Глупая тайна (гет)

— Гарри, ты опоздал!

Да, он опоздал. И что в этом такого удивительного? Разве странно, что человек старается придти как можно позже туда, куда ему идти не хочется?

— Я старался, Гермиона, но раньше не получилось.

— Что-то незаметно, что бы ты слишком спешил.

— Как только смог, так сразу…

— Не верится что-то. Можно подумать, это занятие мне нужно, а не тебе.

— Ну, всё, всё, Гермиона! Я всё понял, я виноват, сейчас будем учиться. О’кей?

Что может быть скучнее, чем библиотека? Только Гермиона в библиотеке. Гермиона, обложившаяся книгами, как крепостными стенами, за которыми ещё валы свёрнутых пергаментов и рвы вспомогательных листочков, доверху залитых морем чернильных волн мелкого гермиониного текста. Она верховная королева в своём царстве занудных учебников, пространных пособий и заковыристых трудов каких-то древних и не очень авторов. Отсюда она готовит своё новое наступление на так жаждуемые ею новые знания.

— А где Рон? Ты разве не передал ему, что я и его просила присоединиться. Ему это тоже будет полезно.

— У него заболел живот сразу после обеда.

— Серьёзно?! — она скептически растянула губы. — Живот? И он пошёл к мадам Помфри, конечно же?

— Вообще-то, нет. Он сказал, что просто немного полежит, и всё пройдёт.

— Я так и думала, — закивала она головой. — Передай ему, что когда у него в следующий раз «заболит живот», пускай он в этот день не рассчитывает на мою помощь с домашним заданием.

— По-моему, ты слишком строга. А вдруг ты ошибаешься, и у него правда…

— Закончим этот разговор, — отрезала она, поворачиваясь обратно к своим записям.

Он понял, что лучше и вправду её больше не раздражать. В конце концов, она была права — ему это занятие действительно было нужно, он сам, фактически, и напросился на него, когда высказал сегодня свою жалобу после урока трансфигурации.

Он учился… средне. Он привык к тому, что особо не выбивается из общей массы, что-то получалось лучше, что-то хуже. Разумеется, была такая головная боль, как зельеварение, но там был особый случай. Он даже и не пытался особо стараться исправить положение — знал, что бесполезно, Снейп всё равно выше «удовлетворительно» не поставит, найдёт к чему придраться. Но были и предметы, по которым плохие оценки получать было стыдно. И трансфигурация входила в их число, прежде всего, из-за Макгонагалл, которая относилась к ним хоть и строго, но всегда старалась помочь, если это было возможно. И, в конце концов, она же была их деканом, подводить её совсем не хотелось. А вот сегодня он её подвёл, он прекрасно видел, как она была расстроена, когда ему банально не удалось повторить то, что было написано в его же эссе. Из-за этого она решила, что он списал. И у кого же он мог списать, как не у своей лучшей подруги? В результате, Гриффиндор лишился разом двадцати баллов, а он сам подвергся серьёзной выволочке от Гермионы. Вот тогда-то он и пожаловался, что как следует не смог понять предыдущее занятие, написав эссе просто по памяти, не задумываясь. И вот, теперь он здесь, пускай и не по своему желанию, но, во всяком случае, по своей воле.

Он уселся напротив подруги, и гермионин рыжий кот немедленно выбрался из-за груды книг, сложенных рядом с хозяйкой, и перебрался на его сторону стола, улегшись перед ним и внимательно уставившись своими оранжевыми глазищами.

— Вот, и Косолапус тебя не одобряет, — ворчливо заметила Гермиона, и он не стал ничего отвечать, хотя у него самого на этот счёт было иное мнение. Ему-то как раз казалось, что гермионин питомец ему благоволит, правда, откуда именно у него взялось такое ощущение, он не знал. С Роном котище, понятное дело, не ладил ещё с начала этого учебного года, относительно всех остальных сказать было сложно, но вот стоило появиться ему — Гарри — как тот немедленно оказывался где-то рядом. Впрочем, почему бы и нет, во всяком случае, он его никогда не обижал, а иногда даже подкармливал.

— Для начала — вот, — Гермиона передала ему книжку с закладкой внутри. — Прочитай там, где заложила, две страницы. Потом можешь задать вопросы.

— А может лучше, как-нибудь того… на словах?

— Ты вполне способен справиться сам с такой простой задачей, — сердито сказала Гермиона, не отрываясь от своей бесконечной писанины. — К тому же, у меня ещё полным-полно своих заданий.

Он вдруг вспомнил те наблюдения, которые Рон высказывал ему относительно странного появления их подруги то на одном, то на другом уроке, причём так, что её просто не могло там изначально быть. Тогда он отмахивался, сейчас, взглянув на высокие стопки учебников, и прикинув количество факультативов, ему в голову тоже стали закрадываться какие-то смутные подозрения. Но, так как звучали они просто глупо и смешно, высказывать их вслух он не решился. Должно быть, всему есть простое и ясное объяснение. А если даже оно и не очень простое, то это же Гермиона, а она умела такие вещи, от которых диву можно было даваться, так что пускай себе.

Он раскрыл книжку и тоскливо уставился в плотные штабеля печатного текста. Должно быть, она и правда дала ему что попроще, способное ему помочь с трансфигурацией. Но то, что для неё было попроще, для него представляло реальную проблему. Он вздохнул и принялся читать.

Надо ли пояснять, что когда читаешь то, что не хочется, постоянно тянет отвлечься, стоит только появиться подходящему поводу. Он немедленно поднял глаза, увидев, что Гермиона выбралась из своей «цитадели» и отправилась о чём-то побеседовать с библиотекаршей. Её пергаменты уже расползлись почти по всему столу. Обычно она при подготовке имела под рукой свою личную записную книжку и вдобавок широкую тетрадку для черновых записей и заметок. Записную она всегда таскала с собой, никогда не выпускала из рук, а вот черновики часто оставляла на столе. На этот раз тетрадка валялась боком к нему, в раскрытом виде, и он невольно задержал взгляд, первоначально не имея желания что-либо читать оттуда, но его внимание как будто что-то привлекло.

Через секунду он понял, почему так получилось. Он слишком хорошо знал почерк Гермионы, его трудно было с чем-то спутать. Буквы были мелкие, одного размера, с тонкими линиями, строчки ровные и аккуратные, практически ни одной помарки. Поэтому несколько подряд жирных заглавных букв большого размера поневоле притягивали к себе взгляд. Действительно, на фоне обычного бисерного почерка несколько раз обведённые печатные аббревиатуры смотрелись слишком контрастно. Они явно были написаны буквально только что или уж, во всяком случае, совсем недавно, потому что стояли в самом низу почти исписанной страницы, иначе можно было бы даже предположить, что их писала вообще не Гермиона.

То, что это именно аббревиатуры, он догадался сразу, потому что как иначе расценить такие вот: ДСР, ДСВР и даже однажды ДСВРГ?! Он приподнял брови и почесал висок указательным пальцем. Занятно. Конечно, вряд ли загадка была такой уж важной, но почему-то сразу захотелось узнать, что это означает, уж больно много раз прошлось перо по одним и тем же уже написанным линиям.

Ну, так и нет ничего проще! Сейчас его подруга вернётся, и он спросит у неё. Но вот тут-то и возникала проблема — Гермиона терпеть не могла, когда кто-то лез в её записи, даже когда просто стоял за спиной в то время, пока она писала. Скажи он ей, что взглянул в её тетрадку, даже случайно, скандал обеспечен. А она и так уже на него сегодня достаточно сердита за промашку на трансфигурации.

Он пожал плечами и решил оставить свои вопросы при себе. Скорее всего, это действительно какая-то ерунда. Записи же сделаны в тетрадке-черновике? Значит это наверняка какие-то пояснения или напоминания, что тут такого странного? Но голова устроена таким образом, что далеко не всегда подчиняется приказам, особенно когда ей не хочется думать о том, о чём заставляют. Так что в мозгу немедленно принялись крутиться варианты расшифровки, словно в какой-то логической игре.

«Для Своего Решения? Для Себя Временное Решение? Должна Сегодня Решить? Делать Сегодняшние Руны?»

Сколько он ни старался, варианты выходили какие-то кривые и неуклюжие. Как-то не сочеталось это с гермиониной аккуратностью.

Постепенно, как это всегда и бывает, когда разгадка не находится, по мере того, как он перебирал варианты, в голову стали заползать всякие абсурдные сочетания, и их становилось всё больше и больше.

«Десять Солёных Рыб… Дремать Сейчас Разрешается… Дать Снейпу Возможность Рычать… До Самой Вершины Радости… Дамблдор Спихнул В Ров Гермиону…»

Фразы выходили всё абсурдней и абсурдней, и в конце концов, он разозлился сам на себя. И чего к нему так привязалась эта глупая игра? Гермиона уже давно вернулась и сейчас, посматривая на него, наверное, думала, что он напряженно пытается понять содержимое книжки, настолько сосредоточенное у него было лицо. Знала бы она, какой ерундой сейчас заняты его мысли. Стало немного стыдно перед ней, она ведь так старается им с Роном помочь…

Внезапно, его словно озарило. «Р», скорее всего, означает «Рон». Тогда ДСР — это что-то вроде «Домашка Сегодня Рону». Она просто напоминает сама себе не забыть помочь другу с домашним заданием. ДСВР тогда — «Домашка Сегодня Вечером Рону». А «Г» — это он — Гарри, «Домашка Сегодня Вечером Рону и Гарри». Звучало всё равно криво и неуклюже, да и не выражалась она так никогда — «домашка», но это вслух. Для себя могла написать что угодно.

Он решил, что нашёл удовлетворительный ответ и, наконец-то успокоился, углубившись в чтение.

Само собой, он бы очень быстро забыл о подобной ерунде, но тем же вечером буквы попались ему на глаза вновь. Возможно, у него и раньше была возможность их видеть, но он не обращал внимания. После сегодняшнего же случая в библиотеке он уже чисто автоматически присмотрелся к листку гермиониной тетрадки-черновика, когда она бросила её распахнутую перед собой в гостиной Гриффиндора. Надпись ДСВР явственно просматривалась в самом низу страницы. И ещё одна такая же была косо написана вдоль внешней кромки листа. Он нарочно сел поближе и, скосив глаза, наблюдал, как Гермиона задумчиво обводит аббревиатуру, поджав губы и серьёзно о чём-то размышляя. По крайней мере, вид у неё был довольно напряжённый.

Впервые к нему закралось беспокойство за свою подругу. Тот вариант с домашней работой, который пришёл ему днём, явно оказался несостоятельным. Какой смысл ей было самой себе напоминать о том, что было буквально перед глазами? Не могла же она забыть помочь Рону, уже сидя вечером в башне? Может, у неё какие-то проблемы? Что-то случилось, о чём она не хочет рассказывать своим друзьям. Или боится. Нет, второе вряд ли, конечно. Она почти ничего не боялась, но мало ли какие у неё могли возникнуть переживания. Может быть, что-то дома, с родителями или родственниками.

Он почесал в затылке. И поинтересоваться нельзя. Возможно, ему бы удалось уговорить её рассказать. Но, вероятнее всего, он просто забивал себе голову какой-то чепухой. Риск ссоры был не оправдан, пока он хотя бы приблизительно не сможет оценить масштаб опасности. Хм, да и какие вообще опасности могли грозить от нескольких ничтожных букв?!

Гермиона, тем временем, не обращая на него особого внимания, продолжала машинально обводить уже написанные буквы, отчего те становились всё жирнее и жирнее. Наконец, она потёрла лоб и как будто бы только сейчас увидела его рядом.

— Гарри, тебе нечем заняться?! Все уроки уже сделаны?

— Вообще-то, я хотел…

— Что? — она строго уставилась на него.

— Хотел… спросить… кое-что.

— Ну?

Он с трудом подавил желание бросить красноречивый взгляд вниз на её тетрадку, которую она уже успела закрыть.

— Ладно, Гермиона, потом спрошу. Похоже, ты сейчас не в настроении.

— Гарри, если ты хочешь что-то ещё уточнить по поводу трансфигурации, то…

— Нет-нет-нет! Прости, я пойду, найду Рона.

— Вот это правильно! Немедленно заставь его заниматься, иначе я сама им займусь!

— Хорошо, хорошо. Обязательно.

После этого вечера мысль о загадочных аббревиатурах буквально втемяшилась ему в голову. Он сам поражался, как такая чушь может постоянно приходить на ум, выдавая время от времени самые неожиданные варианты расшифровки в самые неподходящие моменты. На уроках, к примеру. Или во время квиддичной тренировки…

«Дырявый Сыр Во Рту. Двести Сорок Восемь Рук. Дочь Северуса Встает Рано. Дурак, Сколько Выдашь Разных Глупостей?»

Казалось бы, ну что за ерунда! Но так бывает, вот пристанет какая-нибудь простенькая мелодия или строчка в песенке, и всё, не отстанет ни за что, будет крутиться и крутиться, как заведённая, днём и ночью.

В конце концов, он уже почти решился задать подруге вопрос, который должен был развеять его сомнения. Ждал только подходящего момента, когда она будет в благодушном настроении, правда, это тоже далеко не гарантировало, что она не напустится на него с упрёками, но, по крайней мере, хотя бы не станет всерьёз обижаться. Чьё доверие он точно не хотел терять ни за что на свете, так это Гермионы! Но подходящий момент всё никак не хотел подворачиваться.

Зато ему представилась другая возможность.

Они сидели у Хагрида, пили чай. Гермиона в очередной раз пыталась растолковать их косматому другу юридические детали, а заодно, хотя бы слегка успокоить его из-за печального происшествия с гиппогрифом. Когда пришла пора уходить, она сказала:

— Рон, Гарри, вы же сейчас идёте в башню? Не могли бы захватить мои вещи, а то мне надо ещё зайти к профессору Спраут.

«Он!» «Он понесёт!» Несколько секунд они толкались, перебрасывая друг другу наиболее тяжёлые из её книжек, пока не были прерваны её гневным окриком.

— Перестаньте! Вы ведёте себя, как малолетние балбесы. Книги — это вам не игрушка! Держите крепко и только попробуйте хоть что-то уронить!

Пока они плелись к себе, он вдруг ощутил, что ему тяжеловато тащить такой груз, хотя это была всего половина гермиониного багажа.

— Слушай, а чего это она раньше никогда не просила нас ей помочь? — обратился он к Рону, изумляясь, почему ему самому такая мысль пришла в голову только сейчас. Тот пожал плечами.

— Ты же слышал. Боится доверить нам свои драгоценные учебники, наверное.

— Хм, неужели она вправду думает, что мы такие дурачки?

— Ха, Гарри, а ты что — только сейчас это понял?!

— Не верю.

— Да брось ты, как будто первый год её знаешь! Она умная, конечно, но некоторых простых вещей не понимает, хоть ты тресни! Взять хоть эту её идею сокращать названия команд.

— ГРИК?.. — проговорил он задумчиво. — Слушай, Рон, а о ДСВР ты никогда не слышал?

— Мм, нет, а что это?

— Да так… попалось как-то на глаза. Ерунда, скорее всего.

— Если в газете, то это, наверное, название какого-нибудь департамента. В Министерстве их как гномов в нашем огороде. Как они сами там во всех них разбираются, не понимаю.

— Угу, — кивнул он, не желая больше развивать тему. Не хватало ещё, чтобы Рон как-нибудь случайно ляпнул вслух в присутствии Гермионы. Тогда скандала точно не оберёшься.

Добредя до гостиной Гриффиндора, они свалили свой немалый груз на столик в углу — традиционное место вечерних посиделок Гермионы. Туда же выпала и тетрадь-черновик, затесавшаяся между двух толстых книг.

— Я пойду наверх, переоденусь, — заявил Рон, получше перехватывая подмышкой собственные учебники.

— Угу, — буркнул он, приземляясь на диван. Его взгляд не отрывался от злополучной тетрадки. Как назло на колени ещё и тут же запрыгнул огромный рыжий кот и принялся топтаться по его ногам, с явным намерением улечься поудобней.

Соблазн был велик. Конечно, он не должен был этого делать, он и так уже поступил нехорошо со своей подругой, заглядывая в её записи. Но, с другой стороны, не такие уж важные записи, она сама к ним так относилась, иначе ни за что не доверила бы запросто их таскать и бросать на стол, где их мог прочесть кто угодно. Со своей личной записной книжкой она никогда так не обращалась, постоянно прятала её и таскала с собой. А здесь… Ну какие секреты могут быть в черновиках домашних заданий?! В вариантах решений задачек по нумерологии? В тренировке правильного выписывания рун?

«Может, это тоже своего рода тренировка? Выписывание определённых букв помогает правильно развить руку?»

Такой вариант был вполне в духе Гермионы. Ну так и чего же тогда он так опасается? Тем более что у него же самые благие намерения. Проверить, всё ли в порядке с лучшей подругой. Косолапус сошёл с его коленей и присел рядом на диване. Он нерешительно встал и подошёл к столу.

Тетрадка была толстой, похожей на ежедневник, но, распахнув её, он понял, что числа не проставлены. Числа Гермиона проставляла сама, аккуратно в углу каждой начатой страницы и, порой, случались пропуски, а часто несколько страниц было поименовано одним и тем же числом. Он перекинул на начало — первые записи датировались серединой прошлого года. Содержание было именно тем самым, которое он и ожидал увидеть: сплошная писанина с уроков, примеры, чертежи, обведённые в рамку магические формулы, заклинания, и тому подобное. Странно было видеть многочисленные перечёркнутые и даже замалёванные строчки, слова и символы, исправления и помарки. Странно, потому что всякий, кто хоть раз видел выполненную работу Гермионы Грейнджер, сказал бы, что она просто образец аккуратности. Даже почерк здесь был менее стройный, вытянутый в одну линию, более расхлябанный, и сами буквы казались больше, чем обычно. Он даже мог проследить, как её почерк изменился с прошлого года, стал ещё мельче и убористей. Но его интересовало, конечно, не это. Он даже старался, по возможности, не вникать в написанное, не потому, что так уж не любил учёбу, а чтобы ненароком не увидеть что-нибудь личное, вдруг оно как-нибудь затешется среди всех этих школьных текстов. Он не верил, конечно, что здесь что-то такое будет, верил бы, вообще ни за что не открыл бы эту тетрадку, но совсем без личного всё же не обошлось.

Оказывается, Гермиона время от времени рисовала. Ну, как рисовала… просто выводила силуэты. Видимо, в минуты раздумий. И у неё это чертовски хорошо получалось, наверное, рука была привычна к чётким линиям. Он моментально узнал в очертаниях и Рона, и кого-то из учителей и даже гермиониных родителей, когда они появились на листках, исписанных летом, где в записях случались значительные пропуски. Особенно выделялся Снейп со своим неповторимым профилем, которого признать было проще простого. Ну, и его собственные очки не оставляли простора для трактовок. Они, вкупе с чёрными вихрами на голове, шли, наверное, на втором месте по частоте рисовки.

Всё это, конечно, было забавно, но искал-то он не это. Конечно, он немедленно наткнулся на последних страницах на те самые пресловутые аббревиатуры, встречающиеся чаще всего внизу страницы, реже — на полях. Они появлялись не на каждом листе, но раз за разом, и когда он отлистал назад достаточно далеко, то понял, что началось это примерно с началом третьего курса. Ни на втором курсе, ни летом ни одной такой надписи не было. И чем дальше с начала курса, тем их было больше, тем жирнее и неаккуратней они были прописаны. Сперва он предположил, что это всё-таки какое-то происшествие, случившееся с подругой на каникулах, но почти сразу отбросил это предположение. Тогда всё было бы наоборот, частота появления уменьшалась бы, начиная с лета. Сейчас же он не знал, что и думать. Никакой расшифровки ни разу не встретилось, а тот сумасшедший нажим, та жирнота прорисовки букв, в некоторых местах почти уничтожившая бумагу, внушала сильные опасения. Особенно, когда он увидел несколько раз появившиеся огромные СС, вдобавок к уже известным ДСР, ДСВР и ДСВРГ. Они встретились всего раза три, но нешуточно его напугали, намалёванные с какой-то истеричной небрежностью едва не в четверть страницы.

Он захлопнул тетрадь, и вовремя, с лестницы уже слышался топот ног его друга. Он бережно положил черновик ровно на то место, откуда его взял, и приложил ладонь тыльной стороной ко лбу. Ему со всей очевидностью стало понятно, что с полученной информацией нужно срочно что-то делать. Гермиона явно от чего-то сильно нервничала, а он же её знал — по пустякам она никогда нервничать не будет. Что-то её сильно беспокоило, и почему-то она упорно не хотела делиться этим даже со своими лучшими друзьями. И главное, ведь этот год своими событиями и близко не шёл в сравнение с прошлым, когда по школе безнаказанно ползал гигантский змей, охотящийся на магглорождённых. Конечно, сейчас был и сбежавший Сириус Блэк, и дементоры, и эта отвратительная история с гиппогрифом Хагрида, но для такой девчонки, как Гермиона, это было не поводом настолько выходить из себя. А то он её не знал! Тут должно быть что-то посущественней.

Первой мыслью было немедленно обсудить всё с лучшим другом. Благо тот как раз спустился вниз с большим яблоком в руке, вытащенным из широкого кармана. Видать, прихватил с собой со стола Хагрида. Завидев Рона, кот отчего-то скакнул прямо на столик и встал там между книг хозяйки с напряжённым, подрагивающим хвостом.

— Рыжая скотина! — пробормотал Рон, пережёвывая яблоко.

Но и пары секунд размышлений хватило, чтобы понять — с Роном он хочет поговорить «для себя», ничего полезного в подобной ситуации друг ему посоветовать не способен, кроме как послать его дальше по цепочке, к кому-нибудь из учителей. А делиться такой информацией просто, чтобы выговориться, наверное, не стоило, даже и с лучшим другом, который постарается не болтать, если его об этом попросить.

Лучше уж до времени быть посдержанней и выбрать того из преподавательского состава, кто сможет помочь наилучшим образом. Мысли немедленно забегали, перебирая возможные кандидатуры.

Разумеется, для помощи лучше всего подходила их декан. Был ещё Дамблдор, но его точно не хотелось беспокоить по такой ерунде, а то, что для директора подобный вопрос был бы ерундовым, он понимал прекрасно. К тому же, Дамблдору не соврёшь и не утаишь ни капли информации, он всё равно обо всём догадается, даже если пытаться помалкивать. Макгонагалл же как раз по работе и должна была заниматься своими подопечными с Гриффиндора, а значит, кому как не ей решать такие вопросы. Но с ней не получится поговорить так, чтобы Гермиона потом ничего не узнала. Просто посоветоваться тоже не выйдет, она насядет на него и не отстанет до тех пор, пока он всё откровенно не расскажет.

Впрочем, довольно быстро ему пришла на ум единственная подходящая кандидатура. Это, конечно же, был профессор Люпин, явно относившийся к нему по-особенному. Тут и вариантов-то больше не было, не к Снейпу же обращаться, в самом-то деле!

Профессор Люпин, похоже, не особенно был удивлён, когда увидел его в дверях своего кабинета. В последнее время идти к тому за помощью стало уже доброй привычкой. Несмотря на это, ему пришлось тщательно подумать, как правильно сформулировать свой вопрос. Он понимал, что его волнение может показаться слишком надуманным и незначительным взрослому преподавателю. Да и раскрывать имя своей подруги совсем не хотелось. Возможно, профессор ЗОТИ и относится к нему хорошо, но, кто знает, что потребует его учительский долг.

— Что такое, Гарри? — Люпин, как всегда выглядел словно бы вечно уставшим.

— Я пришёл к вам за… консультацией, сэр.

— Конечно, конечно, я тебя слушаю. Ты не понял что-то из того, что мы проходили на сегодняшнем уроке?

— Не совсем, сэр. Это… скорее, личное. Просто я не знаю, к кому ещё обратиться, потому что это… деликатный вопрос. Боюсь, профессор Макгонагалл тут же начнёт выспрашивать у меня подробности, а я не могу ответить.

— Гарри, ты зря считаешь, будто профессор Макгонагалл неспособна оценить деликатность момента. Уверяю тебя, ваш декан — опытный преподаватель, она…

— О, я знаю, сэр, честное слово! Но мне правда было бы намного легче поговорить с вами.

— Ну, хорошо, хорошо, я не собираюсь прогонять тебя, Гарри. Разумеется, если ты пришёл с вопросом ко мне, я помогу тебе, чем смогу. Располагайся.

Он нарочно не стал присаживаться. Стоя деликатные вещи объяснять было легче. Он не знал, с чем это связано, но замечал такое не раз.

— У меня есть один друг… точнее, знакомый. И я за него волнуюсь, точнее, стал волноваться. В последнее время. Он… делает странные вещи. Не то чтобы что-то плохое… просто необычное.

— Так, и что же, Гарри?

— На самом деле, возможно, это и ерунда! Скорее всего, вы так и подумаете, ну, что это ерунда.

— Гарри, вовсе необязательно, что я так подумаю, с чего ты взял?

— Потому что со стороны это выглядит и правда, как какая-то мелочь.

— Так, продолжай, продолжай, я слушаю.

— Я увидел… случайно, профессор, честное слово, это вышло случайно! Так вот, я случайно увидел в тетрадке… черновике, в которой этот самый знакомый пишет что-то на домашних заданиях… Там… были странные буквы, сэр.

— Буквы?

— Ну да. Это глупо звучит, я знаю, в черновике же и пишут буквы, но они… были слишком большие.

— В каком смысле?

— Ну, такие… гораздо больше обычного текста. Какие-то… сокращения, наверное.

— И что же тут такого странного? Уверяю тебя, Гарри, когда я сам учился в школе, я, порой, на уроках малевал довольно необычные узоры, причем это выходило само собой. Многие так делают.

— О, я знаю, профессор! В том-то и дело, что… если бы это были просто каракули… или рисунки, я бы не удивился. Но это были именно буквы, именно сокращения, всегда одни и те же, очень быстро, я бы сказал, очень… нервно написанные. Как будто тот, кто их писал, очень волновался. Не знаю, как объяснить, но это было видно.

— Ну, хорошо, допустим. И что это были за буквы?

— ДСВР. Или просто ДСР. Или даже ДСВРГ.

— И что же это значит, по-твоему?

— Вот, я и пришёл для того, чтобы спросить — не знаете ли вы, что это может означать? Может быть, моему другу… знакомому... грозит какая-то опасность, о которой он никак не может забыть?

— Честно говоря, Гарри, в первый раз слышу подобные аббревиатуры. Как ты сказал, ещё раз?..

— ДСВР, ДСР…

Люпин задумчиво помотал головой.

— Никогда не слышал. А тебе не проще спросить у этого самого твоего знакомого, что это означает?

— В том-то и дело, профессор, что раз я подсмотрел это, пусть и случайно, я не могу подойти и спросить. Получится неудобно. На меня, скорее, обидятся, чем что-то расскажут.

— Ну, наверное, ты прав. Однако, как я уже сказал, я не знаю, что это значит.

— Очень жаль!

— Увы, Гарри.

— Хорошо, но… — он встрепенулся. — Но вы же можете узнать. Для вас это намного легче, чем для меня. Спросить у кого-то ещё из профессоров.

Люпин пожал плечами.

— Я могу попытаться, конечно. Не обещаю, что я узнаю, но…

— Конечно, сэр! Просто попробуйте.

— Может быть, всё-таки назовёшь имя этого твоего знакомого, чтобы мне было легче понять, где именно искать?

— Нет, простите, сэр, я никак не могу. Потому и обратился к вам, что наделся, что вы не будете настаивать.

— Ну, хорошо, как скажешь.

— Вы могли бы… могли бы спросить у профессора Дамблдора, в крайнем случае. Уж он-то наверняка должен знать. По-моему, он вообще всё знает.

— Если будет такая возможность, обязательно спрошу.

— Огромное вам спасибо! Я буду ждать.

Этот разговор его слегка успокоил. Пускай Люпин и не смог ответить на его вопрос, но наверняка кто-то из учителей сможет, тем более, сам Дамблдор. Оставалось, как он и сказал, просто немного подождать. Он надеялся, что за это время с Гермионой не произойдёт ничего ужасного.

Но удержаться от наблюдения за ней не мог. За её строчащими слово за словом пальчиками, которые казались ему теперь, когда он стал наблюдать за ними, совсем маленькими, детскими, и вся она как будто стала выглядеть меньше, чем виделась раньше, когда он особенно не присматривался к ней. Очевидно, всему виной была её огромная шевелюра, делающая её выше, чем она есть, и конечно, её настырный характер и замашки старшего, возящегося с младшими сорванцами. Он наблюдал и не видел ничего необычного в её напряжённом внимании к выписываемому тексту, к её крепко, до белизны сжатым губам, большим глазам с часто моргающими ресницами, которые то замирали, когда она вспоминала о чём-то, то прыгали с листка на преподавателя и обратно или впивались в одного из друзей, когда вечером она пыталась втолковать им очередной урок. Да, она, бывало, нервничала, если её что-то выводило из себя, но она и раньше всегда так себя вела, по крайней мере, всегда, когда он мог её видеть. Напряжение было для неё естественным, ему казалось, что он вообще не видел её расслабленной. Впрочем, видел, конечно, но это случалось редко, и вряд ли он смог бы перечислить много таких моментов. И, да, с начала учебного года оно только росло, и не было ничего удивительного в этом факте, учитывая, сколько занятий она на себя взваливала.

И всё-таки конспиратор из него вышел не больно-то успешный. Ему казалось, что взгляды, которые он теперь бросал украдкой на уроках и в гостиной, чтобы проверить, не выводит ли Гермиона снова знакомые буквы, были мимолётными, что он всегда успевал отвернуться, прежде чем она бы могла заметить его повышенное внимание, но не тут-то было. Неизвестно как, но она заметила и, конечно, не преминула пристать с расспросами. Сперва, правда, она просто озадаченно хмурилась, ловя его взгляды, потом он как-то раз заметил, что она напряглась, когда он присел рядом перед одним из уроков, потом она отловила его в коридоре и оттащила в сторону для разговора.

— Гарри, что происходит?

«Что происходит». Он и сам не знал, что происходит, как он мог ответить.

— Мм, ты о чём?

— Ты чего глазеешь на меня, как на пятинога за завтраком? И уже не в первый раз, между прочим.

— Я... э-э... тебе показалось, — он пожал плечами, — ничего я не глазею.

— Гарри! — подбоченилась она. — Не смей меня обманывать! Ну-ка, погляди на меня. В чём дело?

— Да ни в чём! — попытался возмутиться он. — Ты чего-то выдумала.

— Выдумала?! Ладно... — она повернулась, вскинув подбородок с обиженным взглядом.

— Эй, постой! Ну... правда, ничего такого.

— Так ты скажешь или нет? Чего ты во мне такого заметил, что не хочешь признаваться?

— Ничего. Ничего я не заметил, — развёл он руками, и это была чистая правда. Видимо, поэтому она поверила и взглянула исподлобья.

— Тогда в чём дело?

Он помотал головой и пожал плечами.

— Может, у тебя у самого что-то случилось? Может, ты хочешь поговорить? Если так, то...

— Гермиона, — проговорил он с расстановкой. — Со мной всё в порядке... И с тобой, — подхватил он, увидев, что она готовится его прервать, — с тобой тоже всё в порядке! По крайней мере, я так думаю, — добавил он вдруг, сам не ожидая этого от себя.

Она приподняла брови, обвела его взглядом и почему-то ничего не ответила.

— Значит, с тобой всё хорошо, — кивнул он полуутвердительно. — Так?

— Гарри, — она медленно склонила голову на плечо, глядя на него подозрительно, — ты о чём?

— Ни о чём, — поспешил он снова замотать головой.

— Ну... ладно, — выдавила она, глядя ещё более подозрительно.

Он с облегчением выдохнул, когда она отвязалась от него. Подумал, что ещё легко отделался, она не стала сильно к нему приставать, так, как могла бы, если бы захотела, и он посчитал, что ему повезло. Но зато после этого разговора она изменила своё поведение.

Теперь, стоило ему только посмотреть на неё, как она тут же уставлялась в ответ, и в этом чувствовался вызов и настороженность одновременно. Она стала избегать садиться с ним рядом на уроках и вечером особенно тщательно обкладывалась книжками, чтобы он не смог просто так вторгнуться на её территорию. Она даже своего кота старалась держать подальше от него, хотя тот не особенно-то следовал её политике. Она как будто бы стала его опасаться, что изумляло и раздражало одновременно, рождая чувство нешуточного дискомфорта и заставляя ругать себя самого, как будто он был виноват в таком положении дел. По хорошему, стоило, конечно, всё-таки поговорить откровенно, к чему он всё больше склонялся, но как-то ему, чем дальше, тем всё больше казалось, что подобный разговор может нехорошо закончиться. Он и сам не понимал, почему, но казалось, и всё тут!

В конце концов, даже Рон заметил, что что-то не так, потому что подошёл и спросил его, «чего это Гермионка на него окрысилась». Он не знал, что ответить, потому что ситуация была другой, а какой — он и сам не понимал, и рассказать подробности не мог.

— Ты думаешь, она злится? — спросил он вместо ответа.

Рон почесал затылок.

— Да вроде бы, хотя непонятно с чего. Вы же, по-моему, ни разу не ругались, а она с самого начала года вся такая...

Какая «такая» Рон не успел договорить, потому что в этот момент рядом проходил Дин Томас, размахивая своим новым волшебным рисунком, и Рон помчался за ним вслед, пытаясь стать первым, кто увидит очередное художество.

Одним из вечеров они сидели и повторяли пройденный материал, у Гермионы был насморк, сказался давешний поход в Хогсмид и сугроб, в котором она оказалась по милости её друзей. Она поминутно тёрла кончик носа, в результате чего тот стал почти цвета чернил, которые покрывали её пальцы. Они с Роном постоянно переглядывались с насмешливыми улыбками, стараясь не выдать себя прорывающимся наружу смехом. Гермиона и раньше умудрялась пачкать себе чернилами лицо, но в последний раз это было уже довольно давно — в начале прошлого курса, да и никогда ещё это не выглядело настолько забавно. Наконец, Рон не выдержал:

— Если тебе пририсовать усы, ты снова станешь похожа на кошку.

Гермиона вскинулась на него, неодобрительно-недоумевающе сдвинув брови, а её кот немедленно навострил уши и уставился на Рона.

— Твой нос, — пояснил Гарри с широкой улыбкой.

— В чём дело?!

Он перегнулся через стол и осторожно попытался дотронуться до кончика её носа.

— Ты снова испачкалась.

И изумился тому, насколько быстро она отпрянула от его руки. Словно испугалась. Он ненароком взглянул вниз, нависая над её записями, и с ужасом обнаружил две огромные жирные буквы СС, занимавшие едва ли не полстраницы, перечёркивая прочие записи.

Он сам в этот момент почувствовал неприятный холодок в животе и, поняв, как напряглось его лицо, немедленно сел обратно, стараясь не смотреть в сторону Гермионы, чтобы она не заметила его реакции. Он не знал, удалось это или нет, но ему тотчас захотелось наплевать на осторожность. Он почувствовал, что вся эта непонятная история, начинавшаяся как полная ерунда, может кончиться как-нибудь не слишком хорошо для его подруги.

На следующий день он при первой же возможности помчался к Люпину.

Когда он напомнил о своей просьбе, у того было такое выражение, что он обречённо опустил голову, ожидая услышать какую-нибудь отговорку. Но, потерев лоб, Люпин всё же вспомнил о предыдущем разговоре. Однако надежда вернулась ненадолго.

— Гарри, жаль тебя огорчать, но, похоже, никто не слышал о том, что ты мне сообщил. Я тут даже куда-то записал… — на свет из внутреннего кармана появился изрядно помятый кусок пергамента. — ДСВР? ДСР?

— И ещё СС вдобавок, — промолвил он упавшим голосом.

— Гарри, тебе не кажется, что это может быть какая-то… игра? Или что-то вроде того. А может, человек себе что-то пытается напомнить. Или сокращает что-то важное.

— Ну да, ну да, — он закивал головой, — только это не подходит. Поверьте!

— Да я верю, — Люпин развёл руками немного растеряно, — но и помочь ничем не могу. А ты пробовал искать в библиотеке?

— Ну… я… наверное, можно было бы. Но я даже не знаю, из какой области книжку выбрать. На какую тему. Я потому и спросил, может, кто-то из учителей знает. А профессор Дамблдор? — поднял он голову с надеждой. — Вы спрашивали у него, сэр?

— Вообще-то, да, — кивнул Люпин с несколько озабоченным выражением. — Директору сразу захотелось узнать, кто конкретно интересовался.

— И вы сказали ему, сэр?

— Вообще-то нет, — Люпин слабо улыбнулся, — я же обещал тебе, Гарри, что сохраню это в тайне. Но, боюсь, ничего не вышло, потому что ответа на твой вопрос я не получил. Ни от директора, ни от других.

— Ясно, — он снова опустил голову. Надежда была не то чтобы очень серьёзная, но всё-таки.

Оставалось только предположить, что аббревиатуры Гермионы могут быть вообще не связаны с магическим миром. Возможно, она что-то узнала на летних каникулах. Хотя, зная её выдержанный, терпеливый характер, невозможно было даже вообразить, что такого уже несколько месяцев держит её в напряжении.

Он вышел из кабинета ЗОТИ, сунул руки в карманы и прислонился спиной к стенке. Похоже, у него не оставалось больше иного выхода, кроме как поговорить с подругой напрямую. Возможно, приближающееся Рождество могло помочь, наверняка общее настроение каникул и праздника сделает Гермиону менее подозрительной и скрытной. Вышло, однако, едва ли не наоборот.

Сперва всё шло просто замечательно. Когда он получил в подарок невесть откуда присланную «Молнию», он готов был прыгать от счастья, потому что на школьных «Чистомётах» ловцов из других команд даже не догнать, не то что соревноваться с ними в поимке снитча. Сейчас уже все ловцы обзавелись «Нимбусами», и новая метла оказалась как нельзя кстати. Не говоря уже о том, насколько шикарным само по себе было изделие. Эксклюзивный товар, выпускавшийся ограниченными партиями, даже в высшей лиге квиддича мало у кого была эта модель. На время он попросту забыл обо всём на свете, когда на пару с Роном рассматривал подарок, не веря своим глазам. До тех пор, пока в спальню не вошла Гермиона.

Нет, он и раньше знал, что она помешана на правилах, любит всё и вся контролировать, и своих друзей в первую очередь, что она способна все уши прожужжать о безопасности, что она недолюбливает квиддич и полёты на метле, в конце концов. Но он просто не верил, что на неё не произведёт впечатления такая роскошная вещь, как «Молния». Не совсем же она... упёртая!

Как оказалось, он изрядно ошибся на её счёт. Видимо, не существовало границ у её перестраховки, если она вбивала себе в голову какое-то опасение, убедить её было невозможно. Отчего-то присланная метла сразу же пришлась ей не по душе. Она прямо заявила, что не даст ему подняться на ней в воздух, «что бы он там ни говорил». Видите ли, у него полно недоброжелателей, которые могли устроить ему ловушку.

Он едва не подрался с ней из-за своего драгоценного подарка. Учитывая, что и Рон всецело был на его стороне, Гермиона применила сильные средства — побежала жаловаться декану. Надо ли говорить, что Макгонагалл прислушалась именно к своей любимице, а не к нему. Его она даже и слушать не захотела, а Гермиона в очередной раз получила свою порцию похвал «за проявленную бдительность». Для него Рождество было безвозвратно испорчено.

Нет, конечно, он знал, что, скорее всего, метлу ему вернут. Сам-то он не верил, что кому-то придёт в голову тратить этакую уйму денег, чтобы ему напакостить. Наверное, даже старший Малфой, при всём его богатстве, поскупился бы на подобную месть. Так что, проверив всё как следует, Макгонагалл отдаст «Молнию» назад. Но вот только когда это будет? Наверняка не раньше тренировки перед первой игрой нового семестра. То есть все рождественские каникулы и даже дольше он вынужден будет изнывать от тоскливого ожидания, когда же уже ему разрешат опробовать такой шикарный подарок.

Поэтому он разозлился. Очень! До этого раза он не мог вспомнить, когда он вообще злился на Гермиону. Она, конечно, могла быть надоедливой, иногда даже невыносимой, но это уже все границы перешло. Сам он про себя считал такое поведение обычным упрямством. Ему даже показалось, что она сделала это назло. Ему назло. Неизвестно по какой причине, но ей захотелось побольнее его уязвить, словно она мстила ему за что-то, хотя он ума не мог приложить за что, и почему у него появилось такое ощущение.

Поэтому он вспылил. Наорал на неё. Рон, конечно же, его во всём поддержал, похоже, тому даже в удовольствие было смотреть, как она хлопает глазами, отступая от их гневного напора. Но все эти крики, само собой, ничего не меняли, если она считала себя правой, то целый магический ареопаг не смог бы поколебать её убеждённости в собственной правоте, не то что двое друзей-третьекурсников. Так что он просто замолчал. Не стал спорить, именно тогда, когда она ожидала, что вот сейчас эмоции поостынут, и она сможет спокойно и с расстановкой им обоим растолковать, насколько они неправы. Он предпочёл этого не ждать, а развернулся и ушёл. Рон взглянул ему вслед, посмотрел на Гермиону, и потом ушёл тоже.

Вот так и получилось, что вместо того, чтобы дружно и весело встречать Рождество, они сидели по своим спальням и переживали эту глупую размолвку, каждый по-своему. Учитывая, что в этот год народу в Хогвартсе осталось — по пальцам пересчитать, настроение было совсем унылым.

Взаимное молчание продолжалось довольно долго — несколько дней, и ему пришла в голову мысль, а вдруг они никогда больше не заговорят друг с другом? Родилось даже нечто вроде недоумения: как так случается — вот общаются люди год, другой, третий, всё нормально, а потом вдруг — раз, и как отрезало. И всё из-за чего? Из-за метлы? Хотя прекрасно понимал, конечно, что вовсе не в метле дело. Но если взглянуть со стороны, то выходила какая-то чепуха.

И всё же получилось так, что именно он произнёс первые слова в её сторону, хотя она была во всём виновата. К тому же, с ним был Рон, а она одна, и вроде бы ей должно было быть сложнее в одиночестве. А поводом оказался её огромный кот.

Это был последний день каникул, он сидел, склонившись над своим большим чемоданом, и перебирал учебники, пытаясь вспомнить, какие из них ему понадобятся завтра. Когда он поднял голову, то внезапно увидел Косолапуса, который сидел на тумбочке прямо перед ним, уставившись на него своими яркими, рыжими глазами. Это было немного странно, потому что обычно гермионин питомец предпочитал далеко не удаляться от своей хозяйки. Видимо, совсем освоился в замке.

— Ты чего здесь? — спросил он машинально, так, как обычно говорят с животными.

— Как эта хищная тварь сюда пробралась?! — услышал он за спиной возглас Рона. — Гони его отсюда, а лучше... Лучше, дай-ка я превращу его самого в крысу, пусть почувствует на своей шкуре, что не стоит охотиться на членов нашей семьи.

— Не стоит, — он отвел в сторону палочку друга, — а то мало ли, ошибёшься с формулой и сделаешь его чем-нибудь, что станет охотиться уже на нас.

— Уж я постараюсь для такого случая... — начал Рон, но он прервал его.

— Брось! Это всего лишь кот. Давай-ка я просто отнесу его хозяйке.

Он сгрёб Косолапуса с тумбочки, стараясь, чтобы тот не вырвался, но коту, похоже, это даже не приходило в голову, так что он спокойно спустился вниз. Гермиона сидела одна в пустой гостиной, расположившись не на своём привычном месте в углу, а прямо на диване у камина. Она не посмотрела на него, когда он подошёл.

— Твой кот, — промолвил он, всё ещё держа мохнатый груз на руках, и это были первые слова за несколько долгих дней полного игнорирования подруги.

Она подняла голову, слегка усмехнулась одним уголком рта и протянула руки, готовая принять своего питомца.

— Давай сюда.

Он едва заметил улыбку, настолько хорошо она постаралась её спрятать, когда принимала у него кота, и понял, что для неё окончание периода молчания явилось изрядным облегчением. Понял и почувствовал удовлетворение от того, что поступил правильно. Как бы там ни было, но метлу ему уже очень скоро вернут, а другого такого друга, как Гермиона пойди ещё найди.

— Чего читаешь? — спросил он почти автоматически, кивая на книгу у неё на коленях.

— Это? Древние руны.

— Учебник?

— Не совсем. Пособие.

— Интересно?

Она повращала глазами.

— Странный вопрос.

Он перемахнул через подлокотник и уселся рядом с ней. Почему-то вдруг почувствовал вдохновение, как будто его озарило, что это весьма удачный момент.

— Не удивляйся, я просто давно хотел кое-чего спросить, но как-то случая не подворачивалось.

— Ну, спрашивай, — сдвинула она брови с вниманием.

— Да, вот, — он почесал кончик носа, — заметил, как ты выписываешь... кое-что. Подумал, что это, наверное, руны. Наверное. Я ведь не разбираюсь, ты же знаешь. Просто ты часто это делаешь, вот я и подумал, что руны, видать, очень интересная штука. Может, самому изучить?

— Что... что ты имеешь в виду? — он заметил, как она быстро сглотнула, и это его слегка встревожило. Вся решительность будто куда-то исчезла.

— Какие-то буквы, — пожал он плечами, — ДС-чтототакоетам. Расшифровка, наверное?

Она отчётливо побледнела, не отводя от него глаз, потом отвернулась к камину, резко открыла рот и попыталась взмахнуть ладонью, начиная какую-то фразу:

— Гарри, ты...

Но кот на руках помешал ей, она досадливо ссадила его на пол и попыталась вновь, однако первоначальный запал, видимо, куда-то вдруг испарился, она опустила лицо, сплетя пальцы на коленях, и быстро закивала:

— Да, да, ты прав — это расшифровка. Это расшифровка. Я часто с этим... мучаюсь.

— А, вот оно что! — вырвалось у него чересчур громко, и она немедленно вскинулась.

— В каком смысле? — уставилась она на него подозрительно. — Ты что, наблюдал за мной... — и тут же прервала сама себя, как будто осенённая догадкой. — Конечно! Конечно, ты наблюдал! Теперь понятно почему! А я всё гадала... — она с досадой покачала головой. — Разве нельзя было подойти и узнать?

— Я боялся, что ты разозлишься.

— На что же, позволь спросить?!

— Ну, я заглядывал тебе в тетрадку. Пусть не специально, но всё-таки.

— И что?! — ехидно склонила она голову. — Вы постоянно в мои записи на уроках заглядываете.

— И тебе это постоянно не нравится.

— Всё равно, мог бы спросить!

— Ну, вот я и спросил.

— Рада, что выяснилось, — заметила она саркастически и проворчала себе под нос, — а ещё меня называют слишком подозрительной.

— Не собираюсь с тобой спорить снова, но я считаю, что насчёт метлы ты была неправа, так и знай.

— Да?! Да?! — воскликнула она в запальчивости, вскакивая с дивана. — Хочешь, прямо сейчас схожу к Макгонагалл и спрошу её про твою любимую метлу?!

— Сходи! Сходи! — ответил он ей в тон, тоже распаляясь. — И если окажется, что с метлой всё в порядке, признаешь, что была неправа. Что ты — перестраховщица!

— А если окажется наоборот?!

— Тогда я признаю, что был неправ.

— Нет, тогда ты пообещаешь мне, что будешь слушать всё, что я говорю и не спорить, как маленький ребёнок из-за новой игрушки!

— Посмотрим, — проворчал он.

Она унеслась в сторону двери, и он вздохнул слегка облегчённо, ругаться ему никогда не нравилось, тем более с друзьями, тем более с Гермионой, которая почти всегда оказывалась права.

Он взглянул на сваленные в углу дивана книжки, помедлил пару секунд, потом вытащил черновик и быстро перелистал в конец, на листы, заполненные уже на каникулах. Никаких рун там не было, впрочем, как и аббревиатур. Зато на последней странице красовался очередной, тщательно вырисованный его профиль, но на этот раз перечёркнутый крест-накрест жирной чертой.

Он захлопнул тетрадку и какое-то время сидел, переваривая в голове мысль, которая, как ему казалось, должна была что-то непременно прояснить. Но так и не успел вытащить её наружу, потому что сверху спустился Рон, и пришлось срочно совать тетрадь обратно и делать вид, что он просто смотрит на огонь.

— Знаешь, — сказал он поспешно, — я тут поговорил с Гермионой. Возможно, она возвратит метлу уже сейчас.

— Всё-таки решил простить эту предательницу? — покачал Рон головой. — Не надо было так быстро сдаваться. Пускай бы ещё посидела одна, хотя бы недельку.

— Да ладно, ты же знаешь, она хотела, как лучше.

— Тебе-то от этого не легче, — почти философски заметил Рон.

Та самая мысль, которую он, казалось, упустил, пришла к нему позже этим же вечером, когда вернувшиеся с каникул гриффиндорцы вновь заполняли уютную гостиную, вокруг громко обсуждали праздники, и звучали частые взрывы смеха. За две недели тишины он успел порядком отвыкнуть от привычной обстановки. И вот этот контраст как будто подсказал ему, что именно напрашивалось, когда он взглянул в последние листы гермиониной тетрадки. Беспокоящих его странных аббревиатур не было именно в эти дни тишины, а если ещё точнее, то со дня Рождества, который был отмечен зубчатым чернильным рисунком стилизованной ёлки по краю страницы. С тех пор не было ни одного ДСР, ДСВР, ничего в этом роде. Возможно, это было и простое совпадение, но получалось так, что Гермиона ни разу не написала этих загадочных букв за время, пока они с Роном с ней не разговаривали.

Гермионе было не до рун? Ну да, на мгновение он поверил, что это и правда простая расшифровка. Только вот всякому, кто видел воочию эти небрежно накаляканные, почти истерические СС, становилось ясно, что не в учебной задачке тут дело. Что же получалось? Её волнение исчезло тогда, когда она... поругалась с друзьями? Значит именно они были причиной? Но как и почему? Что-то тут было явно не так.

Возможно, «Р» — всё-таки обозначает «Рон», а встречающееся гораздо реже «Г» — всё-таки Гарри? Но что же это тогда за загадочные «СС»?! Он понял, что вместо того, чтобы общаться с приехавшими друзьями, снова сидит и ломает голову над этой дурацкой задачкой, мучающей его уже не первую неделю. Что за напасть такая, и как от неё избавиться?!

Но он уже давно усвоил, что так устроены мозги — они всегда думают о том, что им хочется, и не желают принимать во внимание желания владельца. Он вскочил, стремительно подошёл к Рону и попытался вытащить его из шумной компании.

— Можно тебя? Есть разговор.

— Да, Гарри, что такое? — на лице Рона всё ещё сияла улыбка, след недавнего общения, когда они отсели в сторонку от остальных.

— Слушай, ты же часто заглядываешь Гермионе через плечо. В смысле, когда хочешь списать.

— Ну, не так уж и часто…

— Ладно тебе, все свои!

— Ну, бывает… А что, она сама виновата! — вспыхнул Рон. — Никогда у неё не допросишься…

— Да подожди ты! Я не о том. Я только хотел спросить, когда ты заглядывал, видел большие буквы, которые она иногда пишет?

— Буквы?! Ты скажешь тоже, Гарри! Да у неё там этих букв…

— Не, — он покачал головой, — эти ты бы не пропустил. Они большие, печатные и написанные жирно, как будто их обводили много раз.

Рон пожал плечами.

— Вроде нет. Ты же знаешь, какая она аккуратная.

— И в черновике не видел? В тетрадке для домашних заданий.

— Не помню. А зачем тебе? — похоже, Рон был искренне удивлён подобным вопросом.

— Значит, не помнишь?

Тот наморщил лоб и начал медленно качать головой. Потом вдруг резко перевёл взгляд.

— Знаешь, а вообще-то да, помню, как-то раз видел. Только не помню, что именно. Просто какие-то буквы. Ну, так же все делают. Когда задумываешься, бывает, ерунду какую-то рисуешь. Просто так.

— Не помнишь, когда это было?

— Нет. Вроде вечером здесь у нас.

— То есть ты сидел с ней рядом, и она это писала?

— Не-а. Сначала нет. Потом стала. Вернулась наша команда с тренировки, все начали орать… я решил, что она не может сосредоточиться, вот и малюет себе.

— А я? Где я был тогда?

— Как это где? Гарри, ты чего, забыл, что ловцом в команде играешь?

— Значит, я пришёл вместе со всеми?

— Значит, да! Слушай, так в чём всё-таки дело-то?

— В рунах.

— В рунах? — растерянно пробормотал Рон.

— Ага. Я вот думаю — не заняться ли мне расшифровкой.

— Эй, Гарри, с тобой всё в порядке вообще? Ты не заболел случайно?

— Вроде нет.

— Точно?

— Ага. Значит, больше ты не видел, как она это писала?

— Да не помню я! Это что, так важно?

— Я сам пока не знаю.

— Нормально не можешь объяснить?

— Не могу, потому что сам не уверен, что всё это имеет какое-то значение.

— Да ну тебя! — Рон махнул рукой. — Ты, похоже, сам не знаешь, чего хочешь. Так что я, пожалуй, пойду.

Вряд ли он что-то прояснил для себя, скорее, всё стало ещё запутанней. Возможно, ему просто стоит прекратить попытки понять, что там на уме у девчонок? Скорее всего, это всё равно бесполезно, у них в голове вечно что-то такое, что не получится представить никогда. В конце концов, кроме этих дурацких букв, Гермиона ведёт себя вполне обычно, а у него и без этой ерунды полно забот.

Не сказать, чтоб он сдался. Скорее, просто отложил эту проблему в долгий ящик. Посчастливится как-нибудь найти ответ — хорошо, нет — что ж, ничего страшного. Начался новый семестр, а с ним — новые заботы, и Сириус Блэк всё ещё на свободе, а значит, и дементоры продолжают кружить где-то неподалёку от школы, так что пора бы напомнить Люпину об обещании научить его тому самому отгоняющему их заклинанию. Это сейчас намного важнее каких-то странных надписей в чужом черновике.

И, как это часто бывает в жизни, всё решили не напряжённые размышления, а случайность. Даже целая цепь этих самых случайностей, которые он, даже используй всю свою фантазию, не смог бы вообразить. Возможно, ему и помогло то, что он до этого ломал голову над ответом, но, так или иначе, не произойди с ним последующих событий, кто знает, когда бы он сообразил. А так всё случилось практически на исходе первого месяца года.

Первую подсказку он получил от дементоров. К счастью, на этот раз фальшивых. Нет, разумеется, не от них лично. Просто когда он заметил знакомые ему жуткие чёрные силуэты в разгар квиддичного матча с Рейвенкло, то сразу же вслед за мгновенно вспыхнувшей паникой, он как будто увидел, что ситуация почти в точности повторяется с той, что случилось на прошлой игре, которая кончилась для него катастрофой. И это повторение словно превратило реальность в знакомый кошмарный сон, возникший вновь, позволив трезвомыслию попробовать одолеть панику. В его голове молнией в унисон с его метлой пронеслись полученные от Люпина уроки, успокаивающий тон голоса «спокойно, Гарри, всё под контролем, держи себя в руках», он словно проснулся и выпалил в чёрные фигуры своим воспоминанием.

С другой стороны, возможно, всё было куда проще и куда прозаичней. У него вдруг появился реальный стимул не ударить в грязь лицом, как в прошлый раз, не ударить в буквальном смысле. Потому что не патронус, сработавший впервые, его волновал после игры, и не тот факт, что дементоры оказались фальшивыми, и даже не слова Рона, недоумённо сообщившего, что он заметил, как Гермиона во время игры царапает на деревянном ограждении какие-то неразборчивые буквы. Лицо рейвенкловского ловца, девушки с экзотическим именем, с которой он в небесах столкнулся едва ли не нос к носу — вот что было перед его глазами в тот момент. Впрочем, как и во многие другие моменты позже.

Так что первую подсказку он пропустил мимо ушей. Но, возможно, она засела где-то у него в памяти. Потому что в следующий раз он уже не был так невнимателен.

Следующий раз случился прямо тем же вечером, вскоре после игры. Точнее, даже ночью. Потому что поднявший на уши весь Гриффиндор вопль Рона Уизли случился уже за полночь. Естественно, в эту ночь он спал как убитый после тяжелой игры и проснулся уже тогда, когда все остальные в спальне были на ногах. У друга был такой вид, словно он обнаружил прямо у себя в постели здоровенного паука. В первый момент он подумал, что Рону приснился кошмар. Подумал по привычке, потому что для него самого кошмары были далеко не редкостью. Правда, потом вспомнил, что его друг ни разу на них не жаловался. Когда Рон, постукивая зубами, рассказал о визите Сириуса Блэка, который «стоял вот прямо тут, надо мной», ему подумалось, что всё-таки это кошмар. Дальнейшие его размышления были прерваны влетевшей в спальню Гермионой, за которой довольно быстро последовала сама декан, собственной персоной. В дверях маячили ещё несколько знакомых физиономий с факультета.

— Он был тут! Клянусь, он был тут! — твердил Рон, судорожно кивая головой как будто пытаясь добавить убедительности своим словам. Судя по тому, как всё более неуверенно и обреченно звучал его голос, можно было понять, что Рон сам уже потихонечку начинает не верить себе.

— Уизли, вы можете хотя бы описать, что он делал? — осведомилась Макгонагалл, строго поглядывая на беднягу поверх своих очков.

— Я… а он… и… — путался в словах Рон, разведя руками.

— Ну же, Рональд, соберитесь, держите себя в руках. Никто не будет вас обвинять, что вы подняли ложную тревогу. Просто попытайтесь объяснить, что произошло, — нависала Макгонагалл.

Рона как будто прорвало. Он вдруг стал рассказывать, всё ещё глубоко и нервно дыша, но уже вполне связно. Это объяснение поразительным образом подействовало на окружающих, до этого смотревших на него с изрядной иронией. Вдруг по комнате словно пронёсся призрак того, кто был здесь всего несколько минут назад, настолько банальный рассказ почему-то заставил всех замереть в немом ужасе. Гарри бы затруднился ответить, почему получается так, что человек, только что выглядевший нелепо, так, что, казалось, никто в здравом уме ему не поверит, вдруг производит такое убедительное впечатление на всех. Однако никаких сомнений ни у кого после рассказа не оставалось — Сириус Блэк был здесь. Прямо в их спальне этой ночью, и никто, никакие меры безопасности не могли этому воспрепятствовать. Он понял, что Рон, по сути дела, сегодня спас ему жизнь своим воплем, а точнее, тем, что проснулся от какого-то незначительного звука или шороха, который издал прокравшийся убийца. Потому что сам он дрых сегодня так беспробудно, словно его и вправду кто-то убил.

Но… было ещё что-то. Почти сразу вслед за тем, как первоначальный шок прошёл. Что-то, как будто хлопнувшее его с размаху по лбу. Он понимал, что расспрашивать друга сейчас, когда он находился в таком состоянии, глупо, но всё равно подскочил к нему с одним единственным вопросом, как только Макгонагалл удалилась собирать всех учеников в гостиной.

— Что она тебе сказала?!

Рон уставился на него глазами, полными смесью непонимания и недоумения.

— Что она сказала?

— Кто? — ещё больше выпучил глаза Рон.

— Макгонагалл. Как она выразилась?

— Профессор Макгонагалл! — по привычке поправила Гермиона ворчливым тоном. — Наверное, она просто применила успокаивающее заклятье. Невербально, — заявила она с видом всезнайки, — вот Рон и смог совладать с волнением.

Он уже хотел, было, уточнить свой вопрос, когда стоявший у изголовья кровати Невилл вдруг воскликнул:

— Здесь кровь!

Все взгляды немедленно уставились туда, куда указывал палец Невилла. На простыню Рона.

— Ты ранен? — немедленно вскинулась Гермиона.

После нескольких секунд судорожного ощупывания самого себя, Рон наклонился ниже над следами крови на простыне, и, когда поднял взгляд, Гарри немедленно понял, что сейчас что-то будет.

— МОЯ КРЫСА! — завопил Рон, тыкая пальцем в Гермиону. — Твой мерзкий кот сожрал мою крысу! Она пропала, а на постели рыжая шерсть!

После этого, естественно, стало не до вопросов, которые ему так спешно хотелось задать. Разразился жуткий скандал. Рон орал, Гермиона оправдывалась, пытаясь сохранить рассудительный вид, но губы её при этом изрядно дрожали. Потом их позвали в гостиную, где Макгонагалл в очередной раз объясняла всем правила безопасного поведения, так что… он упустил, казалось бы, уже пришедший к нему ответ.

Разгадка, наконец, пришла чуть позже, на прорицаниях, когда Гермиона повздорила с Трелони. Скажи ему кто, что Гермиона может повздорить с преподавателем, будь это даже сам Снейп, он бы покрутил пальцем у виска. Более того, он искренне не понимал, на что так обиделась его подруга, ведь Трелони, вроде бы, сказала чистую правду... Ладно, быть может, не настолько всё было однозначно, но разве неправдой была фраза о том, что Гермиона никогда не полагается на свои чувства? Что она живет только умом и поэтому не способна нащупать тонкие нюансы в своей душе, требующиеся для прорицания. Разумеется, Трелони излишне налегала на алкоголь, да и вообще выглядела слегка чокнутой, но зато она всегда говорила то, что думала, не всегда, правда, впопад. Так что он не понял, чего это Гермиона вдруг сорвалась с места и помчалась вон.

Им удалось поговорить только после обеда. Рон демонстративно игнорировал подругу, будучи на сто процентов уверен, что его крыса погибла по её вине, точнее, вине кота, но она же его защищала! «Кот ей дороже друга!» — вот что Рон как-то заявил ему с мрачной физиономией. Так что было довольно сложно выбрать момент, чтобы не оказаться меж двух огней.

Когда он спросил, что не так с прорицаниями, Гермиона только фыркнула в ответ.

— Лучше скажи, что с ними так! Это не занятия, а... а... — открыла она рот, широко распахнув ресницы.

— Да успокойся ты! — прервал он её гневную тираду. — Как будто ты не знаешь Трелони.

Она захлопнула рот.

— Ты прав. Не стоит тратить нервы на такую, как она. И почему Дамблдор до сих пор держит её здесь?! — она с возмущением пожала плечами. — Впрочем, я опять начинаю. Не надо мне было вообще так реагировать, особенно на уроке. Ещё и вам подала дурной пример. Впредь надо лучше держать себя в руках...

— Постой... — он перехватил её руку, поднятую, чтобы поправить упавшие волосы. — Что ты сейчас сказала?

— Когда? Я много чего...

— Нет, вот сейчас, прямо сейчас!

Она недоуменно уставилась на него.

— Гарри, я не понимаю...

— Ну же, это так просто. Просто повтори, что ты сказала до того, как я тебя остановил.

— Ну... я... Гарри, да в чём дело?!

— Просто скажи.

— Хорошо, — она пожала плечами и наморщилась, пытаясь вернуться назад, — я говорила о Трелони... точнее, это ты начал о Трелони...

— Дальше.

— Я сказала, что Дамблдор...

— Дальше, дальше!

— Да дальше ничего!

— Как это ничего! Совсем не ничего. Ты сказала одну фразу. Она мне вот уже столько времени не даёт покоя, но я всё никак не мог понять — почему и вспомнить её точно. А теперь, наконец-то, я понял!

— Гарри, какую ещё фразу?! Ты говоришь загадками.

— Помнишь, мы с тобой беседовали о рунах?

Она снова наморщилась.

— Ну же, Гермиона, о рунах. В последний день каникул. Точнее, это ты сказала, что дело в рунах, а я спрашивал тебя совсем о другом.

— Ну... и?.. — медленно произнесла она, уставившись на него, не мигая.

— Это никакие не руны. Ага.

— Ты о чём?

— Это самое твоё ДСВР — это вот та фраза, которую ты сейчас произнесла.

— Какая ещё... фраза? — сглотнула она.

— Держи себя в руках — вот какая!

Она ощутимо побледнела, и победоносная улыбка, сама собой родившаяся на его лице, стала понемногу гаснуть.

— Так я прав? — спросил он уже несколько менее решительно.

Она отвернулась и схватилась пальцами за воротник.

— Гарри... ты... должно быть, что-то не так понял... ты... откуда ты это взял?! — обернулась она с вызовом, но было ясно, что игра её проиграна. Она и сама это понимала, понимала, что уже выдала себя, но из последних сил пыталась бороться.

— Гермиона, — сказал он насколько можно спокойней, — почему бы тебе просто не сказать, что происходит? Если тебе нужна помощь...

— Никакая помощь мне не нужна! — выкрикнула она, нахмурившись. — И вообще, тебя никто не просил заглядывать в чужие тетрадки! Ясно?!

— Гермиона, я же просто хочу помочь. Ты же мой друг, и я подумал... ты же сама сказала, что мы и так постоянно заглядываем, я думал...

— Хватит! — крикнула она и кто-то из проходящих мимо студентов обернулся. — Довольно этих оправданий!

— Оправданий? — спросил он ошеломленно. — Но...

— Если тебе так уж приспичило вызнать, что ты столько времени меня выслеживал, чтобы выловить с поличным, что ж, тебе это удалось! Да, я нервничаю! Иногда. Поэтому пытаюсь себя успокоить. Пишу... эти буквы. Конечно! Мне нужно держать себя в руках. А как иначе?! Сохранять спокойствие!

«СС», — заметил он про себя.

— А как ещё с вами быть, когда вы... когда вы такие... — она истерически замахала руками в воздухе, сжимая и разжимая кулачки.

— Эй, эй, погоди... Пожалуйста, остановись, Гермиона, успокойся.

Он понял, что сам же пытается обращаться к ней со словами, подобными её же мантрам, и замер. Успокаиваться она не желала. Теперь он видел, что дело не в злости, она не сердилась на него, она была... в странном состоянии, он не думал, что когда-нибудь увидит её такой, это было похоже на то, что с ней случилось на уроке прорицаний, только во много, во много раз сильнее.

— Ты не представляешь! Ты не представляешь, каково это! Мне надо... мне надо столько сделать! Я должна столько успеть. То, это! Я сейчас, вот прямо сейчас уже опаздываю, понимаешь ты или нет?! Я не могу себе позволить... отвлекаться! Я! Не могу! Себе! Позволить!

— Гермиона, ты о чем? — смог он вставить неожиданно тихим голосом и сам удивился, как она умудрилась его услышать.

— Ты не поймёшь! Не сможешь понять. Ты...

Вот сейчас он словно увидел, что в этот момент ей просто необходимо написать несколько чёртовых букв в её чёртовой тетрадке. Похоже, она была близка к истерике.

— Слушай, пойдём-ка пройдёмся, а?

— Что? — спросила она машинально, собираясь продолжать попрекать его неизвестно чем.

— Я говорю: выйдем на улицу, дойдем хотя бы до леса. А то... — он обвел рукой коридор, поморщившись. — И вообще, может тебе снаружи легче станет.

Она набрала в грудь воздуха, видно желая выпалить в ответ что-то отрицательно-ругательное, но неожиданно сдулась и посмотрела на него исподлобья.

— Мне вообще-то некогда. Я тебе говорила.

— Да брось! — он махнул рукой. — Мы же должны договорить. А то я, честно сказать, вообще пока ничего не понимаю. Такое ощущение, что в чём-то виноват, но в чём? — он пожал плечами.

Она хмуро уставилась на него, как будто о чём-то напряженно размышляя.

— Ладно, будь по твоему. Теперь уже, кажется, всё равно, — заключила она со странной обреченностью.

Они спустились с пригорка, на котором стоял замок, храня тягостное молчание, как будто сговорившись, что не промолвят ни слова, пока не дойдут до самого низа. Он начинал потихоньку жалеть, что в это ввязался, а она, похоже, не собиралась сама ничего объяснять, пока её не спросят.

— Так, всё-таки, — наконец, начал он, — для чего тебе понадобилось себя успокаивать? Что тебя так нервирует? Может, тебе просто надо учиться поменьше, а? Гермиона? Чего ты молчишь?

— Я молчу, потому что мне плохо, Гарри. Я не знаю, как тебе объяснить такие вещи.

— Эй, я всего-то хочу помочь! Попробуй, я постараюсь.

— Нет, вряд ли. Вряд ли из этого получится что-то хорошее, но врать тебе я тоже не могу. Тем более... тем более, что это всё зашло слишком далеко. Я просто вижу, что ничего не помогает. Я уже не справляюсь со своими чувствами.

«Чувствами», — он мысленно скривился. Ну, конечно! Девчонки! Вечно у них какие-то сложности на пустом месте. Даже у таких, как Гермиона. Уж от неё-то точно трудно было ожидать чего-то такого. Сейчас выяснится какая-то слезливая чушь! И зачем он, правда, с этим связался?!

Возможно, его размышления частично отразились на его лице, потому что она криво и как-то удивительно жалко улыбнулась одним уголком губ.

— Наверное, мне и вправду станет легче, — кивнула она сама себе и подняла на него лицо. — Ты прав. Давай поговорим.

— Ну, и? — наморщил он лоб, приподнимая брови в ожидании, раскачиваясь на носках взад-вперед.

— У тебя такое бывает, что ты вдруг что-то понимаешь? Вот раньше не видел, а потом раз — и видишь.

— Смотря о чём говорить...

— Вообще. О людях. Особенно о людях.

— Ну-у, — протянул он, — не знаю... Бывает... Да нет, не бывает! — твердо заключил он. — Если уж человек хороший, так и так понятно, а если придурок, как Малфой, так и тоже всё сразу видно.

— Я не о том. Я же говорила, что ты не поймёшь.

— Ты ничего не объясняешь толком и говоришь: не поймёшь!

— Потому что... потому что это не так просто: объяснять такие вещи, — она опустила голову.

— Я же твой друг! — сказал он почти с упреком.

— Я знаю, Гарри, я знаю, — вздохнула она, — в этом-то и проблема. Порой, другу-то такое рассказать вдвойне сложнее.

— Ну давай уже, Гермиона, не тяни.

— Я просто кое-что поняла. Об одном человеке.

— О каком ещё человеке?

— Хорошо знакомом. Можно сказать, друге.

— Интересно. И я его знаю?

— Ещё бы.

— Постой, ты о Роне, что ли?

— Гарри, ну ты можешь, тогда уж, меня не перебивать, раз сам хотел выслушать?!

— Прости. Вот — видишь — я молчу и слушаю.

— Я просто... просто поняла, что он стал для меня... особенным. Что в его присутствии со мной происходит что-то... О таком пишут в книжках, но это совсем другое, когда происходит с тобой. Оно очень, очень сильное.

Собственно, ему уже стало ясно, куда она клонит, но теперь уж он точно не собирался её прерывать, хотя тема оказалась невыразимо скучной. Он понял, что выслушивать такие признания — определенно не его роль. Пускай поскорее выговорится, и они покончат уже на этом. Хотя она его удивила, конечно. Уж кому-кому, а ей оказаться такой слабачкой — пффф!

— Вот тебе когда-нибудь кто-нибудь нравился?

«О, боже!»

— В каком смысле?

— Ну, неужели ты не понимаешь? Нравился. Девочка.

— Да я как-то...

— Гарри, ну не может же быть такого, чтобы нет. Кто-то наверняка нравится больше других.

— Ну-у!.. Чоу! — вдруг выпалил он, сам того не ожидая, начиная немедленно смущаться. И понял, что сказал это только потому, что она действительно считала само собой разумеющимся, что ему кто-то должен уже нравиться, а у него и примеров-то никаких других не оказалось. Не назвать совсем никого было бы... наверное, стыдно. Хотя он и правда раньше особо не задумывался о таких вещах. Получалось, что этот дурацкий разговор заставил его ещё и ляпнуть такое вот... непойми что. Теперь она знает, что он засматривался на Чоу, а это вдвойне смешно, потому что Чоу красавица — а кто он такой — к тому же ещё и старше на целый курс. Получилось жутко глупо и неловко!

Но Гермиона не засмеялась и не начала подтрунивать над ним, как можно было бы от неё естественным образом ожидать в такой ситуации. Она почему-то... поперхнулась, потом прокашлялась, взявшись за горло, и резко, словно оправдываясь, закивала головой.

— Чоу! Значит тебе нравится Чоу. Что ж. Прекрасно. Она, и вправду... очень привлекательна.

Он почувствовал, что краснеет и потихоньку начал раздражаться. Хорошо хоть, не было насмешек, видимо, она сделикатничала, в конце концов, они же друзья!

— Так вот. Мне тоже... тоже кое-кто... начал нравится. Очень. Наверное, это даже можно назвать... Неважно!

— С начала этого курса, я так понимаю?

— Откуда ты?.. Как ты догадался?! — на её лице отразилось что-то вроде паники, а он понял, что проговорился и виновато улыбнулся. Как ему было теперь оправдываться, что он листал её черновик специально?

— Так, — он пожал плечами, строя из себя дурачка, надеясь, что прокатит, — просто догадался.

— Нет, ты... ты давно уже наблюдаешь за мной! Я заметила! Значит, с самого начала курса? Но почему?!

— Ничего я не наблюдаю. Точнее, начал наблюдать только тогда, когда случайно увидел эту твою успокаивающую надпись.

— Тогда откуда ты знаешь, что я... Впрочем, какая разница! — она отвернулась, а он удивился, как это она так быстро сдалась, обычно она была намного настырней, и внутренне порадовался своему везению.

— Так и что же дальше, — поспешно сказал он, чтобы поскорее увести разговор в другую сторону.

— Дальше? Дальше?! А тебе уже сказанного недостаточно?

— Честно говоря, — он пожал плечами, — я не понимаю, в чём проблема. Ну, нравится. Ладно.

— Как это ты не понимаешь?! — вскинулась она. — Это же... это же... катастрофа!

Он молча воззрился на неё.

— Я... ты... я знала что ты не поймёшь! — выкрикнула она, и он увидел, что дело снова начинает двигаться к истерике.

— Гермиона, я могу что-то сделать? — сказал он единственное, что пришло ему в голову. — Как-то помочь?

Она замолчала и пристально уставилась на него, промолвив что-то одними губами. Конечно, он не разобрал — что.

— Может я... не знаю... поговорю с этим твоим... кто он там? Объясню, чтобы держался подальше, раз тебя это так нервирует. Ты только скажи, я с ним разберусь, я обещаю! Даже если это старшекурсник. Хотя ты сказала... Да кто он, ты можешь ответить?

Она продолжала молчать и беспомощно смотреть на него распахнутыми глазами, и по всем признакам приближались слёзы. Он просто нутром это почуял, поэтому начал произносить слова быстрее, чем обычно.

— Так я поговорю? Гермиона! Просто скажи. Я поговорю, я обязательно поговорю. Он к тебе больше не подойдёт. Честное слово. Или, хочешь, наоборот? Я скажу ему, что... скажу, что... В общем, что ты... Чёрт! — он схватился за лоб, так, словно у него заболел шрам.

Но это было, пожалуй, похуже шрама. Девчонки! Дурацкие девчонки, будь они неладны! Вечно у них всё не по человечески.

— Гарри, спасибо, — закивала она наконец, видимо, понимая, что он в тупике, но уже и во всю всхлипывая, — спасибо, но... ничего такого... Ты ничего не сможешь сделать. Точнее... смог бы, если бы знал... но... ты не знаешь... и сейчас я понимаю, как хорошо, что... ты не знаешь... потому что иначе всё стало бы совсем... плохо...

Она плакала. Конечно же, она плакала. Он не понимал, как он вляпался в такое!

— Гермиона, просто скажи! Просто скажи, что мне сделать, — выкрикнул он, как будто пытаясь вытеснить сам невыносимый для него факт плача.

— Всё... в порядке, Гарри. Ничего... не надо. Ты уже... уже... — вымолвила она, пытаясь унять слезы, но вместо этого просто размазывая их по лицу. Это выглядело ужасно! Невыносимо.

— Гермиона, ну пожалуйста! Пожалуйста, перестань плакать. Я не знаю, что мне делать. Я правда ничего не понимаю!

— Со временем... ты поймешь. А пока... лучше так.

— Что значит «так»?! Ты будешь так же продолжать нервничать? Ещё не хватало! С этим надо что-то делать.

— Я больше не буду. Клянусь... я... — она вдруг закрыла лицо ладонями и сквозь них и сквозь слёзы почти завопила, — Га-а-арри-и!!

Это было даже чем-то похоже на вой. Безутешный вой. Он содрогнулся. Возможно, ему стоит всё-таки поговорить с Макгонагалл. В конце концов, это был именно способ Гермионы — попросить помощи у старших — она не должна на него обидеться, если он так поступит. Возможно. А пока...

— Эй, ну хватит. Правда. Всё... всё может быть хорошо.

Он осторожно коснулся её плеча кончиками пальцев. Она закрутилась на месте, не отрывая ладоней от лица. Он убрал руку.

— Серьезно. Не стоит так переживать. В конце концов, может тебе просто подойти и сказать ему?

Она закрутилась снова.

— Он никогда... никогда...

— Ой, да ладно! Откуда ты знаешь? Просто попробуй. Я уверен, ты способна много кому понравиться.

Она сдвинула вниз ладони, обнажая своё покрасневшее, припухшее лицо с обильными следами слез.

— Ты правда так думаешь?

— А то!

«Только не в таком виде, пожалуй. Так у тебя точно не будет шансов!»

— Ну ладно, — она шумно всхлипнула, — раз так… может быть, я и попробую. Когда-нибудь.

— Смотри только не слишком затягивай, — он уже улыбался. — И вообще, будь поуверенней. На уроках же у тебя получается.

— Сравнил тоже! — проворчала она себе под нос. — Ладно, мне и правда пора идти.

Она, непрерывно всхлипывая, неловкими движениями поправила мантию, что-то такое изобразила на голове, как будто не понимая, что её волосам эти приглаживания ни капли не помогут, и побрела вверх по холму.

«Хоть бы поблагодарила, что ли», — подумал он, наблюдая, как крошечная фигурка в мешковатой мантии преодолевает крутой подъём, периодически поскальзываясь на покрытой снегом, мертвой траве, и пожал плечами. Какая глупая тайна!