↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Степенно стучали колеса велосипеда. Ветер дул, хлопая полами чёрного пальто наездника. Вместе с ним хлопал и дождь, но уже по огромным листьям чудовищно-темных колючих фикусов с огромными цветками. Те пахли какими-то совершенно отвратительными духами, напоминающими душно-жаркие покои старухи. Непременно с запертыми и зашторенными окнами, полными полками лекарств и огромным количеством старых и отсыревших вещей, сгнивших растений. Влага достигала и лачуг, что стойко выстроились у тропинки. В тоске прижавшиеся к друг другу, эти домишки поседели от скуки, уныло уже более ста лет переговариваясь между собой воем труб, скрипом половиц, шелестом гоняемых ветром сквозь трещины занавесок. Воздух насытился пением осени.
Ехавший не обращал внимания на окружающую мрачность, даже на ветер, холод и манящие домики у дороги. Он все крепче сжимал руль, пытаясь сосредоточиться на дороге. Едва заметно человек волновался — зубы стиснуты, суставы побелели. Неделю сестра его не отвечала ни на звонки, ни на письма. Да и маленькая племянница не появлялась в детском саду. Природа только нагнетала напряжение велосипедиста страхом, словно этот ужас был разрядом электричества, запросто проводимым влагой. Наконец, нужный дом показался сквозь туман, сурово выглядывая узкими окнами и камышовой крышей из-под гигантский лозы. На торце красовалась фреска, веками выцветавшая на солнце — несколько ярких фей плясали на трубе.
Деревянная дверь, извязанная виноградными побегами, отворилась с исключительно натужным скрипом, приоткрыв взгляду пыльную кухню, заполненную оливковой, изрядно облупленной мебелью. Шкафы были пусты, в холодильнике валялись испорченные продукты, источая омерзительный смрад тухлых яиц, изъедаемой белыми жирными червями рыбы и скисшего молока. Эта вонь прозвучала мерзким аккордом тошнотворного, до рвоты и крови из ушей, органа. Пришедший сперва попятился, неловко схватившись за рыбу, и чуть не упал. Двинувшись дальше, он предусмотрительно обернул лицо мокрой тряпкой, вырванной из реденького кухонного полотенца. Переходя в коридор, нарушитель спокойствия зацепился взглядом за портреты в бронзовых рамках — с них пропала Диана — его маленькая милая племянница.
Коридор выглядел темным и душным, его гул, исходящий неведомо откуда, наводил дрожь, будто свирель Аида. Бутылочного цвета паркет не выглядел слишком прочным, а с потолка кое-где капала коричневая слизь. Ещё три недели назад этого всего не было. Что же превратило так быстро чистенький и уютный дом в искореженный сарай? Вдруг иллюзия? Нужно двигаться дальше. Самая чистая дверь вела в детскую, она украшена кем-то очень старательно. Очень уж феи выглядели натуралистично. От пугающе лукавых глаз до почти трепещущих полупрозрачных крыльев. Даже казалось, что гул исходит от африканских барабанов в руках у одного из гномов, напоминающего строгого старика в байковом тёплом сюртуке.
Расписная дощечка отлетела при прикосновении словно щепка. Это была когда-то и вправду милая комнатка — на голубеньких кружевных полочках чинно сидели куколки с фарфоровым умилением на фарфоровых личиках, кроватка с кружевным покрывалом была расписана цветами. Только огромная дыра в полу переполняла космос тем ужасом, что царил в доме. Внезапно, из бездны послышался звон. Только когда изумрудный маленький огонёк вынырнул из ямы, стало ясно, что это — скрип крохотных крыльев.
— Не мешай феям, глупый человечек. Феи умнее, сильнее тебя. Не стоит искать то, что мы забрали, — огонёк, что выпрыгнул первым, злобно, но тихо протрещал угрозу, вызывая голосом спинную боль.
— Где малышка Диана? Зачем вы её забрали? — не веря в происходящее, несчастный дядя опустился на пол.
— Она была так красива — милая наша Диана. Каждый день играла с нами, шила платьица. Полюбить её оказалось скоро. И мы поняли, что рано иль поздно она повзрослеет и умрет. И никогда не будет вновь такой хорошенькой и маленькой. Её кожа покрылась бы черными трещинами, глаза помутнели, а маленькие розовые органы изгнили бы изнутри. Мы никогда не оставим её, это от сильной любви, жалкий человечек.
— Простите за вмешательство, — голос дрожал. — Вы хоть проводите меня? Прилив, вокруг болото.
Тьма вокруг сгущалась так стремительно, будто это заваривался черный чай. Почва под ногами проваливалась по щиколотку, Луна была непроглядно затянута паутиной туч. Только крохотный огонек указывал путь, зло мотаясь из стороны в сторону. Наконец стали видны огни города, заманчиво мелькая зеленым неоном. Испачканное и истерзанное подобие человека рысью рванулось к заветному свету, провалившись по пояс в смердящую грязь. А огни манили, манили, все четче превращаясь в целую толпу рассерженных фей, поющих дрожащим, чарующим хором колыбельную. Вода прекратила быть холодной, успокаивая мягкостью. Глаза все слипались. Последнее, что дотянулось до ушей вторженца:
— Спит, будет компания нашей милой Диане. Она долго скучала.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|