Единственный шанс (джен)

Рождественская ночь обещала быть снежной и звездной. Даже в запотевшие окна таверны стучалась бархатная тьма вечера. Раскрепощенные вином голоса посетителей, перестук костей и звуки ударов, смешанные с возгласами болельщиков кулачного боя, наполняли помещение плотным настроением, которым пропитывался каждый пришедший.

Лютик стряхнул с рукава невидимую пылинку и проводил взглядом пышногрудую дочку хозяина таверны, несущую в каждой руке по четыре кружки пива, роняющих на пол обильную пену.

— Все равно трактирщик разбавляет тут пиво каким-то волшебным зельем, — облизнувшись, заявил он, едва оторвав взгляд от пышности юбки официантки сзади.

Геральт отвлекся от наблюдения за стекающей по стеклу каплей влаги и окинул Лютика насмешливым взглядом.

— Не иначе как заговор у него против тебя, чтобы отобрать лютню за долги и прекратить твои похождения по окрестным девицам. Видимо, ты в этом праведном походе чем-то задел его не на шутку. Подливал он тебе в пиво вина, что подороже самого пива будет по цене, — Геральт опять смолк, уставившись в запотевшее окно.

— Неправда! — возмутился Лютик и выпрямился в струнку на лавке. — Не знаком я с его дочерьми! А вот насчет лютни ты близок к правде. Только не во мне здесь дело, у трактирщика была своя причина потратить деньги на подобную каверзу.

На очередную теорию Лютика Геральт даже отвлекаться не стал, оставаясь неподвижным. Но Лютик не унимался, такое пренебрежение его не остановило:

— Странные семейные обстоятельства у этого трактирщика. Думаю, что больше его интересуешь ты. Если бы я не поддерживал милые беседы с девицами, как ты тонко подметил, то и не подозревал бы, что творится в его благородном семействе!

Дешевая свеча в треснувшей тарелке на столе затрещала, задрожала огнем, а окружающие предметы стали отбрасывать вокруг неровные тени. Лютик приподнял бровь и указал на свечу пальцем:

— Ты видел? Тут дело нечисто! Ты даже не представляешь, может, за этой банальной историей укрывается тема для очередной моей баллады!

Геральт только саркастически скривил губы.

— Лучше признайся себе, что ты опять хочешь заставить меня поработать и вернуть тебе лютню, — заметил он, даже не взглянув на свечу, встревожившую творческую душу Лютика. — Нет, Лютик, тебе придется понести в этот раз заслуженное наказание. Ты мог отказать себе в удовольствии бросать деньги в лиф девицы за соседним столом, называя его «бездонным, но содержательным кошелем». В этом кошеле и исчезла бесследно твоя лютня. Мне ее безмерно жаль.

Под сосредоточенным наблюдением Лютика свеча на столе стала извиваться тонким дымком, взлетающим к темному бревенчатому потолку таверны. Проследовавшая в обратном направлении официантка отвлекла внимание барда и почти затушила хилый огонек поднятым потоком воздуха.

Со стороны камина раздались звуки скрипки. Лютик бросил встревоженный взгляд через плечо на конкурента, который занял освободившееся место барда. Он уже почти физически ощущал, как его законный заработок утекает в карман худощавого скрипача, затянувшего заунывную песнь своего инструмента.

— Лютик! Какого черта ты пропил лютню? Ты испортил нам вечер! — заорал из-под стола совершенно пьяный голос и стих под увесистым пинком, сведя вспыхнувшую было надежду Лютика на нет.

Бард вздохнул и опять впился в Геральта глазами.

— Так вот… Хотя ты и не проявляешь интереса, я все равно поведаю тебе эту историю. Она достойна внимания мастера такого профиля, как ты. Все дело в том, что у трактирщика большая проблема: его дочери не могут выйти замуж…

Геральт задумчиво потер подбородок:

— Ты уверен, что я решаю такие проблемы?

— Не спеши, друг мой! — Лютик торжественно задрал вверх указательный палец. — Только глупец может делать поверхностные выводы. Нам предстоит рассмотреть ряд очень странных обстоятельств указанной мной проблемы.

Геральт развернулся и уставился тяжелым взглядом на Лютика, сопроводив движение словами:

— Я бы с большим удовольствием рассмотрел тарелку супа перед собой, нежели проблемы девиц, что так взволновали тебя своей судьбой. Не иначе как на сеновале слезно поведали они тебе свои беды?

— Все бы тебе утробу потешить, не узрев вокруг себя духовного и богатого чувствами мира. Так нельзя, Геральт! Ты вгоняешь себя во мрак неверия и тоски, — возмутился Лютик.

— Своим вчерашним весельем ты вогнал нас обоих именно туда, только быстрее, чем я успел и близко подойти к этому состоянию. Как я мог тебе доверить кошелек? Просто поражаюсь своей неосмотрительности, — Геральт поглаживал кончиками пальцев руны на ножнах серебряного меча, пребывая в полной задумчивости.

— Ты слышишь что-нибудь, кроме урчания своей голодной утробы? — Лютик сжал в кулак руку около свечи и нахмурился.

Свечка брызнула мелкими каплями жира и погасла совсем, погрузив лица сидящих за столом в полутьму. Лютик мрачно уставился на товарища, который совершенно не хотел выслушать его открытий, добытых в душевных беседах с очаровательными девицами селения.

К удивлению, вместо официантки к столу подошел сам хозяин таверны. Он как-то механически вытирал одну руку о фартук из грубой серой холстины, во второй же сжимал новую свечу.

— Почему не делаете заказы, господа? — трактирщик ловким движением зажег свечу от стоящей на соседнем столе и неторопливо установил ее в блюдце. — Аль кошельки истощились вовсе?

Лютик хмуро уставился в грубо сколоченные доски стола, укрывая взгляд от теперешнего владельца его драгоценной лютни.

— Есть такая беда, — негромко ответил Геральт. — Спасибо тебе, мил человек, за ночлег на сеновале. Завтра рано утром мы освободим этот гостеприимный двор от своего присутствия и не будем тебе более обузой. Думаю, тот, кого мы ищем, сюда уже не заявится.

— Не тревожься, ведьмак. Хоть я и не люблю отродье вроде тебя, но есть у меня разговор серьезный по твою душу, потому и пошел навстречу, — трактирщик уставился на ведьмака испытывающим взглядом, и на его одутловатом небритом лице проскользнула тень отвращения, тут же упрятанная за вымученную гримасу озадаченности, настолько поддельную, что Лютик поморщился.

Геральт же остался совершенно невозмутим. Его цех никогда не пробуждал в людях добрых чувств. Обезображенное шрамами лицо мутанта вызывало страх и презрение обывателей до тех пор, пока не появлялась более ужасная и смертоносная опасность. Тогда они и прибегали к услугам всяческих шарлатанов, чтобы понять, что без ведьмака им не обойтись. С этим он сталкивался регулярно и давно перестал обращать внимание, потому что подобное превратилось в норму.

— Прошу в кладовую. Угощу вас вином и ужином, если выслушаете мою беду, — выдавил из себя трактирщик, махнув рукой в сторону невысокой двери за стойкой.

Лютик сорвался с места первым, горячо прошептав в сторону Геральта: «Видишь! Что я тебе говорил? Моя лютня у него только из-за твоей принадлежности к цеху ведьмаков! Я всегда страдал из-за тебя!»

— Мне жаль, Лютик, я не хотел соблазнять тебя пышностью груди… — бросил вслед торопливому Лютику Геральт.

Расторопная дочь трактирщика уже накрыла в кладовке небольшой стол на троих. Заманчивым ароматным парком манил горячий суп, из него аппетитно торчал кончик куриной ножки. Толстые краюхи свежего черного хлеба неаккуратной горкой возвышались посреди стола. Тускло мерцало в свете свечи темное стекло бутыли вина. Геральт просто не мог отказаться от яств, даже если ему угрожал самый страшный монстр из всех встреченных им когда-либо.

Пока приглашенные поедали угощение, трактирщик наполнил кружки темным вином и стал рассказывать:

— У меня замечательные дети. Старшим родился сын, потом провидение подарило мне двух прекрасных дочерей, коими я всегда гордился. Красавицы и хозяйки что надо. Таких каждый парень посчитает за честь в дом привести. Не скупился я никогда на приданое. Только есть в моем роду правило непреклонное, можете считать, что по этому принципу все мои предки жили, я так же себя вел и детям своим внушил. Суть его в том, что семьей обзаводиться необходимо по старшинству. Вначале, стало быть, самый старший, то бишь сын, потом и очередь дочерей соответственно. Все не так уж и сложно, да вот беда у меня…

Геральт не отвлекался от еды совсем, рассчитывая, что если даже возникнет проблема, он успеет сытно поесть и распрощаться, ничего не потеряв. Эмоциональный и общительный Лютик не задавался такой целью, отрываясь от еды и уже открывая рот для поддержания беседы.

— Но ведьмаки не занимаются приворотами, это больше к колдунам, знахарям, чародеям, — опрометчиво заметил он и тут же, уловив гневный взгляд ведьмака, попытался исправиться: — Но, как правило, они все шарлатаны. Вот ведьмачьи умения надежны, да!

На лице Геральта мелькнула едва заметная тень досады. В его невеликих умениях совершенно отсутствовала способность к приворотам. Скорее, все было кардинально противоположно: отворотить кого-либо он точно умел.

Трактирщик только печально взмахнул ладонью с толстыми пальцами, укрытыми рыжей порослью волос, и вздохнул.

— Засиделись мои девицы не потому, что парни перевелись, — сообщил он, не обратив внимания на уловку Лютика. — Просто мой старший сын никак не может в дом хозяйку привести. Не представляете, в какие только хитрости мы с женой не пускались. Ни в какую! Упертый юнец даже невинности не утратил, когда мы в спальню ему послали девицу легкого поведения. Она знатная умелица, да не справилась с таким заданием…

— Это не Ильма ли? — заинтересованно спросил Лютик, оживившись.

Геральт кашлянул. Лютик торопливо углубился в еду и зачастил ложкой, доедая суп.

— Стали мы подозревать, что хранит наш сын тайную преданность кому-то, — продолжил трактирщик. — Часто с друзьями собираются то на охоту, то на рыбалку… Баловство, но такое увлечение у него есть. Пожалуй, это все, чем грешит мой сын. Думал я какое-то время, что он и вовсе не способен на отношения. Однако, отверг эту мысль, когда забрел единожды в час ранний утренний в его спальню. Утро-то летнее было, душное. Вот и разглядел… Сын мой всем оказался хорош.

Лютик отпил несколько глотков вина и гоготнул, чем вверг трактирщика в еще большую печаль. Тот опять испустил вздох.

— Да лучше б уж немочь была… Снадобье бы помогло от местного чародея, а вот тут непонятные причины. И не стоило бы тревожить ведьмака такими вопросами, что с чародеями решаются, только вот пропал мой сын. Уж сутки прошли. А вышло так…

Трактирщик смочил горло добрым глотком из кружки, рука его заметно дрожала.

— Отправились они с товарищами подо льдом рыбу изловить. Часто на такой промысел отправляются. Улова-то особо нет, да вот каждый свой свободный день он, как угорелый, мчится на реку лед сверлить да штаны просиживать там до блеску. А к тому времени моя старшая дочь от кузнеца понесла уж, от замужества не отвертишься. Не утерпела, болезная, засиделась…

Лютик уже удовлетворенно откинулся на спинку стула, предвкушая возврат лютни к законному владельцу.

— Вернулись друзья его, да страшно перепуганные. Исчез мой сын при странных обстоятельствах. Якобы развели они костерок, чтобы ушицы сварганить, погреться и подкрепиться на морозе. Тут к ним вышла необыкновенной красоты девица. На расспросы она отвечала: мол, заплутала в лесу, когда за хворостом отправилась, а сама из соседнего селения. Ну, усадили ее около костерка, налили горячего, чтобы согреть, поговорить, истории послушать. Так и познакомились. Сын-то мой заинтересовался ее речами да улучил минутку, чтобы с ней наедине побеседовать. Пошли они за хворостом в лес, чтобы костерок поддержать…

Трактирщик заботливо подлил в кружку Геральта вино, сопроводив этот жест взглядом, полным надежды. Как быстро спадает спесь с людей, когда в беду они попадают!

— Дожидались их товарищи долго, да не дождались, отправились на поиски. Шли по следам, которые отчетливо были видны до самого места исчезновения. Вот там-то странность и началась. Сменились следы девицы на следы зверя неведомого, да если бы погубил кто сына моего — было бы ясно мне, погоревал бы я да и простился с ним. Только вот никто не отыскал ни мертвого тела, ни останков никаких… Бродили мы по лесу. Нет старшого моего, след простыл. Потому-то и пришла мне в голову мысль, что ведьмака тут работа. С этим и пригласил.

Геральт отодвинул от себя кружку, покосившись на заметно оживившегося Лютика.

— Дело непростое, мил человек. Боюсь, что я могу принести вам недобрые вести, — спокойно произнес он.

— Дело не в вестях. Даже если мой сын мертв — ничего слаще отмщения нет. Только вот самое важное — либо оправдать мою надежду, либо убить ее окончательно. Тяжко жить с пустыми чаяниями в душе. Измучило это меня за сутки, а как дальше? Только провидению ведомо, как мой рассудок такое вынесет.

Лютик решил вмешаться незамедлительно, потому что вопрос лютни был гораздо важнее всех иных человеческих ценностей. Творческий процесс Лютика не мог оборваться таким ерундовым по сути происшествием, как пополнение бездонного лифа девицы.

— Дело опасное и непростое даже для ведьмачьего цеха! Только Геральт и способен справиться с таким! — начал красочно информировать трактирщика Лютик, не теряя напряженности момента.

Геральт остановил его красноречие взмахом руки и взялся за мечи, поднимаясь со стула.

— Оставь всякую надежду, мил человек, схорони ее, здесь ей нет места, можешь мне поверить. Я бы помог тебе, если был бы хотя один шанс из тысячи, что сын твой остался прежним и живым. То, что отобрало его у тебя, сильнее воли человека настолько, что даже самые ничтожные шансы отсутствуют.

— Стой, ведьмак, ты не сможешь уйти так просто. Неужто в цеху вашем отменили кодекс? Я помощи твоей прошу, я угрозу тебе открыл для рода людского. Что же, тебя это не останавливает?

Геральт смерил его взглядом, словно оценивая. Заносчивый и расчетливый трактирщик не напрасно упомянул правила, по которым жил и должен был погибнуть ведьмак. Люди всегда вспоминали их, если случалась беда. Не стал он спорить с тем, что было очевидным…

* * *

Рано утром Геральт исчез с сеновала, не предупредив никого. Лютик благополучно спал, улыбаясь во сне детской улыбкой поэта.

Когда он проснулся, ведьмак уже ушел достаточно далеко. Сонный опечаленный поэт отправился в таверну. Ему не оставалось ничего другого, как достать из-под стола своего верного поклонника и затеять с ним проникновенный разговор. Вскоре к ним присоединились все, кто решил завернуть в таверну с утра пораньше.

— И вот ваш верный слуга и рассказчик сего повествования, прикрывая спину ведьмака, отбивался лютней от стаи налетевших гарпий. Если бы моя верная лютня была сейчас со мной, я бы показал вам следы от когтей и зубов… — заливался Лютик повествованием.

— Погоди… — пьяно пробормотал поклонник. — А ты не о забор молочника оцарапал ее, когда хозяин застал тебя со своей супружницей?

Лютик наградил его испепеляющим взглядом. Поклонник булькнул что-то и упал под стол на свое привычное место. Лютику наполнили кружку вином, и он отхлебнул из нее с видом человека, у которого налаживается жизнь.

Геральт вернулся только в темноте. На верной Плотвичке его поперек седла лежал сверток. Трактирщик вышел на резное крыльцо таверны, и к его ногам упал знакомый полушубок. На лице взволнованного отца читалось крайнее отчаяние.

Геральт успокаивающе махнул рукой и сказал, вернув его к жизни одной фразой:

— Жив-здоров твой сын…

* * *

Наследник трактирщика отмывался и согревался в бане, пока уставший Геральт беседовал с хозяином таверны.

— Не могу сказать — везение это или беда, но сын твой по всем приметам должен был отдать душу демону. Девица, что вышла из лесу, — суккуб, то есть демон, что намерения имел душу твоего сына отобрать. Не выжить бы ему, ибо никому из рода людского ранее не удавалось такое. Суккубы искусны в любви раз в сотню более самой горячей красотки.

Трактирщик удивленно поднял кустистую бровь, уставившись на Геральта.

— Неужто устоял? Понять не могу, как?

— Вот и говорю, что не знаю, как расценить это правильнее… Да и не привык я таких вестей сообщать, — вздохнул Геральт.

— Говори, ведьмак, за эти вести я тебя отдельно награжу, только не оставляй меня в неведении! — взмолился трактирщик.

— Суккуб был девушкой. Это и было то, что уберегло твоего сына. Был бы это парень — мне бы его уже не спасти…