Боль не может длиться вечно (гет)

Она устала.

Душу не грело даже то, что она осталась жива.

Она упала в пропасть... Уже давно достигла самого дна, но всё равно продолжала бездействовать.

Она не могла вернуться к тому, что можно называть жизнью.

Она потеряла всё: друзей, семью, даже врагов.

Забрезжил рассвет. Или, может быть, закат? Она уже не помнила разницы.

Можно выкинуть всё из головы и заполнить её чем-то другим. Но если нет ничего, абсолютно ничего, твоя душа умирает. Умирает каждый день.

Поэтому Гермиона умирала каждый миг, каждую минуту.

Но по какой-то неизвестной причине сегодня она решила выяснить, что же это всё-таки было — восход или закат?

Заставив себя подняться с постели, она подошла к двери. Долгое, бесконечно долгое время она не могла преодолеть эти несколько метров. Сколько часов, дней, а может быть, даже лет она провела в постели? Кто знает... Она потеряла счёт неотвратимо уходящего времени.

Слабой рукой она потянула ручку двери.

Её приветствовало бледное утреннее небо, наполняя лёгкие свежим воздухом.

Её волосы были растрёпаны, глаза опухли, а вокруг, наверное, застыли тёмные круги.

Она отвела взгляд, заметив какую-то непонятную точку за дорогой. Нет, это не просто точка: она приближалась.

Он был полностью чёрным. Четыре длинные, тонкие лапы и опущенный хвост.

Гермиона хотела спросить, что он здесь делает. Нет, хотела накричать на него, ударить и выместить свой гнев. Но чувства внутри боролись между собой и никак не могли вылиться в слова и действия.

Сириус Блэк остановился, обнюхивая её ноги и жалобно скуля.

Она стояла, как вкопанная, глядя на него и недоумевая, почему он здесь. Нет, не потому, что он здесь, перед ней, а потому, что он всё ещё жив. Ведь в этом не было никакого смысла.

Все были мертвы, все без исключения. Даже Луна, рука об руку с Невиллом. Даже Драко. Все были мертвы, кроме них двоих.

Они были единственными выжившими. Ужасно больно и несправедливо.

Но сейчас обида почему-то отступила, и Гермиона отворила дверь, впуская Бродягу внутрь.

На её глазах анимаг принял свой человеческий облик.

Сириус стоял, опустив глаза и явно не зная, что сказать. Когда он всё же открыл рот, чтобы начать, Гермиона его опередила:

— Что ты здесь делаешь? — спросила она почти шёпотом, но голос был таким ледяным, что крик звучал бы уместнее.

— Я... — начал Сириус.

— Почему ты жив? Почему все умерли, кроме тебя? — её вопросы хлестали так больно, словно удары в грудь, словно Круцио.

Он не мог ответить. Наверное, он сам задавал себе те же самые вопросы на протяжении нескольких месяцев.

«Тёмный Лорд повержен! Мы победили!» — радовались первокурсники, только прибывшие в Хогвартс.

Да, победили, но только он знал, что они при этом потеряли.

Он, который остался в живых, и она, которая тоже избежала смерти. Они были равны.

Никто не знал, что значит потерять всё только лишь за одну ночь.

Никто, кроме них двоих.

— Не знаю, — дрожа, ответил Сириус.

— Где все? Где Джинни? Фред и Джордж? Невилл и Луна? Где Ремус? И Тонкс? Где Гарри и Рон? — Гермиона была в ярости, но голос срывался от слёз, которые впервые за эти месяцы струились по лицу.

— Не знаю, — печально повторил Сириус.

— Это несправедливо. Почему ты жив, а они нет? Почему ты здесь, передо мной, на месте Гарри и Рона? Какого чёрта ты тоже не погиб?! — она перевела дыхание.

Она выпалила всё это в огромной спешке, потому что была уверена: остановись она хоть на секунду, сил продолжать уже не найдется.

Сириус выглядел очень уставшим. Ввалившиеся щёки и тёмные круги под глазами.

А взгляд был наполнен невообразимой болью.

— А почему ты жива? — он задал тот же самый вопрос.

Гермиона нахмурилась.

— Почему ты дышишь, а они нет?

Оказавшись на его месте, Гермиона поняла, что бессильна. Они были одинаковы.

Они могли задать друг другу одни и те же вопросы.

— Где Джеймс и Лили? Где Ремус? Где Гарри?

— Хватит... Прекрати... — умоляюще пробормотала Гермиона, закрыв уши руками.

Сириус подошёл ближе и мягко убрал её руки с лица.

— Не знаю, почему мы живы. Не знаю, почему наши сердца всё ещё бьются, но одно я знаю точно: мы должны жить ради тех, кто погиб, должны продолжать эту жизнь за тех, кого больше нет с нами. И я знаю ещё кое-что... — Сириус затаил дыхание, проведя рукой по её лицу.

— Что? — со слезами на глазах спросила Гермиона.

Он сделал вдох и посмотрел ей прямо в глаза.

— Что я тебя люблю, — прошептал он.

Пытаясь подавить комок в горле, Гермиона изумлённо уставилась на него опухшими от слёз глазами.

Разве это могло быть правдой? Как она могла поверить ему даже на мгновение? Наверное, всё, что происходит — просто ещё один болезненный сон. Но эти тёплые руки были такими реальными, голос таким проникновенным... А глаза...

Нет, это был не сон, всё было наяву. Но разве он может полюбить её? Ведь она такая неправильная!

— Ты поэтому пришёл? — смущенно спросила она.

— Я должен отдать тебе вот это, — Сириус порылся в карманах и извлёк оттуда небольшую шкатулку.

— Что это?

— Открой.

Вытерев слёзы, Гермиона вздёрнула подбородок и открыла шкатулку.

Там лежали маленькие карманные часы в золотой оправе.

Она вопросительно взглянула на Сириуса.

— Открой, — повторил он.

Гермиона повиновалась.

Внутри лежал сложенный листок бумаги. Приглядевшись, она поняла, что это фотография.

Рассмотрела внимательно: на ней был самый разгар осени и Гремучая Ива, дерущаяся с птицами.

— Это место, где мы встретились в первый раз, помнишь? — Сириус попытался улыбнуться, но получилось совсем не убедительно.

— Да, я помню...

Воспоминания невольно пронзили её память.

Гарри кидается вперёд, чтобы забрать свою волшебную палочку. Ремус и Сириус разоблачают Хвоста. Рон хромает. Ремус превращается в оборотня. Сириус в облике пса стоит между их троицей и Ремусом. Сириус падает, почувствовав приближение дементоров.

— Гермиона! Гермиона, хватит! Перестань убивать себя! — будто откуда-то издалека раздался голос Сириуса.

Но она не могла даже сдвинуться с места, лихорадочно дрожа и заламывая руки.

Сириус обнял её.

— Пожалуйста. Прошу, не оставляй меня. У меня осталась лишь ты. Не уходи. Ты мне нужна, — шептал он ей на ухо, нежно гладя по волосам.

Всё сходится. Он любит её, потому что он такой же, как она. Они одинаковые. Как же она не поняла сразу? Ведь она тоже его любит. Он ей нужен. Почему она не хочет признаться в этом даже себе самой?

Гермиона пришла в себя. Она готова была принять его.

— Сириус? — прошептала она.

— Что?

— Аромат... — только лишь сказала она.

Это была неправда. Он промок от дождя, прошедшего прошлой ночью, был весь потный и искусанный блохами. Но ей почудился аромат... Его кожа пахла. Пахла жизнью. Пахла любовью.

Сириус негромко рассмеялся: она вернулась.

Он нежно провёл рукой по её щеке.

Хотел поцеловать, но она его опередила.

Сначала это казалось немного странным. В конце концов, она осталась всё той же Гермионой Грейнджер, а он — всё ещё Сириус Блэк. Но через мгновение они утонули в поцелуе. Казалось, они летели куда-то невообразимо далеко, чтобы умереть и возродиться на губах друг друга.

Казалось, весь мир вращается вокруг них, вокруг этого поцелуя и этих объятий. Так жарко, но в тоже время так больно...

Они стали свидетелями настоящего ада. Все их друзья умерли за одну ночь. Они остались одни.

Но, в противовес всему, они ещё никогда не были так счастливы.

Теперь на их губах отпечаталась сама любовь, которая победила всё другое, каким бы мучительным оно ни было. Любовь стала противоядием от смерти.