Первая зима (джен)

«Сидела старуха в Железном лесу и породила там Фенрира род;

Из этого рода станет один похитителем солнца.

Будет он грызть трупы людей, кровью зальет жилище богов».

(с) предсказание Вёльвы

Снежные зимы приносят с собой воспоминания о прошлом. Холод пробирает до костей, и хочется спрятаться, как самому трусливому зверю обратно в тепло. Забиться поглубже в нору и переждать лютый мороз, уткнувшись носом в собственный мех. В такое время он радуется тому, что можно не думать о прибежище. Теплая комната и чашка с горячим мясным бульоном — хорошее подспорье для того, чтобы согреться.

Как и огневиски.

Спиртное не туманит ему разум, как магам. От щедрой порции Огденского по телу разливается тепло, и он может наконец-то расслабиться. В голову упорно лезут мысли о его первой зиме.

Тогда тоже было холодно. Настолько, что леденел камень в главном доме, а в лесу звери падали замертво. Словно край Нибльхейма коснулся их, превращая все в лед. Тогда их община решила выбрать того, кто сможет отвратить беду от их дома.

Каждая семья со страхом и надеждой ждала визита старых воронов. Те, словно падальщики, ощупывали своими узловатыми пальцами детей, заглядывали в глаза, выискивая нечто, известное только им, и едва ли не впивались в бледную кожу, рассматривая линии норн.

К их семье присматривались с особой тщательностью. Младший сын, еще не введенный в род — отец понял все, стоило только ворону переступить порог их дома, и отдал его, не посмевши возразить. Побоявшись гнева богов, что и так послали испытания для общины. Где-то в дальних комнатах рыдала мать, оплакивая так и не переступившего грань сына.

— Я знаю, ты хотел посвятить мальчика Одину, но его судьба темна и подобна бездне Гинунгагап. Нет ни одной видимой линии норн, что прядут свой узор для каждого из нас.

Барабаны отбивали ритм торжественной песни. Мерный гул наполнял силой каждое слово ритуальной гальды. Железный лес внимал просящим, замерев и вслушиваясь в мольбы о пощаде. Стужа уже погубила нескольких охотников, отчего те ушли в чертоги Хель, вместо того чтобы сидеть за столом в праздничных залах Валгаллы.

На всем его теле были выведены кровавые руны. Священная просьба взять в дар невинную жизнь, чтобы остальные люди могли жить.

Его оставили на границе Железного леса. Там, где деревья казались совсем черными, а совсем рядом бродили призрачные вестники смерти. Пахло дымом ритуального костра, морозным снегом, душистым мхом и каленым железом. Стужа, подойдя к нему, ласково провела по волосам маленькой ладонью, отчего те покрылись морозным инеем. Сердце и кровь она не трогала, словно ожидая кого-то.

Он не плакал, только смотрел в бледно-серое небо, что светлело среди крон столетних деревьев. Тишину нарушило шумное дыхание какого-то существа. Оно приближалось к нему, и не было даже знания того, что нужно бояться.

Горячее дыхание опалило его тело. Волк был белоснежен и огромен. Казалось, он заслонил собой весь мир. Не стало видно неба, деревьев, снега.

— Что ты увидел, Сколль? — мелодичный женский голос раздался совсем рядом, и на его наспех сооруженную колыбель пахнуло морозной яженикой приблизившегося божества. — Человеческое дитя?

В следующее мгновение его подняли на уровень лица неведомой госпожи. Бледная, покрытая морозным инеем молодая девушка. Она внимательно глядела в его глаза и видела в них нечто, известное только ей одной. Тонким пальчиком она стерла с его лица рунные знаки, привлекшие ее, пока он лежал посреди Железного леса. Вокруг него вился ледяной вихрь Нибльхейма, обжигающий нутро, но не достающий до самого сердца благодаря объятиям богини. Молодая девушка в сопровождении двух волков — госпожа Хель, как ни странно, не пугала. В легендах ее описывали по-разному, но только взрослые боятся богиню смерти. У магов даже есть легенда о трех братьях, покоривших ее. Получивших от нее в дар три предмета. Камень, мантию и палочку, которые принесли лишь горе своим владельцам и роду их.

— Как странно... человеческое дитя, а взгляд моего брата...

Хель легко двигалась, унося его все дальше и дальше от того места, где он должен был стать жертвой. Волк бежал впереди, словно хотел догнать почти не видное на небосводе солнце. Движения шагов не было слышно, только чувствовалось — все живое замирает при приближении богини, словно надеясь, что та не обратит на него свой ледяной взор.

— В тебе сущность моего брата, и я вижу тот же огонь, что в сердце самого могучего волка. Носи же имя Его и возноси свою жатву Ему, — промолвила Хель, остановившись у небольшого домика, в котором не горел свет. Колыбель опустилась на землю, и подошедший Сколль царапнул клыком по его ладони, пролив кровь. Даря первый шрам и память о подаренном богиней имени.

Холод больше не трогал его тело — после объятий Хель можно было не бояться обычной стужи. Иней, казалось, навсегда остался в его волосах, напоминая о его первой зиме. Теперь он был Фенриром. Тем, кто приблизит Рагнарёк и поможет освободить прародителя волков.

Он больше не был безымянным.