Добрый дальний (гет)

Алису Кингсли никто не узнает. Она отказывается от выгодной партии, чтобы продолжить работу отца. Носит брюки и не соблюдает приличия. Уже ее, а не тетушки Имогены — имя становится нарицательным. Алиса отмалчивается: она всегда была чужой в этом мире корсетов, чулок и должного поведения.

По примеру отца каждое утро она выбирает шесть чудес и представляет, будто они возможны.

Страна чудес существует.

Мальямкин не выкалывает глаза Брандашмыгу, а Мартовский заяц пусть и по-прежнему безумен, но вполне мирно варит суп на кухне Белой королевы. Шляпник околпачивает ее голову и танцует джигу-дрыгу после очередной удачно сшитой шляпы. Никто не кричит «Долой красную ведьму», потому что она в изгнании и не претендует на корону. В Стране чудес растут деревья и распускаются новые неведомые цветы. Мир и спокойствие пропитывают воздух. Бравный день знаменует не только победу над злом, но и гарантирует спокойствие обитателям.

Алиса справилась, иначе Белый кролик вернулся бы, тряся часами на цепочке. Разыскал бы посреди океана, шныряя по отсекам грузового корабля. Для кролика нет ничего невозможного. Искать ту самую, их Алису — его прямая обязанность. А пока она надеется, что он пьет чай вместе с Мальямкин, Зайцем и Шляпником, вспоминая безумные застолья в ожидании перемен. Алиса искренне верит: хотя бы иногда они говорят о ней.

Синяя бабочка, сопровождающая ее в каждом путешествии, — Абсолем.

Шрамы от когтей Брандашмыга иногда ноют, лишний раз подтверждая: самые невероятные сны могут оказаться реальностью. Она по привычке трет их рукой через одежду и еле заметно морщится. Взгляд за горизонт не дарит надежду на лучшее, только заменяет потерю настоящего. Единственно нужного ей. Небо будто издевается, окрашиваясь в оранжевый, память тут же подбрасывает мысли о ярких волосах Шляпника. Розоватый закат напоминает о цветах, обвинявших ее в обмане. Другой мир, те же ощущения.

— Это та Алиса? — настойчиво спрашивает Мальямкин.

— Едва ли, — затягивается Абсолем и выдыхает сизый дым из трубки.

Алиса кашляет, как тогда, словно до сих пор чувствует оседающую на языке горечь. Кажется, жизнь насмехается, повторяя по кругу происходящее в Стране чудес здесь и сейчас. Алиса видит ее зеркальное отражение, куда бы ни пошла, что бы ни делала, с кем бы ни говорила. И когда ей не хватает воздуха, на плечо медленно — нехотя? — опускается бирюзовая бабочка.

— Абсолем, — шепчет она и улыбается.

Возможно, она обманывает себя, но так приятно думать, что кто-то из того, ее мира совсем рядом — только руку протяни. Абсолем обещал, что они еще встретятся, а он никогда ее не обманывал. Гусеница перерождается, Алиса думает о добром дальнем.

Шляпник ждет ее возвращения.

Сложнее всего не выдумывать причины, не отговариваться, а отпустить. Отнять руки от щек, улыбнуться и наблюдать, как рыжие волосы становятся серыми, глаза тускнеют, лицо растворяется в тумане. Карабкаться из кроличьей норы, когда хочется упасть обратно и снова коснуться холодной кожи. Алиса не может вернуться, пока не закончит дела. Запрещает себе думать о том, что может упустить рядом со Шляпником. Он дождется, он обязательно дождется. Он не обещал, но в коротком «Не уходи» слышалось намного больше. Шляпник совсем не безумный, он одинокий. И со временем она сможет его оживить. Время — часы, дни, недели — текут так быстро. Сколько же еще нужно успеть, чтобы не опоздать.

Алиса не хочет видеть сны, в которых нет Шляпника. Просыпается посреди ночи, а уснуть больше не получается. Она перебирает воспоминания, расцвеченные буйными красками, сравнивает с блеклыми днями на судне и тяжело вздыхает. Встречая очередной рассвет на палубе, она надеется сделать больше возможного, хоть и меньше необходимого. В каждой шляпе чувствует его присутствие и грустно улыбается. Она хочет увидеть его, а не разглядывать чужие колпаки и фески, выискивая безуминку в расцветках, бантах и даже стежках. Ей отчаянно не хватает того, кто верит в нее безоговорочно, несмотря ни на что. Алиса хочет тепла и близости настолько, что в одном из портов подбирает на улице котенка.

Ее кот улыбается, глядя на нее перед сном.

Он осваивается даже быстрее, чем сама Алиса. Мурлычет, играет, но не позволяет себя гладить. Стоит ей дотронуться до шерсти — шмыгает в угол и урчит. Ей даже кажется, что щурится. Того и гляди перевернется в воздухе, расплывется в ухмылке от уха до уха и исчезнет. Она в первый же вечер называет его Чеширом. А как иначе при таких-то ужимках?

— Кто в доме хозяин? — спрашивает Алиса, пытаясь выудить его из-за ящиков с вином.

— Мур, — подает голос кот, но не высовывается.

У нее нервно дергается глаз, потому что в этом звуке ей слышится «Я» с типичной Чешировой интонацией. Дыхание сбивается, но Алиса тут же ругает себя. Чего еще ожидать, если только и думает о выдуманном мире и мечтает туда вернуться. Было бы желание, везде можно найти намек.

Алиса разворачивается на каблуках и почти убегает из трюма. Это все из-за замкнутого пространства и отсутствия компании как таковой. Вот ей и остается разговаривать с собой да котом, команда корабля не в счет. Раздачу сухих распоряжений и выслушивание отчетов даже безумец не назовет общением. Она хочет говорить о бесконечном и быстротечном, фантомном и несбыточном.

— Это может быть, а может и не быть.

Она подскакивает на кровати от знакомого ехидного голоса и, готова поклясться, видит, как в темноте растворяется улыбка. А под боком мурлычет Чешир, глядя не зелеными — изумрудными глазами. И, как ни странно, она не чувствует себя сумасшедшей, скорее умиротворенной.

Безумцы всех умней. Ведь так, папа?

Иногда сны просто сны.

Взгляд Шляпника не может быть таким злым, чтобы она глотала ртом воздух и не могла надышаться. Теплый, уютный, чудоковатый Террант не способен на месть и самоуничтожение. Если после смерти семьи он не обратился во зло, то после Бравного дня даже не подумал бы. Эйфория после смерти Бармаглота рассыпается карточным домиком по каменным ступеням. Все не может быть так, как во сне. Это ее иллюзия, затаенный подсознательный страх, но не взаправду. Шляпник, засовывающий иглы под ногти Белой королевы, выглядит так же чужеродно, как Труляля и Траляля в этом мире. Чужеродно и жутко, но до боли реалистично. Это не ее воспоминание, просто не может им быть. Алиса вытирает слезы со щек и кашляет: легкие сдавливает жгутом сдавливает спазм.

Не ее Шляпник, не ее Террант.

Кто-то играет с ее разумом злую шутку, иначе для чего ей возвращаться? Ей не под силу искать свет во тьме, когда она уже победила в неравной схватке, схватившись за рукоять Вострого меча. Тут не помогут ни мудро-загадочные наставления Абсолема, ни двусмысленные хмыканья Чешира, ни воинственность Мальямкин, ни даже увещевания о добродетели Мираны.

В хаосе нет порядка. В ненависти нет принятия.

Она вернется в Страну чудес как Алиса, а не бравный воин.

Когда дела будут сделаны, а слова сказаны, она с облегчением прикроет глаза и тихо-тихо выдохнет. Никто не услышит, вряд ли заметит, Алиса поймет: она свободна. Отбросит фантазии и воспоминания, чертежи и договоренности, и тогда позволит себе уйти. Отыщет кроличью нору, заглянет в нее и шагнет в пустоту. Свободное падение наполнит душу не паникой — радостью. Алиса узнает, что значит летать.

Как только она выпьет уменьшуньку и откроет дверь, попадет в мир невообразимого настоящего. Ее будут ждать у самого входа, потому что скучали. Не переставали верить. Знали: она принадлежит безумцам.

Отказываться от возможности раскрашивать белые розы красными красками, пить чай без кипятка и быть разной, но всегда той самой Алисой она не станет.

— Наша Алиса, — глубокомысленно протянет Абсолем, выпуская очередную струю дыма.

— Наша Алиса, — пропищит Мальямкин.

— Наша Алиса, — возникнет, как всегда, из ниоткуда Чешир.

— Моя Алиса, — улыбнется Шляпник и сожмет ее руку в своей.

Она молча согласится и не отведет взгляд. Как же ей его не хватало…

Отец каждое утро подбирал разные чудеса, чем невероятнее, тем лучше, — Алиса думает об одних и тех же. Повторяет, как мантру, и на душе становится немного теплее. Достаточно, чтобы не ежиться от порывов ветра, не вздрагивать от чужих неуместных прикосновений, просыпаться с надеждой. Быть может, именно этот день станет последним в безликом — не странноватом и чудесатом — месте. Быть может, именно сегодня она вернется домой.

Чем больше она верит в чудеса, тем вероятнее, что они окажутся реальностью.