because good movies officially suck (джен)

В плохих фильмах — тех, что так любит Гарри, с соплями, слезами, пафосными признаниями во всём, что только можно, и огромным количеством песен, — так вот, в плохих фильмах после спасения мира все обнимаются, целуются и радуются тому, что жизнь продолжается. В плохих фильмах подружиться с человеком можно за три секунды, у идиотских поступков нет столь же идиотских последствий, а кровь с белых рубашек отстирывается на раз-два.

В плохих фильмах герои, конечно, не воют от боли, сидя на полу и обнимая себя руками. Нет, может быть, и воют, но напоказ, громко, как волки на луну. Не утыкаясь лицом в чужой диван и не давясь собственным дыханием так, что глаза краснеют от слёз, вызванных раздиравшим горло кашлем, а не «тоскливым плачем» и «невыразимой скорбью».

Эггси отчаянно желает, чтобы это был плохой фильм, потому что хорошие слишком уж реалистичны.

Если в какие-то дни он приходит в ателье в брогах и, вопреки обычаю, не отказывается от скотча, то никто ничего не говорит и даже не замечает. Если Мерлин всё-таки успевает вернуться в кабинет и увидеть «Поиск завершен, объект не обнаружен» на мониторе, а Эггси слишком уж внимательно глядит в окно, то Мерлин, должно быть, сам нечаянно задел какую-то кнопку и запустил программу. В конце концов, Эггси ведь прекрасно знает, что после выстрела в голову не выживают.

Это же хороший фильм. Качественный.

У Эггси в прихожей стоит подставка для зонтов, а в ней — один-единственный зонт, который он совершенно случайно забыл вернуть после миссии. У Эггси в кабинете всегда заперт правый нижний ящик стола, а в нем — старый ноутбук с давно стертой, не нужной уже информацией, выключенный и покрывшийся пылью. У Эггси в шкафу, спрятанный за пиджаками и куртками, висит старый красный халат, и, случайно задев его, Эггси резко отдергивает руку и захлопывает дверцы, а потом стоит несколько минут, уперевшись лбом в стену, и просто дышит. Вдох-выдох, вдох-выдох, Гарри Харт мертв, можно открыть глаза. Иногда Эггси думает, что, если он наденет халат, Гарри встанет из могилы и вернется специально, чтобы отчитать его, потому что «джентльмены не берут чужие вещи без спросу, Эггси, и положи уже мою бритву на место!».

Однажды он даже решается сделать это. Халат мягкий, поношенный, абсолютно без запаха — тот давно выветрился — и донельзя уютный.

Гарри не возвращается, а Эггси снова отвечает Мерлину сиплым голосом.

Халат теперь висит на крючке в ванной, но к нему по-прежнему никто не прикасается.

«Приятно познакомиться, мадам, меня зовут Эггси. Да, это действительно имя. Мистер Харт оставил дом мне, он... да, он... да, вы правильно подумали. Он был моим другом. Приятно иметь столь вежливых соседей, мадам. Конечно. Доброго утра вам». Забрать The Sun с порога, выгулять Джей Би, постараться не опоздать на утреннее собрание, позвонить матери, вернуться живым и относительно невредимым из Египта, забрать The Sun с порога...

Если вспыхнуть слишком быстро, то сгореть дотла окажется слишком просто. Мать просит: «Будь осторожнее», и Эггси говорит: «Поздновато для этого, не находишь?»

Эггси справедливо считает, что мертвые или возвращаются сразу, или не возвращаются вовсе, и ни один адекватный человек не вправе упрекнуть его, если спустя пять чертовых лет он давно потерял надежду. Да, тела не нашли, да, гроб был пустой, но, в конце концов, после того дня множество людей похоронили в братских могилах. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, когда он нечаянно слышит, как Мерлин и Артур обсуждают, как назвать внезапно обнаружившегося «лишнего» агента, он уделяет своим мыслям ровно минуту и успешно забывает об этом. Скорее всего, последняя пара новобранцев прошла и тест с собакой, и полевые испытания. Безусловно, на миг внутри вспыхивает надежда, но Эггси привычно давит ее — и не так, как в плохих фильмах, а действительно давит, заваливая фактами и причинами, согласно которым Гарри никак не мог выжить, — и садится в самолет. Та важная шишка среди французских меценатов сама себя не защитит.

Возвращается он неделю спустя, забирает Джей Би из штаб-квартиры, вызывает такси и, устало откинувшись на спину сиденья, едет домой. Порог, лестницу и дверь в спальню он практически не помнит и засыпает, как убитый, несмотря на семь часов вечера. Зато, проснувшись, он идет умыться и сразу замечает: халата нет. Тот не обнаруживается ни под кроватью, ни на подоконнике за занавесками, ни в прачечной — может быть, домработница, которой Эггси звонит перед продолжительными операциями, сочла нужным его постирать, — и Эггси решает вначале выпить кофе, а потом уже подумать, куда же в пустом доме мог деться старый халат. Потирая глаза, он спускается вниз и привычно обходит скрипучие места на ступеньках, — а потом замирает. Из кухни пахнет тем самым кофе, который он хотел выпить, и там подозрительно светло для четырех с половиной утра.

Первая мысль — Мерлин, вторая — Рокси, но обе они одинаково глупы. Третья же невозможна, нелогична, но в этот раз зомби-надежда категорически отказывается снова распасться на медицинские свидетельства и теорию вероятностей. К тому же в ванной нет халата.

Задержав дыхание, Эггси огибает угол и входит в кухню.

И, может быть, плохие фильмы не так уж и плохи. А теорию вероятностей кто-нибудь давно должен был опровергнуть.