Камень Душ (джен)

30 июня 1996 года. Российская Федерация, где-то в ее европейской части.

Тихий вечер. Шум ветра и шевелящейся листвы настолько удачно гармонируют с ненавязчивой теплотой заходящего солнца, что человек, стоящий на опушке, казалось, забыл о том, что привело его сюда, к одному из многих лесов России. Он стоит, закрыв глаза, подставляя лицо пробивающимся сквозь развесистые ветви деревьев лучам света, что игриво щекочут его длинный, немного плоский нос, вызывая желание чихнуть. Жадно втягивает запах свежего лесного воздуха, стремясь полностью заполнить легкие. С почти неразличимым стоном мужчина выдыхает. Едва он пришел сюда, его уши реагировали на каждый шорох, ведь среди такой естественной безмятежности этому человеку было непривычно. Лишь спустя пару минут сей весьма своеобразной медитации он, как всегда приходя сюда, обрел покой.

Мужчина открыл глаза. Взгляд невероятно насыщенного синего цвета глаз был обращен. куда-то в чащу леса.

"Как давно это было".

В его очах была лишь тоска и печаль.

"А вот я измениться не могу".

Скривив свои полные, но все же четко очерченные губы в горькой ухмылке, мужчина провел ладонью по лицу, пытаясь согнать неприятные мысли. Отпустив свой тонкий, изящный то ли посох, то ли трость, что исчез по легкому мановению руки, помассировал виски, желая, чтобы головная боль, мучающая его вот уже который месяц, наконец-то прошла, и уже осмысленным взглядом осматривал опушку леса, словно ища что-то.

Остановив взор на неприметной, почти заросшей узенькой тропинке, человек начал путь до своего тайника.

Темнело. Пение птиц сменялось уханьем сов и немного подозрительным шуршанием вокруг. Дойдя до того места, что он искал, мужчина в крайней степени изумления уставился на то, что раньше было иллюзией скалы.

"Поразительно..."

Напрягшись, мужчина в состоянии готовности к бою мягко, осторожно ступал по земле, зашел в "пещеру", где уже полностью оцепенел от удивления.

Магическая структура малых и средних защитных заклятий была разворочена вусмерть, представляя из себя месиво энергетических линий и сгустков, не подлежащих ни восстановлению, ни быстрому распаду.

"И как все это до сих пор не вступило в реакцию?" — подумалось ему.

Подняв руки, мужчина очень осторожно, можно сказать, как-то нежно и мягко осуществлял причудливые пассы, стороннему наблюдателю показавшиеся бы, по меньшей мере, странными.

Повинуясь действиям чародея — а это, несомненно, был именно чародей, — энергия начала растворяться в окружении; яркие "узлы" развязывались, удивительного вида остаточные соединения распадались и исчезали, превращаясь в ничто и одновременно во все, напитывая это место Силой.

Закончив, мужчина продолжил свой путь вглубь, нарочно медленно и осторожно ступая вперед. По пути он снова столкнулся с виденным ранее, но в гораздо больших масштабах. Чародей окинул взглядом помещение.

Если у входа каменный пол был устлан чем-то, похожим на прах, то дальше обстановка приобретала воистину отвратительный вид: кровавые серые ошметки на стенах вперемешку со следами горелой плоти; оторванные конечности, хаотично разбросанные по помещению; человеческие тела, уже гнилые, внутри которых копошились гадкого вида личинки, мешками, в неестественных позах валялись бездыханно. Настолько сильно опаленные стены, что обсидиан, и так чернейший из минералов, обуглился настолько сильно, что, казалось, начал поглощать сам свет.

И смрад. Отвратительный смрад испражнений и гнилой плоти. Он выворачивал наизнанку.

Чародей зажал рот ладонью, подавляя рвотный позыв. Его живот сжался в комок, а горло запершило из-за пробравшейся все-таки из желудка кислоты. Мужчина уже поднял свободную руку, чтобы очистить воздух, но вспомнил, что делать это все же не стоит — с силовой нестабильностью помещения лучше не шутить.

Его все же вырвало.

Пытаясь сдержаться хоть на второй раз, Чародей занялся разрежением магического поля.

Обе задачи ему удалось выполнить успешно.

Быстро преодолев путь до следующего свода пещеры, мужчина остановился, увидев кусок обсидиана, напоминающего человеческую голову. Он поднял его на уровень глаз, удерживая камень на вид внушительного веса одной рукой. Пустые отверстия, что напоминали глазницы, можно сказать, с грустью смотрели на лицо Чародея.

"Ох, Вигил, что же они с тобою сделали..."

Небрежным, но изящным, как могло показаться стороннему наблюдателю, пассом собрал части существа, что звалось Вигилом, воедино и напитал их энергией.

"Вот теперь ты как новенький. Почти".

Медленно подойдя к мощному телу конструкта, мужчина напитал и водрузил голову на широкие каменные плечи создания. Прикоснувшись к телу ладонью, Чародей напитал свое творение силой, затем достал из складок своей одежды кусочек пергамента, начертил на нем причудливые руны или же, как он считал вопреки распространенному мнению магического сообщества, буквы, свернул клочок бумаги и вложил его в нечто, напоминающее рот существа.

Глазницы голема наполнились желтым сиянием. Развернувшись всем туловищем, конструкт обратился к мужчине:

— Служу вам, Господин.

Чародей лишь грустно улыбнулся одними губами.

"Надо будет снова работать над твоим разумом", — вслух же сказал следующее: — Сторожи. Никого не впускай, — голос у мужчины был спокойным, глубоким и немного мягким.

Раздосадованный уроном, уже понесшим от авантюристов, человек продолжил свой путь дальше.

Когда он зашел в последнюю, наиболее просторную пещеру в скале, его обуял страх вперемешку с удивлением.

"Охренеть", — по буквам пронеслось у него в голове.

По правую руку от Чародея на каменном постаменте, залитым кровью, лежало тело, как две капли воды похожее на него, единственными отличиями были разорванная грудная клетка и черный, вычурный кинжал, торчавший из черепа.

Мужчина бросился вперед, к самому темному углу, на ходу сбрасывая с руки светящийся шар, что устремился к потолку.

Свет рассеял мрак пещеры. Весь ее пол был залит кровью, которая покрывала и превращала в "кашу" всю мешанину причудливых рисунков на камне.

Чародей тем временем как-то отстраненно созерцал четыре предмета, висящие в воздухе на одинаковом расстоянии друг от друга: изумруд, рубин, сапфир и агат.

Так продолжалось довольно долго, казалось, мужчина совсем не печется о времени, а о чем-то размышляет, собирает информацию с магического фона пещеры.

"Ясно. Очень опрометчивое решение", — с шумным вздохом мужчина резко поднялся. Подол его мантии взметнулся в воздухе словно плащ.

Он молниеносно преодолел все пройденное раньше расстояние, выходя наружу.

Воздух стал влажным за то время, что чародей провел внутри своего схрона. Надвигалась гроза. Первые редкие капли дождя заморосили по земле; листва зашуршала водянистыми каплями, разбивающимися о зелень крон деревьев. Гелиос давно уснул, а Селена только-только начала свое еженощное бдение.

Чародей отрывисто вдохнул, восстанавливая дыхание, расправил плечи и повернулся ко входу в пещеру.

"Хотя, собственно, что там закрывать?" — подумалось ему, уже когда заклинание запечатало вход.

Мужчина рухнул на землю, тяжело откашливаясь и прикрывая рот ладонью.

Его снова вырвало.

Поднялся он с трудом, размазывая оставшуюся на ладони кровь о землю. Его тело продолжало содрогаться от кашля. Еле передвигая почти отнявшиеся ноги, Чародей проковылял до ближайшего дерева, ухватился за него, словно за спасательный круг.

— Я все тебе верну, — прошептал он сбивающимся голосом.

Прикосновение к коре, неимоверный жар под дланью и трудноуловимый вздох облегчения. Мужчина даже прикрыл глаза.

Он вновь твердо стоит на ногах, на уже словно выцветшей земле рядом с увядшими деревьями.

Веки резко размыкаются; глаза снова горят живой синевой.

— Я обещаю, я все верну. До капли, — снова прошептал Чародей.

Три резких глубоких вдоха — три резких волны Силы прокатываются от человека и чуть не сносят всю защиту, что он возвел на входе в пещеру.

"Вот теперь можно и поговорить", — с этими мыслями Чародей исчез.

* * *

30 июня 1996 года. Малфой-мэнор.

Высокий белокурый мужчина скрючился на сером мраморном полу. Его волосы спутались из-за пота; выступившая на лбу испарина только-только начала высыхать, покрывая бледную аристократическую кожу отвратительной жирной пленкой. Из серых, почти бесцветных глаз предательски текли слезы. Мантия спуталась, свалялась из-за дрожи, что до сих пор продолжала терзать тело этого человека.

От привычного лоска и показного превосходства Люциуса Малфоя не осталось и следа.

Словно тени позади хозяина этого места недвижимо стояли двенадцать фигур в черных будто смола мантиях и серебряных масках. Безукоризненными исполнителями, какими они хотели казаться; слугами, что не задавали вопросов — теми, кем они были, кто — по своему разумению, кто от невозможности других вариантов.

Все они смотрели прямо перед собой, не смея даже отрывисто взглянуть на корчащегося на полу мага.

Все они надеялись выйти отсюда хотя бы живыми.

Волдеморт же был в ярости.

"Шесть подростков против двенадцати бойцов Ближнего Круга. Этот слизняк смеет оправдываться?"

— Мой Лорд...

Резкий взмах руки, что держала палочку, и слова, что хотел произнести слуга, вырвались из его рта вместе с языком.

"Теперь он не сможет мне врать".

Люциус не двигался, его взгляд был прикован лишь к куску плоти, что лежал перед ним; тот факт, что подбородок, грудь и его шикарная некогда мантия были в крови, его не заботил. Его вообще больше ничего не заботило.

Он медленно, словно контуженный, перевел взгляд расширенных от шока глаз на своего сюзерена.

"Жалкий. Ничтожный".

Волдеморт с отвращением махнул рукой, переведя взгляд на других своих последователей.

"Стоят смирно и не смеют пошевелиться. Идеальное послушание. Мои старые-новые оловянные солдатики".

Задрожали стены. Затем еще раз. И еще. С потолка посыпалась мраморная крошка и пыль.

Волдеморт молниеносно развернулся к Люциусу. Невербальный Империус.

"Посмотри на меня".

Заторможенно, будто опьяненный, Малфой перевел взгляд затуманенных серых глаз на Темного Лорда.

Он почувствовал только как кольнуло в макушке.

"Прорыв внешнего щита? Как?! Поместье ведь на Истоке!" — пронеслось у него в голове.

Низкий раскатистый гул прервался так же резко, как и появился.

"Прорыв внутреннего щита. Нет. Нет, так не бывает. Не так быстро!"

Вспышка света посреди комнаты обозначила разрушение экстренного антимотусного⁽¹⁾ щита.

Посреди витающей в воздухе пыли стоял очень разозленный чародей. Двенадцать магов в черном синхронно повернулись к нежданному гостю.

"Нет. Нет. Нет! ЭТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ОН!"

— Здравствуй, Том, — с тихой яростью произнес он.

Тишина длилась неимоверно долгие три секунды.

— Авада Кедавра! — ожидаемо, фанатичная Беллатрикс отреагировала первой.

— ВСЕ ВОН! НЕМЕДЛЕННО! — почти одновременно со своей самой верной сторонницей рявкнул Волдеморт, но было поздно.

Черноволосый мужчина презрительно скривился и лишь лениво повел левой рукой, медленно перебирая пальцами воздух — уже почти доставший его зеленый луч резко, будто преломленный невидимым зеркалом, сменил траекторию и ударил в стену, пробивая в отнюдь не дешевом черном мраморе дыру.

На лице Беллатрикс, сменяя друг друга, отобразились сначала шок, затем отрицание и, наконец, гнев. Когда она занесла палочку для еще одного удара, ее резко смело и придавило к стене. Послышался хруст костей.

Чародей стоял с протянутой вперед левой рукой, раскрытой ладонью посылая Силу, что припечатала Беллатрикс к мрамору. Он не моргая смотрел в красные глаза того, кто назвал себя Темным Лордом.

Зал тем временем опустел; уполз даже "контуженный" своей потерей Малфой.

— Отпусти ее, — тихо прошипел-прошептал Волдеморт. — Пожалуйста.

Чародей щелкнул пальцами — Беллатрикс пропала без следа; он же тем временем вальяжно, не спеша прошел вперед, наколдовывая по пути себе кресло — веское, вычурное, но в то же время строгое. Прижав полы своего одеяния к ногам, сел.

— Том, — начал он, — я здесь, чтобы задать три вопроса. Простых вопроса, на которые я рассчитываю получить такие же простые, а самое главное, предельно честные ответы.

Волдеморт молчал.

— Гонт, — устало продолжил Чародей. — От смерти и очищения хоркруксов тебя отделяет только тот факт, что мне неимоверно скучно. Имей в виду.

Волдеморт помнил, что Ему надо подчиняться; непослушания Он не потерпит.

— Клянусь отвечать честно на все три вопроса, что задаст мне Мастер. Моя магия — мое поручительство.

Чародей кивнул.

— Вопрос первый: каким образом ты нашел и смог проникнуть в мой схрон?

— Об этом месте ходили разного рода слухи среди российских магглов, пещера пользовалась дурной славой, скорее всего, из-за ваших отводных чар, — голос Волдеморта немного, но предательски дрожал. — Долохов скрупулезно собирал эту информацию по моему приказу, еще в семьдесят девятом. Я полагал, что это логово берендея⁽²⁾. Думал создать там запасной аэродром для моего хоркрукса — ну кто станет искать его в России? Как оказалось, это был ваш схрон. Я его запомнил, — Волдеморт умолк.

— Дальше.

— Я использовал один из Мьельниров.

Брови Чародея подскочили высоко.

— Удивительно. Как ты добыл один из самых охраняемых артефактных секретов гномов⁽³⁾ , мне не интересно, — мужчина помассировал переносицу — мигрень снова возвращалась. — Скажи мне, где Камень?

В глазах Тома Риддла была паника, но клятва тянула из его глотки так не желаемое признание.

— Он пропал.

Чародей не моргая смотрел на того, кого когда-то учил; на прилежного, услужливого — в прошлом — ученика, можно сказать, безукоризненного; неимоверно тянущегося к знаниям, жадного до секретов юношу. Юношу, что сейчас, будучи в безвыходном положении, отвечал на его вопросы.

— Томми, не надо меня злить, — почти ласково произнес мужчина. — То, что он пропал, я знаю, — Чародей внезапно прервался. — Я спрошу по-другому: где он сейчас?

— Я не знаю.

Вот теперь он действительно разозлился.

— В каком смысле ты не знаешь? — прошипел Чародей.

— Его доставили на прошлой неделе, через три дня он пропал, — голос Волдеморта дрожал. — В хранилище не входил никто. Я лично легилиментировал ответственных за охрану. Ничего.

Мужчина устало опустил голову и с силой провел длинными тонкими пальцами по лицу, оставляя красные полосы.

"Все-таки он идиот", — подумалось ему.

"А чего ты хочешь, с разорванным-то сознанием?" — ответил он сам себе.

— Последний вопрос, — пытаясь унять гнев, спросил Чародей. — Зачем ты уничтожил мое вместилище?

Волдеморт сглотнул.

— Я... я не хотел, — промямлил он. — Чтобы вы явились.

— Я все же здесь, как видишь.

Том Риддл не ответил.

Мигрень отступила, как всегда при порыве ярости. Мужчина откинулся в кресле, склонив голову набок, подперев ее ладонью.

Том Риддл молчал.

А Чародей тем временем думал.

"По крайней мере, он всегда был таким. Таким и закончит".

Выдохнув, мужчина попытался занести руку для выполнения заклинания. Но не смог.

"Какого..?"

Он попытался еще раз. Не вышло.

"Это уже становится интересно".

Переведя взгляд на неимоверно спокойного, как перед виселицей, бывшего подмастерья, произнес:

— Я прощаю твою опрометчивость, — выдержав паузу, продолжил: — В следующий раз либо будь умнее, либо готовься платить по счетам.

Том Риддл судорожно выдохнул. Простил. Простил.

Чародей поднялся из распадающегося на глазах кресла, мягким движением правой руки призвал свой посох-трость и, по-старчески на нее оперевшись, не спеша направился к выходу.

— Мастер...

— Ну что еще? — вполоборота спросил Чародей.

Том Риддл, Темный Лорд Волдеморт, с мольбой посмотрел на мужчину.

— Ты еще и помощи просишь? — удивленно.

— Только совета.

"Ладно, мне все равно скучно".

— Собери душу воедино. Для начала, — ответил он и исчез.

* * *

31 июня 1966 года. Федеративная Республика Германия, Штутгарт.

Сорокалетний мужчина, совершено обычный, коротко стриженный, черноволосый, голубоглазый сорокалетний мужчина, как всегда в это время, читал в своей довольно объемной, надо заметить, библиотеке. Просторность помещения уничтожало удивительно огромное количество книжных стеллажей. Экспонаты этого музея молчаливого времяпровождения были безукоризненны: ни пылинки, ни разошедшегося корешка, ни выцветшей надписи.

Безупречно и идеально.

Отвратительно и стерильно.

Так вот, сорокалетний мужчина читал книгу. Простую книгу в твердой синей обложке с белыми разводами. Чем же она так занимательна?

Нет, "Право — математика свободы" В.С. Нерсесянца ничем интересным для не-юриста или же человека, которому интересна Теория Государства и Права, не обладает; но вот интересом обладает причина, по которой сорокалетний мужчина каждый день своей жизни тратил два часа на чтение книг.

Он считал, что так — правильно.

Он ни черта не понимал в том, о чем писал господин Нерсесянц, уважаемый советский, а затем российский ученый-юрист, но он упорно продолжать читать и читать, книгу за книгой.

Ему не было интересно, что имеет в виду автор. Точно так же, как не было интересно, о чем писал Аристотель, Гольбах, Монтескьё, Адам Смит и Гоббс.

Он считал это умными книгами. И был прав, в общем-то.

Ему был важен процесс.

Это были "умные книги". Любой уважающий себя серьезный, деловой мужчина будет "развлекать" себя чтением "умных книг".

И совершенно не важно, что ему хотелось спать.

Он пробегал своим взглядом строку за строкой, отпечатывал в сознании слова, но совершенно их не запоминал, да и не вникал в суть прочитанного.

Так проходили предыдущие без трех минут два часа его жизни.

Так же пройдут три следующие минуты его жизни.

Спустя точно выверенное время мужчина отложил книгу на небольшой столик возле кресла-качалки, в котором он возлегал, читая, надел очки в тонкой оправе, поднялся и отправился совершать другой свой ритуал — предсонный бокал коньяка у размеренно тлеющего очага камина.

Он все выполнил в точности, как обычно за эти двенадцать лет: пиджак для чтения, снятый с себя и повешенный у входа в библиотеку, щелчок пальцами — и в требовательно подставленной ладони материализуется пузатый бокал с янтарной жидкостью внутри, неспешное фланирование в гостиную.

Но сегодня был другой день.

Совершенно другой.

В его кресле, нелюбимом, но таком постоянном, вальяжно развалившись и потягивая через трубочку из флакона какое-то зелье, расположился Он.

Звук бьющегося стекла разрезал тишину.

— Ну хватит там стоять, Валера, у меня мало времени, — нетерпеливо бросил Чародей на русском, отведя от себя флакон. Трубочка резко провалилась внутрь.

Отойдя от онемения, мужчина затараторил:

— Господин! Какая честь! Я и не мечтал, что в мою бытность Заместителем вы почтите Род своим появлением! До какого колена созвать родичей? Как в прошлый раз, до пятого, или вы желаете видеть всех сородичей, до пятнадцатого включительно? Не российские ветви?

— Валерий, — тихо прервал поток слов Чародей.

— Чем могу услужить? — тон стал еще более лебезящим.

— Заткнись.

Мужчина удивленно и покорно замолчал. Чародей тем временем ополовинил флакон через горло. Откинув голову, расслабил лицо, что, казалось, морщины разгладились, и удовлетворенно выдохнул.

— Веди сюда Феликса, — повелительно, не открывая глаз, молвил Чародей.

Голос Валерия стал вовсе заискивающим.

— Он еще мал, Господин, может быть, лучше привести Фелицию?

— Я сказал: "Приведи Феликса", — сидевший в кресле Чародей тяжело сверлил взглядом хозяина дома.

— Будет исполнено, — и тут же в пустоту обратился: — Федя!

Тотчас из ничего с каким-то шуршанием появилось лохматое с соломенного цвета волосами нечто, напоминающее человека, а точнее, мальчика.

— Младший Господарь звал Федьку? — высоким голоском вопросило существо и сразу взглянуло на оккупировавшего кресло гостя. Его и без того большие глаза расширились в узнавании. — Древний Господарь вернулся! Вернулся!

— Федюшка, успокойся. Приведи мне Феликса, — ласково, улыбаясь, произнес Чародей.

Волшебное создание отбило поклон до земли, пропало и с таким же шуршанием, как и в первый раз, вернулось, держа под руку сонного, со слипающимися глазами парнишку на вид лет девяти. Черные, как ночное небо, волосы, глубокие, насыщенно-синие глаза, тонкие, какие-то вытянутые черты лица. Мальчик щурился и зевал, пока Федя что-то шептал ему на ухо, и иногда, через силу борясь со сном, кивал.

Чародей допил содержимое флакона, поставив его на стол, поднялся, материализовывая свой посох-трость. Опираясь на нее, подошел к ребенку, махнув свободной рукой домовому. Уловив знак, волшебное существо погладило мальчика по волосам и со все тем же шуршанием исчезло.

Чародей взял парнишку за руку.

— Валера, мы уходим.

— Как прикажет Господин, — последовал смиренный ответ.

Миг — и место сменилось небольшой полянкой среди темного, ночного леса. Сон окончательно пропал из глаз мальчугана.

Маг судорожно выдохнул.

"Должно было хватить. Только бы хватило".

Опираясь на свой посох-трость, Чародей пошел вперед по видимой одному ему тропинке, на буксире ведя за собой мальчика.

— Вы ведь мой дедушка? — спустя некоторое время спокойно и как-то флегматично произнесли у него за спиной.

— Можно сказать и так, — отрывисто, на выдохе ответил он.

До самой пещеры шли молча.

Даже вошли в пещеру молча, только увидев голема, парнишка заинтересованно его рассматривал. Каких-то три секунды.

Зайдя в последнее отделение пещеры, мужчина легким пассом очистил помещение от крови и того самого тела-двойника, что лежало на каменной плите.

— Садись, — он указал мальчику на каменный постамент, отпустив трость, что сразу же исчезла.

Ребенок сидел не двигаясь, лишь медленно обводя взглядом шершавый, неровный каменный свод пещеры.

Чародей приблизился, сжимая правую ладонь, будто держа в ней что-то. Из щелей между пальцами прорывалось ослепительное золотое свечение, слышался тихий, едва различимый гул и шепот, вкрадчивый, почти неуловимый шепот нескольких голосов.

Выражение лица мальчика никак не изменилось, он все понял сразу.

— Будет больно? — задал он последний вопрос.

— Да.

---

1) Motus — перемещение, латынь

Вернуться к тексту

2) В славянской мифологии — колдун, либо проклятый им человек, навсегда обретший облик медведя; оборотень, без возможности перехода в человеческую форму.

Вернуться к тексту

3) Нет,

не садовых. Это — "толкиеновские" гномы, то есть — Dwarves.

Вернуться к тексту