались красные стены церкви Св. Франциско, Густаво произнес:

— Пожалуйста, остановите здесь.

— Как скажете.

Расплатившись с таксистом, Густаво вышел из машины. Застегнул пуговицу на пиджаке и посмотрел на часы: половина седьмого. Спешить некуда, можно пройтись по городу.

Весь сегодняшний день Густаво провел в своей части. Листал отчеты энсинов — и наблюдал, как столбик оконного термометра перелезает через отметку «тридцать». И ловил себя на мыслях о том, что с удовольствием вернулся бы к родственникам в Вальпараисо. На океанском побережье ветер уносил с собой даже самый палящий зной. А в столице Чили, запечатанной со всех сторон стенами гор, летом царило настоящее пекло. И лишь сейчас, вечером, жара понемногу спадала.

Густаво зашагал по Ла Аламеда. В этом месте бульвар не оправдывал народного прозвища: вблизи не было видно ни одного тополя. Миновав ряд магазинных витрин, Густаво окинул придирчивым взглядом пост карабинерос на перекрестке — им никак нельзя расслабляться, ведь никогда не знаешь, откуда ждать удара. И свернул направо, на улицу Сан Антонио.

В центре города было много людей: кто-то отмечал конец рабочей недели и уже разглядывал ресторанные меню, а кто-то спешил за покупками.

А главное — Сантьяго дышал спокойствием и радостью. Год начался хорошо — все подполье как будто ушло в долгий рождественский отпуск. Дни национального протеста (1), взрывы в американских офисах, устроенные террористами MIR (2), и блэкаут в декабре, когда Сантьяго и Вальпараисо потонули в темноте, — все это словно кануло в лету. Хотелось верить, что так теперь будет всегда. И правительству больше не понадобится объявлять в столице чрезвычайное положение, да и комендантский час сдвинут на два часа ночи, как это было в самом начале восьмидесятых — а потом и вообще отменят.

— Извините! — услышал Густаво.

Оглянулся — и увидел перед собой супружескую пару средних лет.

— Не подскажете, как пройти до муниципального театра? — спросила женщина. — Мы, кажется, немножко потерялись.

Акцент Густаво определил сразу. И перешел на французский:

— О, это совсем рядом, — сказал он. — Видите вон там светлое здание? Пройдете прямо до перекрестка и увидите главный вход.

Туристы поблагодарили его, чуть ли не светясь от счастья: им явно пришлось по вкусу, что молодой чилиец говорит на их языке. Они наконец разглядели театр и ускорили шаги, обгоняя Густаво. А ему хотелось надеяться, что французам понравится в Сантьяго. Они вернутся домой — и расскажут друзьям, что в Чили все далеко не так, как пишут в европейской прессе.

Через минуту и сам Густаво оказался на том перекрестке. Прошел еще один квартал и, повернув налево, зашагал по улице Уэрфанос.

Максимино он заметил сразу.

Тот уже ждал его у входа в фойе, прямо под афишей с надписью «El regreso del Jedi».

И улыбался.

— Привет.

— Привет, — ответил Густаво.

Они обнялись.

И сразу же — на всякий случай — сверились с расписанием.

— Все правильно, — кивнул Максимино. — Девятнадцать ноль-ноль. Ну что, покупаем билеты?

Американские фильмы в Чили любили и часто показывали — правда, других в прокате и не было. Этот факт Густаво не сильно огорчал: в конце концов, он не так уж часто бывал в кино. Хорошо, что сегодня смог выбраться. «Возвращение джедая» вышло на экраны Сантьяго еще в конце декабря. Первые два фильма Саги «Звездные войны» Густаво уже смотрел и теперь очень хотел оценить третий.

— Как твои экзамены? — спросил он у Максимино, пока они стояли в очереди в кассу.

— Мне удалось сдать физическую химию заранее. И курсовую дописал. Повезло, если честно. С нашими профессорами не так просто договориться, и некоторым не нравится, что я хочу получить два диплома сразу. Теперь будет проще, а то в январе и так много всего. И работа еще...

Максимино сейчас просто рассказывал о своей жизни — а Густаво немедленно вспомнил про собственную бестактность.

Он в тот раз пришел к Максимино в гости. К семи, прямо к традиционному чаепитию «онсес», когда вся семья собралась у стола. Они обсуждали нейтральные темы — новые хиты Los Prisioneros, курсовую Максимино и что-то еще. А потом — никто не помнил как — разговор перескочил на политику.

Как бы там ни было, Густаво никто не тянул за язык.

— Социалисты только и делают, что разглагольствуют о труде, — сказал он. — Вот только никто из них почему-то не хочет работать.

Максимино в ответ посмотрел на него — пристально и очень тяжело — и Густаво запнулся.

Больше они об этом не говорили. Прошло уже недели три, но на душе до сих пор было нехорошо. В своих мыслях Густаво постоянно возвращался к тому разговору и все продолжал спор с приятелем. Да, говорил ему Густаво, я сказал невероятную глупость. Я в курсе, что у нас в стране не хватает рабочих мест. Я понимаю, чего тебе стоит учиться в университете и работать одновременно. Я вообще не имел в виду тебя...

Именно поэтому Густаво и предложил Максимино сходить в кино. И уж точно именно поэтому он, вернувшись из части, оставил офицерскую форму дома. Пошел в гражданском, хотя свою форму всегда носил с гордостью, а в уме постоянно подсчитывал, сколько еще осталось до его производства в лейтенанты.

К тому же, ему действительно нравились «Звездные войны».

Фильм начался с узнаваемых, мажорных аккордов студии «XX век Фокс», а сразу после этого на экране появилась зловещая Звезда Смерти. Мрак скоро рассеялся, сменившись безжалостным солнцем на планете Татуин.

Тогда Густаво наконец-то увидел своего любимого героя — Люка Скайуокера.

Люк был настоящим рыцарем и верным другом — и весь фильм спасал принцессу, Хэна Соло и боевых товарищей. А самое главное: Люк верил в то, что может изменить мир. Верил в людей. Понимал их. Умел достучаться до каждого. Как оказалось в финале — даже до самого Дарта Вейдера.

И Густаво ловил себя на мысли, что тоже хотел бы уметь — понимать людей — так.

Потому что за тот случай в конце декабря он до сих пор себя корил.

— Как тебе фильм? — спросил его Максимино, когда сеанс закончился, и они вместе с толпой вышли из кинотеатра.

— Отлично! — ответил Густаво. — Мне очень понравилось.

— Хорошие победили плохих?

— Пусть хотя бы в кино будет так.

Солнце уже зашло, и улицу освещали только фонари и вывески. Густаво посмотрел на часы. Четверть десятого. Комендантский час начнется в одиннадцать. Есть, конечно, метро. И такси. Точно. Он, как обычно, возьмет такси — они быстро доберутся до той окраины, с которой никак не хочет съезжать Максимино — а потом он поедет домой к себе. Несложно. Он успеет. Он так делал много раз, в конце концов...

— Посидим где-нибудь?

Максимино точно читал его мысли, и Густаво оставалось лишь кивнуть.

Подходящий бар — не слишком пустой и не набитый под завязку — нашелся недалеко.

— А раньше здесь было по-другому, — сказал Максимино, салютуя рюмкой с pisco (3).

— Здесь? — Густаво огляделся вокруг.

— Нет, я не про бар. Знаешь, сколько театров и кинотеатров было на этой улице? На Уэрфанос?

Густаво покачал головой.

— «Лидо», «Рекс», «Астор», — принялся перечислять Максимино, загибая пальцы.

— Кстати, «Астор» я помню.

— Тем более. Я в детстве часто ходил в кино...

— Я тоже, — признался Густаво. — Только я жил в Вальпараисо.

Максимино неожиданно замолчал, будто вспоминал что-то.

Густаво допил свой pisco. Заметил, как бармен за стойкой их пристально рассматривает.

Очень захотелось подойти и поинтересоваться, почему. Для таких ситуаций и есть офицерское удостоверение.

— Уже поздно, — заметил Максимино. Он тоже отставил свою пустую рюмку в сторону. — Мне завтра нужно к восьми...

— А мне к семи.

Они вышли на улицу — уже изрядно опустевшую.

Двинулись в сторону набережной и, глядя на потемневшее небо, Густаво снова вспомнил Далекую Галактику.

— А тебе самому-то понравился фильм?

— Очень, — кивнул Максимино. — Основная идея безупречна. И ты прав, конец счастливый.

— Потому что Люк Скайуокер спас своего отца?

Максимино огляделся. Покачал головой и, понизив голос, произнес:

— Нет, Густаво. Потому что диктатор получил то, что заслужил.

— Это здесь при чем?

— Салют над Эндором — это здорово, но еще лучше было бы показать, что происходит в столице Империи. Красные флаги там смотрелись бы более чем уместно. И ликующий народ. Как говорится, к каждой свинье приходит свой святой Мартин.

Густаво нахмурился.

На всякий случай тоже бросил взгляд в сторону — к счастью, на улице, по которой они шли, не было ни души. Несколько закрывшихся лавочек с заколоченными окнами. Бар с разбитой вывеской. И только огни окон напоминали о том, что здесь кто-то живет.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — бросил Густаво.

— А вот я даже удивляюсь, как этот фильм пропустили у нас в прокат. Борьба против тирана, и выигрывают те, кто за демократию. А повстанцы очень похожи на наших «миристас» (4).

— На наших «миристас»? Максимино, у нас военный режим, а не Империя Зла. Мы не строим Звезды Смерти и не уничтожаем планеты. Чили — мирная страна. Наше правительство ни с кем не ведет войны!

— Только со своим народом, да? — ввернул Максимино. — А Империей Зла и в США, и у нас считается, конечно, Советский союз.

— И правильно считается, — закивал Густаво. — Ты слышал, что Андропов вот уже четыре месяца не появляется на публике? Говорят, из-за состояния здоровья. Знаешь, очень похоже на того сумасшедшего Императора из фильма!

— Андропов далеко не сумасшедший. Между прочим, и его, и Рейгана назвали «людьми года». По версии журнала «Тайм».

— Потому что Рейган за разоружение.

— Неужели?

— Я недавно читал в El Pais статью про конференцию в Стокгольме. Представляешь, советский министр иностранных дел — кажется, его зовут Громыко — сказал, что СССР не пойдет на сокращение ядерных ракет в Восточной Европе.

— Конечно. Им же нужно как-то защитить себя от НАТО, разве не так?

— Как раз НАТО и защищает...

— ... интересы США. Густаво, неужели ты не видишь двойных стандартов? Американцы снимают фильмы о победе демократии, а сами направляют в Чили военных инструкторов.

— Нам есть, чему у них поучиться.

— Не сомневаюсь.

Густаво покачал головой. Они как раз остановились на перекрестке с улицей Сан Пабло. На секунду замерли, пропустив такси, и двинулись дальше. Других машин не было.

— Создаётся впечатление, что ты все кино симпатизировал Дарту Вейдеру.

— Ну да, — усмехнулся Максимино, — каждый раз, когда я видел его черный шлем на фоне звездного неба, мне мерещилось что-то родное. Вот только не понимаю, что. Не то чилийские парадные шлемы, не то каски Третьего Рейха.

— Эти шлемы, Stahlhelm, на наших парадах носят еще с двадцатых годов, — заметил Густаво. — Это просто традиция. У нас вообще много исторических связей с Германией. А вот Джордж Лукас, скорее всего, думал о самурайских доспехах.

Густаво нахмурился: намек на нацистов и неприкрытая критика Пиночета ему совершенно не нравилась. Хотя кому, как не ему, знать о политических симпатиях Максимино. Тот порвал с подпольем несколько лет назад, а в душе ничуть не изменился. Все эти социалисты, леворадикалы, сторонники Альенде — оставались для Максимино живыми. Важными. Настоящими.

А ведь в университете Чили — про это Густаво слышал от сослуживцев — левые взгляды были все также популярны и сильны. И назначение военного ректором ничуть не помогло. Оставалось только уповать на благоразумие Максимино. Надеяться, что тот не вернется в лагерь «красных товарищей». Не станет больше помогать им...

Краем сознания промелькнула обида: неужели Максимино не видит, насколько улучшилась жизнь за последнее десятилетие? Стрельба на улицах стала редкостью — если не считать провокаций в побласьонах или дни Национального протеста. Жесткие меры по борьбе с подпольем больше не нужны. Чили не грозит гражданская война. В столице давно нет громадных очередей за хлебом и молоком, как тогда, в начале семидесятых, когда Альенде ставил свои эксперименты над экономикой.

Густаво вспомнил французов, спрашивавших у него дорогу: те уж точно заметили, что до центра Сантьяго из аэропорта можно добраться по прекрасному шоссе. Да и по всей стране, даже там, где раньше можно было проехать только на лошади, проложены асфальтовые дороги.

Мир изменился — и никогда не станет, как прежде.

Вот только сейчас вдруг Густаво задумался: а, может быть, он зря медлит, и друга пора спасать от марксистской заразы. Пока они на самом деле не оказались по разные стороны баррикад. Как тогда...

— О, нет, — сказал Максимино. — Я знаю это упрямое выражение у тебя на лице. Скажи, Густаво, я для тебя что, некто вроде Дарта Вейдера?

— Что? — переспросил Густаво.

Голос Максимино очень уж резко вырвал его из раздумий. И теперь слова про Дарта Вейдера отзывались в голове эхом.

Ему бы такое и в голову не пришло.

Максимино — и имперское воплощение Зла. Главный — или почти главный — злодей Саги.

Теперь Густаво даже не знал, смеяться или возмущаться.

— Я имел в виду — «человек, которого надо спасать», — пояснил Максимино, сверкнув белозубой улыбкой. — Химики, конечно, непредсказуемый народ, но не бойся: взрывать нашу планету и даже страну мой курс пока не планирует.

— Рад это слышать, — пробурчал Густаво.

Все-таки Максимино знал его очень хорошо и совершенно точно угадал, о чем сейчас размышлял Густаво.

Вот только Дарт Вейдер здесь совершенно точно был не причем. А ирония — раздражала.

— Твои университетские друзья никогда не казались мне плохими людьми, хоть я и не одобряю их взглядов.

— «В тебе еще есть добро», — ответил Максимино цитатой из фильма.

А когда Густаво недовольно нахмурился — вмиг перестал улыбаться и примирительно похлопал его по руке.

— Извини. Я не хотел, чтобы это прозвучало насмешкой. Просто я хорошо понимаю, почему тебе так нравится Люк. Он ведь — идеалист, свято верящий в то, что изменить мир можно и нужно, и что именно он, Люк, для такого и выбран. «Кто, если не мы» и все в таком духе.

— Это что, плохо?

Вдали уже показалась набережная президента Бальмаседы — широкая и просторная, с фонарями по обе стороны дороги. А неподалеку Густаво увидел афишу с сегодняшними выпусками El Mercurio и El Pais. И маленькую группу людей. Одеты они были скромно. Зато читали газеты.

«Это тоже сделали мы», — решил Густаво. — «Грамотность в Чили — наша заслуга». И почувствовал гордость.

— Конечно же, нет, — наконец произнес Максимино. — Просто сам я так не могу. Альянс победил, но это не значит, что люди, стоящие за спинами принцессы Леи и Хэна, все как на подбор хороши. И мне кажется, что несмотря на эпическую победу Добра, эта Далекая Галактика еще долго не найдет мира и покоя.

— Ты очень многого хочешь от сказки, — с досадой сказал Густаво.

Увиденный фильм настроил его на позитивное восприятие мира, и критичность друга напоминала попытку положить деготь в бочку хорошего меда. Хотя Максимино, конечно, был прав: даже в масштабах Сантьяго нельзя ничего окончательно решить одноразовой акцией, это знали как радикалы, так и официальные власти.

Впрочем, если бы хоть одно покушение на президента вышло удачным…

Густаво не стал это додумывать. Похоже, что аналогии Максимино оказались заразными.

— Скорее, я слишком многого жду от политиков, — продолжил тот. — Последовательности, например. Хотя на самом деле все куда проще: главное, чтобы после переворота победившие не расстреливали людей на стадионах...

Что отвечать теперь, Густаво не знал. Очень хотелось сказать что-нибудь про экстренные меры, вооруженных коммунистов и про гражданскую войну, грозившую тогда стране.

— Этого нельзя забыть, понимаешь? Пройдут десятилетия, а чилийцы все равно будут делить друг друга на тех, кто тогда держал людей в застенках, и на тех, кто был в этих застенках.

— Понимаю.

Минуту или две они шли по набережной молча. Впереди уже вырисовывался вокзал Мапочо — одно из самых красивых зданий в Сантьяго и почти ровесник века. Отсюда шли поезда на Вальпараисо, на юг и на север Чили.

«Да», — подумал Густаво. — «Осталось только взять такси. И — домой.»

— Ты же знаешь: я ненавижу лжецов, — вдруг сказал Максимино. — А те же американцы, одной рукой — наводняющие чилийский прокат фильмами о торжестве наивности над силами Зла, а другой — вкладывающие в руки людей автоматы и стравливающие народы друг с другом, очень подходят под это определение.

— Как будто СССР или другие крупные государства делают что-то иное. Поэтому я и предпочитаю армию, а не карьеру в политике.

— Ты прав: не будем портить хороший вечер политикой. Но давай все же договоримся: я не нахожусь на Темной стороне Силы, и потому не надо меня ниоткуда спасать. Уговор?

— Ладно.

Густаво и сам был рад замять эту тему.

Раздавшийся справа крик, а потом и звук выстрела, пришелся как раз кстати.

Тело оказалось быстрее рассудка: Густаво еще не успел как следует обдумать ситуацию, а пальцы уже сомкнулись на дверной ручке. Первый этаж, второй, третий... он хорошо запомнил, откуда послышался выстрел. Максимино бежал позади всего на полшага, и Густаво задался вопросом: «Ему-то зачем»?

Но потом отбросил эту мысль, как ненужную.

Ведущая на площадку дверь на втором этаже была распахнута настежь, окно напротив нее — тоже. Благодаря сквозняку в подъезде сильно пахло пороховыми газами. Искать стрелявшего можно было и по запаху. У окна стояла женщина лет тридцати в ярком платье с цветочным узором, и прижимала к губам платок.

— Кто стрелял? — спросил Густаво, бегло осматривая комнату в поисках итого, что могло бы сойти за оружие.

— Антонио, — голос у женщины оказался безэмоциональным, как это часто бывает у людей, перенесших потрясение. — Он упал вниз. Сначала сказал, что застрелится, если я не вернусь. Я посмеялась, не думала, что он это серьезно. Спросила, заряжен ли пистолет. Он пальнул в вазу, — она кивнула на обломки, — а потом — приставил дуло к виску. Но не смог. И тогда просто выбросился в окно.

Густаво подошел к подоконнику и выглянул во двор. Этот Антонио, постанывая, лежал на асфальте. Недостаточно высоко, чтобы убиться насмерть, но кости, наверное, переломал. Возле пострадавшего уже собралось несколько людей, но при виде появившихся карабинерос почти все из них поспешили отойти подальше. Только один по-прежнему оказывал первую помощь.

— Нет, Густаво, ты точно герой Далекой галактики, десантировавшийся в Сантьяго, — сказал Максимино, когда они спускались по лестнице.

Густаво предъявил карабинерос свое офицерское удостоверение, и никаких вопросов — ни к нему, ни к Максимино — не возникло, хотя их данные дисциплинированно записали, пообещав «обратиться, если нужно будет что-то прояснить».

— Ну и о чем ты думал, когда, безоружный, бежал на звук выстрела?

И правда, он же сегодня в гражданском костюме. Густаво вспомнил про это только сейчас.

— А о чем думал ты, когда бежал следом за мной?

— Что, возможно, я вытащу тебя из-под пуль.

— Спасешь с темной стороны Силы, — ответил Густаво. — Я так и понял.

(1) Дни национального протеста — массовые народные выступления против диктатуры, забастовки и демонстрации в 1983-1984 гг, проходившие в крупнейших городах Чили

(2) MIR — (исп. Movimiento de Izquierda Revolucionaria, Революционное левое движение) — ультралевые радикалы в Чили, боровшиеся с диктатурой Пиночета

(3) pisco — крепкий алкогольный напиток, распространенный в Чили и Перу

(4) «миристас» — бойцы MIR