Не Роуз (гет)

Сонет 28

Как я могу усталость превозмочь,

Когда лишён я благости покоя?

Тревоги дня не облегчает ночь,

А ночь, как день, томит меня тоскою.

И день и ночь — враги между собой —

Как будто подают друг другу руки.

Тружусь я днём, отвергнутый судьбой,

А по ночам не сплю, грустя в разлуке.

Чтобы к себе расположить рассвет,

Я сравнивал с тобою день погожий

И смуглой ночи посылал привет,

Сказав, что звёзды на тебя похожи.

Но всё трудней мой следующий день,

И всё темней грядущей ночи тень.

Уильям Шекспир (в переводе Самуила Маршака)

* * *

Умирая, больше всего он боялся стать другим. Забыть о сделанных в прошлом ошибках, оправдать то совершённое им, о чём старался не думать совсем, но думал слишком часто, и начать противоречить самому себе и давно сделанному выбору. Когда пришло время уходить, Доктор судорожно хватался за остатки самообладания, но сдавался под напором страха потерять самое важное, что с ним всегда было, — воспоминания. Какой в жизни толк, если он потеряет лучшее, что в нём осталось? Зачем меняться, если всё, что имело огромное значение, бесследно растворится во времени и пространстве как что-то незначительное? Его второе я совершил геноцид, и не моргнув глазом, а сам он столкнулся с соблазном вершить чужие судьбы и менять мир по собственной прихоти. Как мог он, осознавая, на что способен, не хотеть уходить? И кем Доктор должен был стать, регенерируя при таких обстоятельствах: в полном одиночестве, без поддержки, в боли и боязни будущего? Наверное, только Валеярдом — тёмной и опасной для всего мироздания сущностью, воплощением зла и ужаса. Рядом с обезумевшим Тайм Лордом всегда должен быть кто-то, кто остановит, стоит только увлечься и пойти не той дорогой, возьмёт за руку в безмолвной поддержке, улыбнётся, развеяв все сомнения и страхи. Доктор всегда должен оставаться Доктором. Он обезумел, потерял себя самого, а рядом не было никого — одиночество и стало причиной горьких эмоций и слёз, которых Доктор не стыдился. Он отчаянно не хотел уходить. Словно чувствовал каждой умирающей клеткой тела: после регенерации всё покатится в пропасть.

Погибая, Доктор боялся предать её. Помнить и любить было слишком сложно и больно, но Доктор нуждался в своей Роуз больше, чем в ком-либо ещё. Пусть она остаётся с ним в сердцах, хотя бы призраком пролетая неподалёку и мысленно находясь рядом. Оставалось только надеяться, что если Роуз будет настолько близко, насколько чёртов мир позволит им, то всё обойдётся. Отчего-то казалось, что Роуз узнает о произошедшем, — увидит ли во сне, почувствует интуитивно, но поможет, мысленно поддерживая. А разве может быть иначе? За то время, что они провели вместе, две души успели переплестись, не оставляя шансов на окончательное расхождение дорог. Их путь должен быть единым — давно ставшая непреложной истина. Жалко только, что будут они в параллельной Вселенной — людьми, носящими те же имена, но ставшими кем-то другим. Доктор хотел верить, что его Роуз не испугается перемен, не будет бояться их обоих и ненавидеть себя саму, не станет лить явно лишних слёз, невольно перешагивая через границы, но он слишком хорошо знал её, чтобы продолжать игнорировать один важный факт. Роуз не нужно было его великодушие. Роуз нужен был Доктор. Уже в третий раз он умирал с её именем на устах. Роуз. Его совершенная Роуз. С её появлением в его жизни в ТАРДИС стало гораздо уютнее, а на душе — светлее. Роуз дарила надежду и радость каждому, кому повезло знать её, одной своей улыбкой. Ему она дарила свою любовь. Долгими и частыми объятиями, заставляющими сердца сбивать привычный ритм, трепетать и верить в лучший, несбыточный и желанный мир — всегда и только вместе; нежными ладонями, стирающими тяжесть вины, когда накатывали воспоминания о самых болезненных прожитых днях, и одним своим присутствием; взглядами — прямыми и украдкой, но никогда без преданности и ласки.

Он покинул её.

Не хотел.

Не мог поступить по-другому.

Должен был?

Спятил, наверное.

* * *

Роуз Тайлер не было суждено увидеть его одиннадцатую инкарнацию. Забавного своей неуклюжестью, беспечного, дурашливого и до самой макушки её мужчину. Доктор, по давней и отчего-то не искоренившейся привычке, неоднократно представлял себе, что Роуз шагает рядом. Спотыкался, что-то тараторил, шутил, гримасничал в надежде услышать звонкий смех и наконец-то искренне улыбнуться самому. Никто не смеялся. Временами смеялись не те. По несколько раз (в столетие, десятилетие, неделю, сутки?) он заставлял себя поверить в то, что смог отпустить Роуз. Порой принимался разговаривать с самим собой, настойчиво убеждая в том, что забыл её, оставил позади навечно, разлюбил. Безутешные мысли. Время бежало скоротечно, но его было слишком мало, чтобы вылечить сердца от тоски и нехватки её, только её тепла. Доктор не любил спать — старался до последнего оттягивать момент, когда придётся отправиться на отдых. Просыпаться в слезах — не то, чего ему хотелось. Попасть в рай он мечтал без возвращения назад. Роуз Тайлер была во всём. Всегда рядом (Родная...) Знакомства Роуз с двенадцатым Доктором тоже можно было не ждать. На этот раз он выбрал старое лицо — отныне можно было не стараться выглядеть ей под стать, решил не прятать усталости и злости на Вселенную даже от спутниц (не те, не нужны, надоели) и, кажется, немного сошёл с ума. Совершать геноциды стало проще, чем раньше. Притворяться безэмоциональным социопатом — веселее. Периодически его принимались поучать и одёргивать. Доктор не слушал никого. Шёл (куда-то), говорил (что-то), спасал людей (когда было настроение), — и плевать на остальных. Старушка была недовольна — Доктор не слушал и её. Он всё ещё всецело принадлежал Роуз Тайлер. Продолжал искать её повсюду.

Дамочки, все до одной красивые, страстные и загадочные, входили в ТАРДИС, оставались с ним, путешествовали, но хоть с перерывами, иначе бы все друг другу успели плешь проесть, а после непременно покидали его — умирали, терялись в прошлом, оставляли по собственной прихоти. Да какая разница… Когда кто-то был рядом, он ходил как в тумане. Называл толпу незнакомцев друзьями, делал вид, что желает им только лучшего, улыбался для виду, порой старательно грустил и притворялся, что ему было до них дело. Но не извинялся. Не нуждался ни в ком. Врал всем, кто полагал, что много для него значит. Рыжая, яркая, бойкая Понд считала, что стала для Доктора всем, — лучшей подругой, близким человеком, семьёй. Амелия не думала, что до неё вообще кто-то был, — считала Доктора своим персональным шутом и сказочным героем. Доктор относился к ней не лучше. Понды хорошо отвлекали его от лишних мыслей, и с ними не нужно было держать себя в руках (скучно). Но семья? Извольте. Идеальная во всех отношениях, невозможная и самой судьбой посланная ему Клара Освальд заменила Понд сразу же, как только Доктор понял, что имеет дело с очередной тайной. Иногда он сам не понимал, зачем с ней таскается и почему именно ей одной всё докладывает. (Что-то в ней было, слишком много знаков, откуда?..) Просто садился рядом и говорил, говорил, говорил. На автомате. Не задумываясь о том, что подпускает её слишком близко к себе. Говорил всегда о болезненном, но никогда о самом сокровенном. По привычке просил взять его за руку (не те ладони, не те), с секундными заминками обнимал, в поиске чего-то, и терпел, когда хотелось выбросить в открытый космос. Клару он не должен был помнить. Сделал всё возможное для того, чтобы не забыть. Забудет — в будущем выйдут неловкости.

Кудрявая, эффектная, неподражаемая мисс Сонг всё никак не желала перестать его преследовать. Ох и наигрался с ней Доктор — старался угодить во всём. Однажды даже просидел парочку десятилетий в одном месте. Сомнительное это было удовольствие — добровольно застрять с ней, но Доктор был многим обязан нелюбимой жене. Вынырнул из глубины себя, только когда благополучно отправил Ривер в своё прошлое, стараясь не думать о том, что там (была, есть, будет?) Донна — громкая, добрая, своя. Ещё больше он старался гнать от себя мысли о том, что тогда не всё было потеряно, — призрачная, вечная, его Роуз не собиралась сдаваться. Ривер считала, что была пусть не единственной, но самой нужной и незаменимой? Незаменимая — это точно. Когда ещё ему повстречается всем жертвующая, поддерживающая во всех убийственных начинаниях и готовая любить без ответа глупая женщина? Ривер Сонг он бы не пожелал и в самом страшном сне — жестокая Вселенная, смеясь, подбросила Доктору на пути уже жену, неотвратимое препятствие. Абсолютно ничем не похожую на Роуз, но с какой-то стати пытающуюся заменить её. Безуспешно. Доктор не влюбляется в обычных людей. Наедине с ТАРДИС было лучше. Определённо. Можно было не притворяться, не бежать, не лгать. Старушка подбрасывала воспоминания на каждом шагу, хоть и без надобности (как мог он перестать мечтать, верить, хотеть?..), стараясь вселить в сердца уверенность. Доктор не мог ничего изменить. Мог лишь наблюдать за Роуз издалека (упиваться ею, наслаждаться, любить) без возможности дотронуться, забрать с собой и всё исправить.

Не мог изменить?

Не должен был?..

Скорее боялся.

* * *

Порой Доктор любил поиграть — представлял себе их. Идеальных, влюблённых, созданных друг для друга. Самому себе говорил, что поступил правильно. Не её ладоням гладить эти руки (и не будущие...). Не её глазам светиться при виде смешной физиономии. Не ей обнимать угловатую фигуру. Не её губам рассеивать его тревоги. Роуз Тайлер счастлива. В параллельной Вселенной. С тем… с ним. Любовь её безгранична. Все мысли с одним-единственным человеком рядом. И ни намёка на желание всё это изменить. Временами к нему приходил её призрак — до боли знакомая, но до жути неправильная копия. Всё в ней было чужим: холодный смех, неестественная улыбка, сквозившие во всём жеманность и наигранность. Он вёл с ней беседы, убеждая не Роуз в том, что отпустил её тёзку ради лучшей жизни, на которую у него не было ни шанса. Доктор хотел, чтобы Роуз прожила фантастическую жизнь. Для него. Без него... Не Роуз в ответ лишь смеялась, раз за разом повторяя, что всё это лишь жалкие и ничтожные оправдания. Ведь он бы так не смог — с ней и без неё одновременно, да ещё и счастливо?.. С чужой заменой, почти такой же, как видение, приходящее к нему по ночам вот уже долгие сотни лет. И ведь не жить даже. Притворяться. Издеваться над собой. Предпочитать иллюзию истине. Доктор пытался сказать, что надеяться давно было не на что, — уж сколько воды утекло с того проклятого дня, когда всё закончилось. Чужачка, кравшая чужую форму, лишь качала головой, осуждая его. «С тебя ничего не возьмёшь. Ты всё равно выдумаешь сотни причин на ходу, почему ей лучше остаться с кем-то другим», — неизменно повторяла она.

Его персональная мучительница говорила равнодушно, и Доктор ненавидел их разговоры, но всё же каждую ночь ждал свою почти Роуз. Кем она была? Не то призраком Злого Волка, не то тенью Момента, не то обманкой ТАРДИС, но скорее его галлюцинацией. Они часами могли сидеть в тишине, но чаще спорили и предавались воспоминаниям. Не Роуз пыталась его пристыдить: за разбитое сердце подруги и испорченную жизнь его несчастного близнеца, вечно обречённого нести клеймо второго. Доктор в ответ ухмылялся и неизменно принимался выплёскивать наружу грубости. Ему было плевать на клона-везунчика. Тот и так получил слишком многое, так пусть проглотит все обиды и думает о Роуз. И кто сказал, что она его не приняла и мучила? Не верить же собственному внутреннему голосу, наивно надеющемуся на то, что всё могло закончиться отнюдь не хэппи-эндом? Не Роуз заставляла его думать, каково это — иметь в рукаве козырь без возможности воспользоваться им. «Ты всё бежишь, хоть и жалуешься, а вот ему бежать некуда. Нехорошо так относиться к лицу из прошлого, он же ни в чём не виноват», — однажды заявила она. Доктор продолжил бранить и проклинать счастливчика всеми возможными способами. Он не мог признаться ей в том, что отчаянно завидовал. Не Роуз его в такие моменты корила за то, что Доктор прикрывался собственной трусостью. Но он ведь был абсолютно беспомощен. Все эти годы проходили для него в сплошных терзаниях, тревоге и тоске, и ничто не приносило облегчения. А тут ещё эта пришелица, возомнившая себя той, кем она никогда не была и не станет, смела его пристыжать!

Не Роуз любила называть себя доброжелательницей, сыпать подробностями из их жизни, хотя не могла и не должна была ничего об этом знать, провоцировать его на эмоции. Чем больше проходило лет, тем больше Доктор сомневался, что девушка-видение являлась воплощением его собственного разума, отчаянно желающего услышать, что план его старого «я» провалился. Доктор нуждался в Роуз, да она от него никуда и не девалась. Весь мир напоминал ему о ней, ведь Роуз была во всём и всех, незримо находясь рядом. Его прежние лица были слабы и трусливы для принятия правды — Доктор всё ещё любил Роуз Тайлер. Его нынешняя личность слишком устала от лжи и пережила достаточно, чтобы позволить себе видеть её тень и говорить с ней о главном, столько лет покоящемся на дне его разума. Если бы Роуз вдруг вернулась к нему, всё стало бы лучше — одна её улыбка была способна осветить собой холодные стены ТАРДИС и пробить лёд в его сердцах. Если бы не Роуз оставила все намёки, было бы проще. Доктору ведь надо знать, подкралось ли к нему безумие или невозможное вполне могло стать явью. Вполне возможно, всё это было лишь иллюзией, созданной его недоброжелателями, обожающими подбираться к Доктору через оружия с её глазами. А может, старая добрая ТАРДИС всё же взялась за проделки, даже если упорно кричала о своём невмешательстве. Когда-нибудь он узнает правду. Когда-нибудь, перед концом всего, он решится найти её — настоящую Роуз. А пока... Пока у него оставалась лишь не Роуз с её намеками, за которые так хотелось держаться, и небылицами о них, дарящими надежду на невозможное, и за это Доктор был ей благодарен.