Руки (джен)

Капельки пота, смешиваясь с грязью, стекают по лицу. Разъедают глаза не хуже кислоты, ползут дальше, оставляя за собой смердящий след. Запах крови, пота и мочи — все смешалось в ароматный букет смерти.

Алекто натужно смеется, словно все это происходит не по ее воле. Врет. Знаю, что врет. Но холодные руки прикасаются к сломанным ребрам почти нежно, успокаивая боль спасительной прохладой, и в этот момент Алекто уже не кажется больной на всю голову стервой.

В подземелье невыносимо душно, как будто прямо под ним разверзла свою огненную пасть преисподняя. Кандалы врезаются в щиколотки, сдирая кожу, противно скрипят, стоит только пошевелиться. В голове туман. Если Алекто не убьет меня раньше, то это сделает кровоизлияние.

— Ты пожалеешь об этом.

Едва узнаю в сдавленном хрипе свой голос. Пересохшая кожа на губах лопается, и я с наслаждением слизываю живительную влагу.

Сколько это уже продолжается? Час? Два? Неважно. В голове пульсирует тупая боль, связанные за спиной руки сводит судорогой, но это ничто по сравнению с той болью, которая…

— Круцио! — высокий голос Алекто эхом отдается от каменных стен.

Красный луч заклятия вырывает из тумана наступающего забытья, взрывается изнутри тысячами очагов невыносимой всепоглощающей агонии. Я почти слышу, как трещат кости и рвутся сухожилия, хотя знаю, что это не так — Непростительное не оставляет видимых следов. Но их оставляет Алекто. Я еще бьюсь в конвульсиях, когда прохладные руки касаются лица и тонкие пальцы скользят по подбородку, скулам, накрывают глаза. На мгновение они исчезают и сквозь опухшие веки я вижу, как Алекто замахивается, а спустя секунду меня обжигает пощечина.

— Ты навсегда запомнишь этот урок, щенок! — И уже горит вторая щека.

Алекто обходит с другой стороны, и в спину упирается волшебная палочка. Она скользит вдоль позвоночника, рассекая кожу, вырисовывает кровавые узоры. Сердце отсчитывает ровные удары, словно ничего не происходит. Наверное, даже оно устало реагировать на боль. Мышцы расслабляются, я закрываю глаза и позволяю себе провалиться в темноту.

— Не смей!

Я захлебываюсь, пытаюсь выплюнуть обжигающе горячую воду, мощной струей бьющую прямо в лицо.

— Ты должен быть благодарен Темному Лорду — он не желает смерти чистокровным, — шепчет Алекто, склонившись к самому уху. — Но он не запрещал нам вас наказывать!

Она смеется, а затем острые ногти впиваются мне в шею, не дают дышать, оставляют багровые следы. Вонзаются в руки, плечи, терзают спину, чтобы напоминание об этом дне навсегда врезалось не только в кожу, но и в сердце.

Пожалуй, я даже не против. Лучше это, чем Круциатус.

А еще у Алекто такие прохладные руки...