Кошачья причина (джен)

— Возвращайся, странник, — тихо прошелестел среди деревьев голос.

Как только Аптекарь ступил на тропу, которая вела к вершине склона, вокруг зазвучали тревожные всхлипывания ёкаев. Они были чем-то напуганы.

— Возвращайся, — холодный воздух в лицо.

— Успокойтесь, — большеголовый мальчишка спрыгнул на землю с ветви, на которой сидел. — Всё равно он вас не слышит. Сейчас вон испугается и со всех ног помчится прочь.

— Не помчусь, — Аптекарь повернулся к ёкаю. — И я вас прекрасно слышу, и даже вижу, досточтимый кидзимуна.

— Э, да ты из заклинателей, что ль? — мальчишка взъерошил и без того спутанные рыжие волосы и принюхался. — Хм, странно от тебя пахнет. Вроде б как от человека, но есть и знакомый аромат. Оборотень?

— Всё может быть, — усмехнулся торговец лекарствами.

— Так-так, — кидзимуна приблизился к нему, рассматривая со всех сторон. — Острые уши, русые волосы, пёстрая одежда, большой короб. Хм, покажи-ка руки… Ага, сиреневые когти. Ну, клыки я уже приметил. В ларце-то у тебя демонического меча не завалялось?

— Возможно, — отозвался Аптекарь.

— О, тогда это точно ты! — обрадовано хлопнул в ладоши ёкай.

— Кто именно, досточтимый кидзимуна?

— Вот хватит тут из себя дурака изображать. Имени твоего не знаю, но вот эти писклявые, — мальчишка указал пальцем в небо, — говаривали, что тебя Аптекарем прозвали. И, мол, на мононоке охотишься. Раз в наших местах объявился, то, значит, прознал про беду.

Аптекарь кивком подтвердил его слова. Ёкаи много чего знают и ещё больше понимают.

— Расскажите о своей беде.

— Значит так… Ну, ты не стой столбом-то, — кидзимуна подозвал его к старому дереву. — Присаживайся. Да прям на корни, чего уж там… Хм, врать не буду, не знаю, мононоке там или еще кто, но пожирает оно ёкаев, животных и людей. Сам видеть не видел, но остальные про языки пламени говорили.

— Языки пламени, — Аптекарь потёр подбородок. Он знал множество форм, но подсказка, даже небольшая, часто сберегала время и силы. — И когда явилось это существо?

— В начале весны. Люди деревню забросили. Стала б она частью нашего леса, да тут объявилось это существо.

— Благодарю за помощь, — торговец лекарствами поднялся и учтиво поклонился ёкаю.

— Уж прости, что больше рассказать не могу. И вот, возьми, — кидзимуна протянул ему кусок коры. — Пригодится, да смотри, не помри там.

— Постараюсь, — направившись к деревне, проговорил Аптекарь.

Кособочилась телега на одном колесе, обросшая травой. Вокруг старого колодца расположились мшистые холмики. Неприятный запах щекотал ноздри.

С земли на Аптекаря уставилась облезлая, изъеденная лисья морда. На обнажённом до кости черепе сохранилось несколько клочков шерсти. Свалявшись липкими комками, они свешивались на пустые глазницы. Чуть дальше — череп свиньи и безголовое человеческое тело. Оно наполовину уже сгнило. Вместо живота зияла глубокая, отвратительно воняющая дыра. Желтоватыми краями выпирали концы рёбер. Грудь превратилась в омерзительное месиво. Одна нога была обломана чуть выше колена. Жирные белые черви ползали по трупу.

Рядом с телегой вспыхнули маленькие язычки пламени и двинулись в сторону незваного гостя. Аптекарь успел выставить вперед руку с зажатым в ней мечом, который он извлек из ларца, как только ступил на проклятую землю.

Огоньки окружали его, тянулись в небо. Аптекарь вздрогнул, заметив, что меч начал таять в горячем воздухе.

Пламя объяло его одежду и плоть.

Аптекарь…

…сделал несколько шагов, и перед ним возникла обнажённая женщина, сидевшая на камне. Из окровавленного чрева она доставала изуродованных младенцев и, обрезая пуповину острым ножом, пожирала их. На земле виднелись косточки. Младенцы не издавали ни звука.

Женщина застонала и, вытащив очередное дитя из чрева, протянула его Аптекарю.

— Ешь, — проговорила она.

Аптекарь принял из её рук синюшное тельце, покрытое слизью и кровь, впился клыками в плоть.

Вязкая горечь во рту. Разноцветные всполохи перед глазами.

Он стоял на холме, кишащем жирными белыми червями. Они покрывали землю склизкой массой. Аптекарь шел вперед, к противоположному спуску. Внезапно черви стали собираться в центре, формируя фигуру девушки в светлых одеждах. Карие глаза озорно блестели, на бледных губах замерла улыбка. Девушка прильнула к Аптекарю, провела ладонью по его груди.

— Ах, как жаль. Ты не мужчина, но и не женщина. Что ж, тогда подари мне поцелуй, странник.

Аптекарь склонил голову и прикоснулся к губам девушки своими. Её плоть в то же мгновение обратилась в белых личинок.

Аптекарь замер у небольшой пещеры. У её входа сидел юноша в голубом кимоно. Вместо глаз на его лице зияли дыры.

— Пришёл. Знаешь, кто я?

— Лис, — промолвил Аптекарь.

— Понял ли, кем были остальные?

— Свинья и незамужняя женщина.

— Верно, — юноша поднялся. — Есть и другие, но они не помнят себя.

— Они в пещере?

— Там лишь отголоски. Возможно, ты найдешь ответы, если войдёшь.

— А платой за проход будут мои глаза?

— Догадливый.

Юноша положил ладонь на лицо Аптекаря.

Красная пелена. Боль. Темнота.

* * *

Они погибали в забытой всеми деревне.

* * *

Дитя в колодезной воде. Она не щадила тело — уродуя, раздувая, разъедая кожу.

* * *

Женщина со спутанными волосами, мотая головой, подошла к колодцу. Склонилась, выпрямилась, села на край. Запрокинув голову, она посмотрела куда-то вдаль. Слёзы текли по щекам.

* * *

Несколько шагов по краю. Женщина взмахнула руками, будто пытаясь взлететь, и рухнула в колодец.

Где-то в доме раздалось тихое мяуканье.

* * *

Голос, походивший на шорох листвы, вырвал его из потока образов. Аптекарь потянулся к мечу, что лежал рядом с ним на земле. Кусочек коры, выпавший из рукава, тоже лежал поблизости.

— И чего ты разлёгся?

— Досточтимый кидзимуна?

— Нет, сам Будда. Вот как знал, что без помощи не справишься.

Листья, кружащие в воздухе, образовывали барьер, который пока защищал Аптекаря и ёкая, возникшего близ него, от призрачных языков пламени. Пальцы и волосы кидзимуны были обожжены.

Аптекарь, не тратя время на разговоры, подбросил вверх зеркальце, снятое с груди. Оно на мгновенье замерло, а после закрутилось волчком.

— Покажи мне свою форму, мононоке.

Ответом послужило рычание. Язычки пламени стекались в одно место, образуя нечто звероподобное.

— Всё, больше не могу, — прошелестел кидзимуна, опускаясь на землю.

Уцелевшие листья подхватил порыв ветра, унося прочь из проклятого места. Зеркальце замерло. Пламя, которое отражалось в его поверхности, медленно спадало и угасало.

— Кошка?

— Некомата, — демонический лик на рукояти меча клацнул зубами. — Причина…

— Ненавижу, — прошипел мононоке, отрывая от земли передние лапы. — Бросили. Все бросили.

— Эй, Аптекарь, о чём это она?

— О людях, — Аптекарь вспоминал то, что узрел в потоке чужих воспоминаний. — Беременная женщина. Её муж погиб от лихорадки. Жителям, подавшимся в город, не было дела до тех, кто остался. Молоко пропало. После родов женщина ослабла. Она решила не мучить дитя и утопила его в колодце. Вскоре сама покончила с собой.

— И стала мононоке.

— Нет, — промолвил Аптекарь. — В семье ещё жила кошка.

— Ненависть к людям, которые её бросили — это породило злого духа?

— Тоже нет.

— Ненавижу, — некомата била себя по бокам двумя хвостами, но нападать не спешила.

— Правда? — почти улыбнулся торговец лекарствами. — Это не ненависть. Страх, боль и одиночество стали причиной. Они же и твоя цель.

Утробно рыча, некомата прыгнула, целясь когтями ему в глаза. И тут же рухнула на землю — несколько листьев вновь появились в воздухе.

— Не тронь его, глупая ты кошка, — грозно проговорил кидзимуна.

— Форма, причина и цель известны. Теперь я могу извлечь меч из ножен.

* * *

— Ох, никогда такого не видел. Ты ж на себя в той форме и не похож. И золото, золото повсюду. Красота, — бормотал ёкай.

— Досточтимый кидзимуна, я понимаю, что вы устали, но мой короб — не телега, а я — не вол, — проронил Аптекарь, бредя по тропе.

— Да тут недалеко же. Как думаешь, она обретет покой в том месте? Может, стоило эту глупую кошку похоронить под моим деревом. Я б за ней приглядел.

— Ей лучше будет в деревне.

— Кто знает. Прощаемся, да? Кору себе оставь, лекарство какое-нибудь изготовишь, я ж далеко не уйду всё равно.

— Возможно, мы еще увидимся, — в голосе Аптекаря прозвучали печальные нотки.

— Так ты объявляешься только там, где мононоке рождается.

— Именно.

— О-о-о, не успеешь одного изгнать, а уже другой лезет? Если что, то на мою помощь можешь рассчитывать.

— Благодарю, — улыбнулся Аптекарь. — И всё же, досточтимый кидзимуна, я чувствую себя волом.

* * *

Раздувшаяся оболочка лопнула, истекая гноем, освободив тело и мысли.

— Ненавижу, — шепот ласкал влажные стены.