Эхо былого (джен)

Гермиона с утра торчала в библиотеке, Рон отрабатывал наказание у МакГонагалл за неудавшуюся шутку над Лавандой. И Гарри в кои-то веки остался в одиночестве. В гостиной никого не было, кроме Фреда с Джорджем, обсуждавших очередную шалость. Да и они вскоре сорвались с места и помчались по своим таинственным делам, не заметив, как из мантии одного из них выпал пергамент и опустился на пол.

— Эй! — окликнул их Гарри. — Вы потеряли…

Но близнецы уже исчезли из гостиной, не услышав его. Гарри пожал плечами и подобрал пергамент — значит, отдаст позже. Он уютно устроился в кресле возле камина и развернул находку.

Пергамент оказался абсолютно пустым. Гарри озадаченно посмотрел на него, повертел туда-сюда. Ничего. Но это же вещь близнецов — не может быть, чтобы все было так просто. Подумав, Гарри достал палочку и постучал ею по пергаменту. Не зная, какое заклинание следует использовать, он просто направил на него немного магии. И вот тут началось самое интересное.

На пустой поверхности начали проступать буквы, и вскоре появилась надпись небрежным почерком:

Мародеры приветствуют тебя. Представься.

Гарри очумело посмотрел на пергамент и тихо произнес:

— Меня зовут Гарри Поттер.

Вот это поворот! — появилась следующая надпись почему-то другим почерком: изящным, с завитушками — можно сказать, аристократичным. — А как зовут твоего отца, Гарри?

— Джеймс, — ответил он, начиная заинтересовываться необычным диалогом.

Ха! — ответил все тот же «аристократ». — Ты слыхал, Сохатый? У тебя будет сын.

Гарри впал в ступор. Ведь не может же быть, что с помощью этого пергамента с ним разговаривал… его отец? И кто-то еще.

Гарри, а как зовут твою мать? — спросил первый собеседник.

— Лили.

Йеху! — надпись так и светилась торжеством, и Гарри был уверен, что ее автор, если бы мог, сейчас победно вскинул бы вверх кулак. — Она станет моей женой! Съели?

Начинается… — вступил в разговор третий почерк — аккуратный и четкий, как у МакГонагалл.

Лунатик, не нуди, — ответил первый.

— Эм… простите, — нерешительно вмешался Гарри. — А вы кто? И что это за пергамент?

Несколько мгновений ничего не происходило, как будто загадочные собеседники были слишком ошарашены, чтобы отвечать. Наконец, отреагировал первый:

Как так случилось, что ты не знаешь про карту и наши прозвища? Разве я… отец не рассказывал тебе?

Не успел Гарри что-либо сказать, как появилась следующая надпись почерком «аристократа»:

Держу пари: это пагубное влияние Эванс.

Заткнись, Бродяга, — огрызнулся первый.

Гарри невольно хихикнул, но сразу погрустнел.

— Моих родителей убил Волдеморт, когда мне был год от роду. Я их даже не помню. Так что отец не мог мне ничего рассказать.

Снова воцарилось потрясенное (Гарри чувствовал это) молчание. На этот раз длившееся гораздо дольше.

А я говорил, что ваше геройство добром не кончится, — вдруг появилась надпись четвертым почерком — убористым, будто мушиной лапкой.

Хвост, не будь таким трусом, — ответил «аристократ», и Гарри показалось, что он раздраженно поморщился. Хотя объективно говоря: как может морщиться тот, кто является лишь буквами на пергаменте? Здесь ведь даже интонаций не уловишь. И все же Гарри ощущал их, как будто не видел написанные строчки, а слышал живые голоса.

Я просто хочу дожить до старости, — c явной обидой отозвался убористый почерк.

Закрыли тему, — вмешался собеседник с аккуратным почерком.

А мне все-таки интересно…

Но что бы там ни хотел спросить «аристократ», закончить он не успел. Услышав чьи-то шаги, Гарри прошептал:

— Сюда кто-то идет, потом договорим.

И быстро свернул пергамент. В гостиную зашли несколько старшекурсников и, не обращая внимания на Гарри, устроились на диване. Явно надолго. Вздохнув, он собирался подняться в спальню, когда появилась Гермиона.

— А Рон не вернулся еще? — деловито спросила она, устраиваясь рядом с Гарри.

Он покачал головой и вдруг подумал: надо посоветоваться с подругой — она много читает, вдруг что-то похожее встречала.

— Гермиона, — осторожно начал он. — Предположим, есть кусок пергамента, который с тобой разговаривает. То есть, если ему что-то сказать или спросить, на нем будто кто-то пишет — отвечает. Как думаешь, что это может быть?

— Хм, — Гермиона, успевшая открыть учебник и углубиться в него, нахмурилась, подумала и сделала вывод: — Похоже на чары Персонификации.

— Это как?

Гермиона страдальчески вздохнула с видом: «Меня окружают идиоты».

— Если маг накладывает чары Персонификации на какой-нибудь предмет — в твоем примере на пергамент, — в нем остается отпечаток личности этого человека. Предмет становится условно живым и реагирует на внешние раздражители так, как реагировал бы наложивший чары маг. Именно так делают волшебные портреты: сначала тот, чей портрет рисуют, накладывает на холст чары Персонификации, а потом художник принимается за работу. В результате чары впитываются в краску, и портрет получается как будто живой, — немного помолчав, она добавила: — За исключением тех портретов, которые появляются сами по себе после смерти члена семьи в некоторых чистокровных родах. И директоров Хогвартса. Тут я еще не разобралась, какие чары действуют.

Гарри обдумал информацию — поведение пергамента в целом походило на поведение волшебных портретов.

— А могут несколько магов наложить такие чары на один предмет? — с воодушевлением спросил он.

Гермиона пожала плечами:

— Наверное, — и с любопытством посмотрела на Гарри. — Твой интерес чисто теоретический или ты что-то нашел?

— Второе. Но я хочу сначала разобраться, это… очень личное.

В глазах Гермионы вспыхнуло жадное любопытство, но она не стала настаивать и кивнула. В отличие от Рона, который на ее месте не успокоился бы, Гермиона умела быть тактичной. И Гарри впервые порадовался, что друга здесь нет. Сначала он хотел понять, что происходит. И мог ли его отец быть одним из тех, что наложили чары на пергамент.

Он поднялся в спальню, к счастью, оказавшейся пустой, сел на кровать и задвинул полог. После чего развернул пергамент и коснулся его палочкой.

— Возвращаясь к моему вопросу, — тихонько произнес он. — Кто вы?

Тут же начали проступать буквы:

Познакомимся, Гарри. Мы — Мародеры, и это наша карта. Позволь представиться: господин Сохатый, также известный как Джеймс Поттер.

Гарри радостно вздохнул: его надежда оправдалась. Он чувствовал себя так, будто перенесся в прошлое и встретил отца, когда тот был еще школьником. То, что он говорит с подростками, а не со взрослыми людьми, чувствовалось по предыдущей беседе.

Следом появились надписи другими почерками:

Господин Бродяга, также известный как Сириус Блэк, — отозвался «аристократ».

Господин Лунатик, также известный как Ремус Люпин, — написал «староста».

Господин Хвост, также известный как Питер Петтигрю, — заключил последний.

— Рад знакомству, — с улыбкой до ушей произнес Гарри.

Чтобы открыть карту, дотронься до нее палочкой и скажи: «Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость», — сообщил Бродяга.

А чтобы ее стереть, скажи: «Шалость удалась», — добавил Сохатый. — Желаем хорошо повеселиться.

Гарри не прочь был бы еще пообщаться, но все надписи исчезли, и пергамент будто ждал, что он последует совету. Да и любопытно было, что за карта. Поэтому Гарри сделал, как ему велели, и забыл как дышать от восторга. На пергаменте проступила подробнейшая карта Хогвартса со всеми его обитателями. И только заметив в гостиной точки с именами Фреда и Джорджа Уизли, Гарри вспомнил, что карта вообще-то не его.

Но, с другой стороны, если одним из ее создателей был его отец, то она принадлежит ему по праву наследства. В любом случае, стоит попытаться уговорить близнецов уступить ему артефакт.

Близнецы пришли в восторг, узнав, что отец Гарри — один из Мародеров. «Наших предшественников — благородных, славных помощников новому поколению проказников», — как они выразились. И согласились отдать Гарри карту, заявив: «Мы все равно ее уже наизусть выучили».

* * *

Летом следующего года, услышав в новостях о побеге из тюрьмы Сириуса Блэка, Гарри тихонько пробормотал:

— Вот и ответ на твой вопрос, Бродяга.

В то, что Блэк — маньяк и серийный убийца, как утверждали по телевизору, он не поверил ни на секунду. И когда, сбежав из дома тети, Гарри встретил громадного черного пса, он бесстрашно шагнул навстречу и сказал:

— Здравствуй, Сириус.