↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Чернокнижник возвращался в свой гарнизон в сумерках. Ещё несколько минут, и стемнеет окончательно. Но он уже видел факелы по обеим сторонам главных ворот, будку часовых, в которой сегодня дежурили два орка, чьих имён он не помнил, да и не старался запоминать, в отличие от имён соратников.
Пожалуй за всё долгое время своей «не-жизни» он ещё не чувствовал себя таким вымотанным. Хитрюга-гоблин Дрикс Басомёт расписывал это задание как лёгкую прогулку, которую только от невыносимой скуки и совершают, чтобы убить время. А у тебя, мол, командир, появится чудесная вещица. И дух солдат и соратников поднимет, и самого старые мелодии заставят много что вспомнить. В общем — никак нельзя в порядочном гарнизоне без музыки — и баста!
Разумеется, верить гоблину — себя не уважать, и всё им сказанное дели на десять, но что будет настолько трудно и придётся облететь весь Дренор — вот это был сюрприз. Ну да, пробраться к тем же гоблинам и в суматохе, создаваемой заражёнными, стащить у них устройство для считывания дисков, было, пожалуй, нетрудно, но вот огры на арене заставили попотеть, прежде чем нашлась басовая примочка, нужная древесина тоже на дороге на каждом шагу не валялась, пришлось за ней лететь в Вечное Цветение и там долго искать особенного Древнего, с которого только её и можно было добыть; в Пиках Аракка, ища усилитель, он дважды чуть не упал со скалы во время боя. Спасла интуиция в первый раз, и предупреждение демона-прислужника во второй.
Поэтому сейчас он медленно шёл к ратуше, у которой его ждал гоблин, чувствуя, что небольшой, в общем-то, мешок с деталями в его руке, весит не хуже целой скалы, а намокший и потяжелевший от грязи и снега подол одеяния противно липнет к ногам, ещё больше замедляя и без того неуклюжие от усталости движения.
Мешок гоблину он отдал без единого слова, раздражённым жестом сунув его тому в руки. Тот только кивнул, вытащил откуда-то набор инструментов, и принялся собирать музыкальную шкатулку, азартно чем-то гремя и бормоча себе под нос по-гоблински. Чернокнижник этого языка не понимал, махнув рукой, он ушёл в ратушу и обессиленно опустился там на скамью. Не хотелось даже проверять заказы у мастеров ремёсел. Потом, всё потом. Почти забытое человеческое ощущение усталости было непривычным и от того злило.
— Командир, с вами всё в порядке? — голос рядом прозвучал неожиданно. Чернокнижник открыл глаза. Надо же, не заметил, как задремал У скамейки стоял его соратник, рыцарь смерти, Бенджамин Гибб.
— В порядке, Гибб, — раздражённо прошипел он. — Будь добр, уйди, иначе…
Что именно «иначе», командир не договорил, но через несколько мгновений рыцаря смерти уже не было в ратуше. Командира соратники уважали и предпочитали не злить, зная его характер.
— Эй, командир! Готово! — с улицы донесся визгливый голос Дрикса Басомёта. Ворча себе под нос, Кереок неохотно поднялся на ноги и побрел назад к гоблину.
Музыкальная шкатулка была готова. Впрочем, именно что шкатулку она напоминала меньше всего, по мнению чернокнижника. Перед ним стоял здоровенный железный ящик размером с гоблина, с торчащими во все стороны ручками и шестеренками. Сверху была приделана широкая жестяная воронка, из которой доносились какие-то шипящие и скрежещущие звуки.
— Вот, принимай! — Дрикс прямо-таки сиял от счастья.
— Что это? — холодно осведомился Кереок, глядя на странный дребезжащий ящик.
— Как что? Музыкальная шкатулка, командир! Будете себе музыку в гарнизоне играть! — он с трудом повернул какую-то ручку, буквально повиснув на ней, чтобы сдвинуть с места. Из воронки послышался сначала свист, потом кряхтение, а затем оттуда вдруг донеслись звуки военного марша. Кереок неважно разбирался в музыке и музыкальных инструментах, но все же узнал барабаны и сигнальные рога. Краем глаза он заметил, как стражники у входа в ратушу, услышав марш, вытянулись по струнке и гордо задрали подбородки. Даже сам чернокнижник невольно выпрямился и расправил плечи.
— Нравится? — хитро поинтересовался гоблин. — Тогда вот еще, — он впихнул Кереоку потертую кожаную сумку с какими-то пластинками, обернутыми в пыльную пожелтевшую от времени бумагу. — Музыкальные записи со всех уголков мира!
Отрекшийся зацепил пальцами одну пластинку и аккуратно вытащил ее из сумки. Сдув слой пыли с поверхности, он протянул ее расчихавшемуся Дриксу: «Поставь».
Кереок узнал эту мелодию сразу. В печальном голосе тростниковой флейты он слышал звонкое постукивание друг о друга бамбуковых стеблей на ветру и рассказы Тажаня Чжу о пути монаха. На мгновение ему даже показалось, что стоит поднять голову — и он увидит в небе облачных змеев, танцующих в потоках воздуха.
Басомёт поставил другую пластинку — и воздух наполнили звон колокольчиков и переливы струн. Музыка смешивалась с журчанием ручья, шелестом листьев в золотых кронах и пронзительным пением невиданных птиц. Наконец мелодия закончилась, кто-то позади Кереока тихо выдохнул: «Кель?Талас.»
Но вот в воздухе зазвенел женский голос. Чистый и прекрасный, он пел на талассийском, который мало кто знал в гарнизоне, но сейчас смысл песни был понятен и так — скорбь и тоска по ушедшему. Погребальный плач. Эльфы, бывшие в гарнизоне, оставляли свои дела и вслушивались в звуки этого чарующего голоса, оплакивая вместе с Королевой Баньши печальную судьбу своего народа. Постепенно голос затих, уступив место невнятным скрипам, стонам и шепоткам, шорохам сквозняков. Откуда-то потянуло могильной гнилью.
— Уф, будто склеп открыли, — поежился Дрикс Басомет.
Гулко застучали барабаны, отбивая четкий, монотонный ритм, жалобно отозвалась окарина. На мгновение Кереоку показалось, что его окружает влажная зелень Тернистой Долины, и он невольно передернул плечами, ожидая, что вот-вот его хищно клюнет между лопатками стрела с ярким оперением. Тролль, сидевший рядом, оскалил клыки, и в его желтых звериных глазах мелькнул безумный огонек.
Кто-то легонько толкнул чернокнижника в плечо, и тот обернулся. Позади него собралась добрая половина обитателей гарнизона. Эльфы, орки, тролли — все они стояли сейчас здесь, бок о бок, и жадно ловили обрывки мелодий, доносившихся из музыкальной шкатулки, словно весточки из родного дома. Время от времени их лица светились узнаванием, и губы трогала робкая улыбка. Каждый видел и слышал что-то свое: кого-то память уносила в домой, к семье и родному очагу, кто-то вспоминал о своих боевых товарищах, ратных подвигах и приключениях, которые довелось пережить.
Кереок тоже увидел их, хотя и не искал этих воспоминаний. Одни были яркими и почти реальными — казалось, протяни руку, и вот они, потрогать можно, другие — не более чем сгустками теней, робко потянувшимися к нему из самых дальних уголков памяти. С каждой нотой, с каждым аккордом их становилось все больше, и некоторых он даже вспомнил по именам — своих спутников и товарищей по приключениям. С кем-то они прошли долгий путь, иные же были не более чем случайными попутчиками, возникшими из ниоткуда и вернувшимися в никуда. Одни — он хотел в это верить — и сейчас продолжали жить где-то спокойно и счастливо, над телами других он своими руками насыпал могильный холм. Музыка лилась из гоблинской шкатулки — и он слышал в ней их голоса, обещания и клятвы — те, что удалось сдержать и так и не исполненные.
А потом все стихло, и только ветер протяжно завывал между ощетинившимися железными шипами орочьими постройками. Потоптавшись в нерешительности еще какое-то время, обитатели гарнизона стали расходиться, возвращаясь к своим делам. Впрочем, Кереок подозревал, что основная причина все-таки была в холодном ветре. Поблагодарив Дрикса Басомёта, он направился в таверну. Внутри было светло и сухо — даже жарко, и в очаге радостно плясало пламя. Сев поближе к огню, чернокнижник принялся сушить промокшую и уже даже смерзшуюся на морозе одежду, почти чувствуя тепло огня.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|