Песнь багрового декабря (гет)

Они обвенчались в первый день апреля, в пору, когда солнце сверкало, подобно драгоценному камню, а снег обращался в воду.

Перед высоким алтарём собора в самом сердце Старгорода стояли на коленях Гермиона — принцесса маленького пограничного королевства Грифф, и Драко — будущий император огромной Метрополии. Праздничный колокольный звон гремел за стенами храма, а простой люд бушевал и пел в ожидании своей принцессы — пусть и волшебницы, но рождённой в семье магглов, как они.

За спинами преклонившейся пары, явно не одобряя новоиспечённый союз, мрачно шептался Арканум — главенствующая вместе с императором гильдия чистокровных волшебников. Возмутительно неправильный выбор царевича они простить не могли. Эта магглорожденная станет императрицей и произведёт на свет таких же нечистых потомков. Какой позор.

Полные ненависти взгляды были устремлены на императора Люциуса, с холодным великолепием стоявшего рядом с императрицей Нарциссой и тяжело опиравшегося на трость со змеиным набалдашником. Не будь он таким дураком, когда дело касалось желаний его жены и единственного сына, этой свадьбы не случилось бы. И что ещё хуже — царевич пообещал, что когда придёт его время взойти на престол, грядут реформы, а в правительстве найдётся место кому-нибудь из этой буйствующей и тошнотворной толпы. Даже одна мысль о подобном была невероятным скандалом. Это было настоящим преступлением против всего чистокровного наследия…

И пока молодожёны произносили священные клятвы, Арканум продумывал схему действий. Царевич Драко хоть и получил в жёны ту, которую желал, но все его остальные планы рухнут как карточный домик. И не будет пощады ни ему, ни жене его, ни их детям.

* * *

Преклонив колени у алтаря и чинно сложив ладони в молитве, Гермиона обменялась быстрым взглядом с женихом и послала ему едва заметную улыбку. Драко улыбнулся в ответ, очарованный россыпью веснушек на её хорошеньком носике.

Верховный жрец в длинных церемониальных одеждах протяжно призывал магию и высшие силы, торжественно благословляя их брак и всех людей Метрополии.

От тяжёлой венчальной короны начинала болеть голова, и Гермиона беспокоилась, сможет ли она достаточно грациозно подняться со всем этим тридцатифутовым великолепием подола, который стелился за спиной. Белое атласное платье, расшитое нитями золота и серебра, почти не смягчало соприкосновения коленей с полом — она явственно ощущала холод камня даже сквозь ковёр. Но жених был рядом, и позже, когда стихнут фанфары празднества… Гермиона взглянула на него ещё раз, и Драко одними губами произнёс: «Уже сегодня». От мысли остаться с ним наедине щёки её заалели, а сердце застучало в груди. Выйти замуж по любви для принцессы — действительно большая редкость, но в их с Драко случае чувства завладели ими с первой встречи.

Неожиданно голос жреца затих, и Драко потянулся к руке Гермионы, чтобы помочь ей встать. Пришло время для самой важной части церемонии, кульминации свадьбы каждого императора Метрополии, — магического сотворения нового знамени, которое будет символизировать союз обвенчавшихся.

Возвышаясь над членами Арканума и благородными гостями, на белоснежном атласе реяли красно-золотые очертания льва Гриффа, мерцавшего рядом с серебристо-зелёным змеем рода Малфоев. Верховный жрец подошёл к брачующимся, держа в руках белую свечу, казавшуюся почти прозрачной. Он наклонился к Драко, благословляя союз древней песнью. Драко провёл рукой сквозь пламя. Гермиона последовала его примеру, коснувшись огня распахнутой ладонью.

Толпа вздохнула, наблюдая за тем, как пламя вспыхнуло над ними, сияя лёгкими линиями, но не обжигая. Огромные полотна полетели навстречу друг другу, извиваясь в воздухе замысловатой спиралью, и слились воедино. Искры посыпались на толпу огненным дождём, а на месте бурлящего потока горящих красок засверкал новый герб будущих императора и императрицы. Гости ахнули от восторга — на белом атласе в объятьях оранжевого, серебряного и золотого цвета сиял величественный феникс. По толпе пробежала волна встревоженных шепотков: гербы прошлых правителей всегда изображали животных — змею или снежного барса, волка, орла или оленя, но мифических созданий не было никогда. Для всех они символизировали и надежду, и злой рок.

По мановению руки жреца все замолчали. Обменявшись взглядами, Драко и Гермиона повернулись к гостям. Никто не был напуган необычным символом нового союза больше их самих, но Аркануму не стоило об этом знать. Взявшись за руки, они с холодным высокомерием окинули взглядом собравшихся дворян, будучи тот момент не просто напуганными, влюблёнными семнадцатилетними подростками, но будущими императором и императрицей огромной таинственной Метрополии. К счастью или сожалению, магический феникс отныне был их символом.

Надежда и… злой рок. Что бы ни скрывало от них будущее, они были готовы встретиться со своей судьбой лицом к лицу. Вместе.

Девятнадцать лет спустя

В одной из огромных кухонь Зимнего дворца трудились четыре царевны. Их белоснежные фартуки создавали потрясающий контраст с богатыми зимними платьями, усыпанными драгоценными камнями.

Главная кухарка радостно суетилась рядом, подавая муку, сахар, масло, специи и цукаты. В последнее время самым большим счастьем для неё было, когда царевны пекли печенье под руководством бабушки — вдовствующей императрицы Нарциссы.

— Думаю, надо добавить больше вишни в тесто, — восемнадцатилетняя Ольга, самая старшая из сестёр, лукаво взглянула на семнадцатилетнюю Татьяну, которая, усмехнувшись, пробормотала в ответ:

— Куда уж больше, Оля. Если папá не найдёт способ разобраться с ситуацией, в которой мы оказались, нам предстоят трудные времена, и плакали наши вишни.

Девочки рассмеялись.

— Татьяна, вам нужна помощь? — Нарцисса, элегантная несмотря на фартук поверх небесно-голубого платья, скользила по кухне, проверяя содержимое чашек.

— Нет, гран-маман, — ответила Татьяна. — Я просто говорила Ольге, что ягод нам достаточно, — подавив смешок, обе сестры склонились над мисками; очарование темноглазой Татьяны замечательно контрастировало с красотой светловолосой Ольги.

Четырнадцатилетняя Анастасия отвлеклась от замешивания теста и, переведя взгляд в окно, тяжело вздохнула. Снег накрывал землю густой пеленой, отчего декабрьский день казался мрачным и зловещим.

— И как мы будем праздновать Рождество, если сидим в замке, как в тюрьме! — пожаловалась она, неспешно приблизившаяся Нарцисса погладила её по плечу.

— Не воспринимай это как заточение, дорогая. Всё это ради нашей безопасности. Арканум не настаивал бы на усиленной защите, не появись угроза маггловского восстания.

Никто во дворце и не пытался утаить от царевен бродившие по всей Метрополии революционные настроения. Во всяком случае создавать тайны было попросту бесполезно. Одарённые блестящим сочетанием материнского неутомимого интеллекта своей матери с хитростью и изворотливостью отца, девочки не считали зазорным подслушивать, шпионить и воровать нужные документы для того, чтобы знать обо всех делах империи. Даже несмотря на это Нарцисса была уверена — они не в полной мере понимали всю серьёзность ситуации.

Царская семья оказалась меж молотом и наковальней.

Они действительно стали узниками в собственном дворце: Арканум только и выискивал способы свергнуть Драко с престола, а в народе клокотал гнев на императора — простолюдины ждали реформ, клятвенно обещанных в день его венчания с магглорожденной принцессой Гермионой. Но руки Драко оставались связаны: Арканум дьявольской хваткой держался за чистокровность своего состава, не давая низшему сословию и магглам ни единого голоса.

Нарцисса почувствовала, как её сковывает приступ жгучего страха. Пять лет назад умер Люциус, и пришедшему к власти Драко досталось правительство, наводнённое закадычными друзьями его отца — чистокровными волшебниками, выступавшими за свободное применение тёмной магии. Пока Драко обрести авторитет и доказать этим людям, что с ним следует считаться, остальные его подданные всё глубже увязали в трясине нищеты...

Борясь с подступавшей паникой, Нарцисса потуже перехватила подвязки фартука и обернулась, заслышав шаги. В кухню вошла средняя дочь Драко и Гермионы, шестнадцатилетняя Мари. Щёки её раскраснелись.

— Простите за опоздание, гран-маман, — повинилась она подошедшей Нарциссе. — Снег всегда такой красивый! Я не могла не выбежать на улицу, хоть на минутку. Как было бы здорово стать снежинкой, чтоб нёс меня морозный ветер, кружиться б в нём и танцевать, а потом — растаять… — Склонив белокурую головку, она искусно замерла в позе балерины. Дома её ласково называли Лу́нушкой: рождённая в ночь голубой луны, девочка росла мечтательной и эфемерной, словно марево лунного света.

— Лунушка, золотце, не забудь добавить яиц в тесто для печенья, — напомнила ей Нарцисса. — Иначе получится как в прошлый раз — просто катастрофа!

— Хорошо, гран-маман. Добавлю их за оба раза! — Мари изящно поднялась на ноги и через всю кухню протанцевала за ингредиентами.

Когда она приблизилась к сёстрам, Ольга украдкой спросила:

— Ну, тебе удалось что-нибудь узнать?

— А как же, — шепнула Мари в ответ, — но вести недобрые. Расскажу, как только сбежим от гран-маман. — И добавила громче, обернувшись к Нарциссе: — До чего я рассеянная, просто ужас! — по её хорошенькому личику пробежала тень неподдельного страха. — В последнее время ни о чём не могу думать, кроме как о нашем брате. Ему, кажется, становится хуже!

Нарцисса поджала губы. Самый младший ребёнок Драко и Гермионы, хрупкий и болезненный царевич Алексей, действительно угасал всё сильнее с каждым днём. Вслух же она сказала:

— Алексей получает самый лучший уход. Сейчас с ним ваша мама и тётушка Веспуция, — кивнув на удивлённый возглас Марии, Нарцисса продолжила: — Да, она прибыла прошлым вечером.

Лунушка напряглась и увидела во взглядах сестёр то же чувство. На серьёзном лице каждой читалась единодушная тревога: тётка — волчица в овечьей шкуре. Всех четверых пронзила дрожь. Втайне от Нарциссы Татьяна сложила пальчики крестиком от дурного глаза.

* * *

Двумя этажами выше, в глубине западного крыла дворца, императрица Гермиона сидела у ложа царевича Алексея и держала его за руку. Тусклый свет лампы обеднял насыщенный винно-красный цвет платья Гермионы, лишая его великолепия оттенков. В свои тридцать семь лет императрица была всё ещё прелестна; годы мало на ней сказались, и только серебристый проблеск седой пряди в волосах говорил о бессонных ночах, проведённых у постели сына.

Сейчас он беспокойно дремал, отходя после недавнего приступа. Их не случалось с поздней весны, отчего император и императрица позволили себе надежду, что, возможно, царевич окреп достаточно, чтобы противостоять болезни. Противостоять, но не побороть её: магическая кровоточивость, — недуг обычно поражал только чистокровных, — была неизлечима. Но теперь приступы шли чередой, и были они до того сильными, до того тревожными и зловещими, что Гермиона была вынуждена обратиться за помощью…

От стены с другой стороны комнаты отделилась тень, скользя вперёд, и свет лампы будто отпрянул, не в силах коснуться платья цвета воронова крыла, тёмных глаз и чёрной гривы волос герцогини Веспуции — придворной колдуньи и сестры вдовствующей императрицы Нарциссы.

Бледная рука герцогини легла на грудь ребёнка, и Гермиона подавила дрожь.

— Видишь? — каркнула Веспуция. — Вот мальчику и полегчало, совершенно правильно ты меня вызвала. И совершенно неправильно было думать, что ты можешь справиться с обострением без моей помощи, — убрав руку с груди Алексея и протянув её к щеке Гермионы, она продолжила: — Страшно даже подумать, что могло случиться, если бы я не приехала вовремя. Бедный ребёнок прошёл через ужасные муки. В следующий раз не жди так долго, а сразу сообщай мне, иначе… — Веспуция перешла на зловещий шёпот. — Иначе могут быть серьёзные… последствия, — она повернулась на месте и прошествовала прочь из комнаты. Подол чёрного платья скользил за ней по полу. — Полагаю, для меня уже приготовлены покои? Мне требуется отдых. Если Алексею станет хуже, непременно посылай за мной, Гермиона. Хотя, скорее всего, ты заметишь, что, пока я здесь, такого не случится.

Она уже скрылась за дверью, когда Гермиона выдохнула:

— Спасибо...

Бережно подоткнув одеяло спавшему ребёнку, она встала, приблизилась к высокому окну и невидящим взглядом уставилась наружу, в снежную мглу. Гермиона прислонилась лбом к стеклу. Ей казалось, что быть хуже, чем сейчас, уже не могло. Первый приступ у Алексея случился пять лет назад — он страшно распух, кричал и корчился от боли, а золотой и серебряный свет магии толчками изливался через его кожу.

Все эти годы императорская чета приглашала лучших целителей, щедро осыпая их дарами, но всё было безуспешно. Единственной, у кого выходило утихомирить Алексея и облегчить приступы, оставалась Веспуция — тётя Драко и придворная чародейка, смотрительница ритуалов тёмной магии при Аркануме. Будь воля Гермионы, она бы и близко не подпустила Веспуцию к сыну, а лучше спустила бы ту с лестницы ещё на подходе. Не слишком-то благожелательно, но такова правда.

На самом деле, она была не в силах отогнать от себя подозрения, уж не причастна ли сама Веспуция к болезни царевича каким-нибудь магическим образом. Слишком неслучайным казалось время, когда он заболел: спустя считанные месяцы после смерти императора Люциуса. Но как она и Драко ни бились, как ни проверяли сына на следы тёмной магии, каких ищеек ни рассылали по империи, доказать, что болезнь наведённая, не удавалось.

К глазам Гермионы подступили слёзы, когда она думала о сложившейся ситуации. Простой люд терпеть не мог придворную чародейку и презирал императорскую чету за то, что они даровали ей такую власть над наследником престола. Гермиона понимала их боль, но как могла поступить отчаявшаяся мать? В народе зрело негодование, Арканум строил козни против царской семьи, а её ребёнку могла помочь лишь женщина, которую в империи страшились и ненавидели, как никого иного.

Гермиона мысленно вернулась в тот прекрасный день, когда они с Драко сочетались браком. Тогда они не отпускали рук друг друга, а на их белоснежном свадебном стяге разгорался феникс, знамение и злого рока, и надежды. Что ж, зла действительно хватало. Но была и надежда, а Гермиона не привыкла сдаваться.

Она выпрямила спину, кликнула сиделку, чтобы та присмотрела за Алексеем, и отправилась к мужу.