Пойманный мотылёк (гет)

Гар­ри чувс­тву­ет се­бя мо­тыль­ком, ле­тящим на свет. Толь­ко выб­рал он не за­уряд­ное све­чение лам­пы или улич­но­го фо­наря, а яр­кую Джин­ни, выт­канную из до­воль­но­го хо­хота и хмель­но­го, бес­ша­баш­но­го ве­селья — Джин­ни с про­битым ос­трым жа­лом вой­ны кус­ком ры­жего-ры­жего вес­нушча­того сол­нца в под­ре­берье.

Она щед­ро да­рит Гар­ри своё теп­ло: об­жи­га­ющи­ми гу­бами по ще­ке, паль­ца­ми, счи­та­ющи­ми поз­вонки, ог­ненным об­ла­ком во­лос на пле­че, оше­ломи­тель­ным чувс­твом под­дер­жки и по­нима­ния. И Гар­ри эго­ис­тично хо­чет­ся, что­бы нас­то­ящее сол­нце — нас­то­ящее толь­ко в Джин­ни, на не­бе сов­сем не та­кое, фаль­ши­вое — це­ликом при­над­ле­жало ему. Хо­тя зна­ет, что это не­воз­можно: Джин­ни ва­жен не толь­ко он.

Джин­ни улы­ба­ет­ся, ког­да от­де­ля­ет (боль­но, чер­тов­ски боль­но) от умень­ша­юще­гося кус­ка сол­нца ви­ти­ева­тую струж­ку, ко­торую вплав­ля­ет — на­мер­тво, не от­де­лить уже — в ду­шу и сер­дце Джор­джа, что­бы все­го се­кун­ду ви­деть его улыб­ку. У неё в под­ре­берье ос­та­ёт­ся ук­ро­щён­ное Ад­ское пла­мя; оно за­бива­ет лёг­кие пеп­лом и ме­ша­ет лег­ко ды­шать.

Джин­ни за­дор­но сме­ёт­ся над не­лов­ки­ми шут­ка­ми Не­вил­ла, свя­зывая сол­нечны­ми ни­тями его ру­ки с хруп­ки­ми за­пясть­ями Хан­ны. Внут­ри те­перь ед­ва теплится огонёк свечи, клей­мя Джин­ни тя­жёлым вос­ком. Джин­ни уже не ле­та­ет — хо­дит.

Она креп­ко об­ни­ма­ет ро­дите­лей, на­киды­вая на них тон­кий, свя­зан­ный из теп­ла плащ, ко­торый на нес­коль­ко ми­нут смяг­чит го­ре. И сов­сем не об­ра­ща­ет вни­мания, что тём­но-ры­жие соз­вездия вес­ну­шек — мес­та соп­рикос­но­вения ос­трых внут­ренних лу­чей с ко­жей — блек­нут с каж­дой встре­чей всё больше.

Гар­ри Джин­ни вру­ча­ет пос­леднее — сер­дце­вину, мед­ную и го­рячую, вмес­то че­го-то из­ло­ман­но­го, по­корё­жен­но­го у не­го внут­ри. У Джин­ни Пот­тер те­перь в под­ре­берье — тёп­лая, прог­ре­тая пус­то­та.

Гар­ри улы­ба­ет­ся на­тяну­то и ста­ра­ет­ся не от­ры­вать ла­доней от её хо­лод­ных плеч, пы­та­ясь по­делить­ся всем, что есть; нес­коль­ко раз про­бу­ет по­гово­рить с ней и не­из­менно встре­ча­ет не­пони­ма­ющий взгляд ка­рих глаз. Гар­ри жут­ко, по­тому что он уз­на­ёт в Джин­ни се­бя: та же без­за­бот­ность и сле­пое стрем­ле­ние от­дать всё, что­бы по­мочь род­ным и близ­ким, не по­нимая, что от­да­вать уже не­чего. Джин­ни сов­сем не ду­ма­ет о том дне, ког­да ду­шев­ная тем­пе­рату­ра опустится ни­же ну­ля.

И Гар­ри чувс­тву­ет се­бя мо­тыль­ком, пой­ман­ным в ло­вуш­ку сво­их ин­стинктов, — мо­тыль­ки ведь ле­тят на свет. И вы­бира­ет он не по­гас­нувшее сол­нце, а хо­лод­ное рав­но­душ­ное све­чение По­лум­ны. Ес­ли бы баг­ря­ный лос­кут сол­нца выг­ля­нул бы — хоть ле­ни­во, хоть на­мёком — из-за го­ри­зон­та, лун­ные ли­нии ис­тле­ли бы сра­зу. Но он не выг­ля­дыва­ет, они не тле­ют.