Джоани (джен)

— Когда ты чего-то очень хочешь, ты забываешь о страхе, обо всём — ты выходишь и работаешь, — сказал Генри Хайдеггер.

Его дочь Джоани с сомнением посмотрела на него, покусывая карандаш. Она держала на коленях новенький блокнот, чью третью страницу уже успела исчеркать до синевы.

Две первые страницы, вырванные и скомканные, валялись у неё под ногами.

— Знаешь, — начала она, — вообще-то неплохо. Хотя я бы хотела чего-нибудь более... не знаю... героического.

— Тогда тебе стоило бы взять интервью у капитана Звёздного флота, а не у казначея фирмы "Фрут энд экстракт" из Нью-Йорка, — отпарировал отец. — Что это за задание вообще такое?

— Мистер Эверетт. Тренировка воображения, — ответила Джо. — Он говорит, что если мы не сумеем придумать подходящих вопросов для кого-нибудь знаменитого, то к хранительнице библиотеки нам и вовсе лучше не соваться. Будет не статья, а снотворное, так он сказал.

Они сидели в рабочем кабинете Папы Хайдеггера в его квартире на Пятой авеню. Джоани всего полгода назад переехала сюда из Анн-Арбора, штат Мичиган, где прожила все свои пятнадцать лет вместе с матерью, её братом, его женой и Бабулей О'Салливан, которой принадлежал небольшой паб на Двадцать седьмой улице. Паб назывался "Хмельной лепрекон", и там подавали лучшее пиво к западу от Дублина. Так, во всяком случае, утверждали сама Бабуля и рыжеголовый человечек в зелёном и с огромными пряжками на башмаках, вечно качающийся над стойкой. На которого почему-то никто не обращал внимания.

Джоани время от времени сочувственно кивала ему. Она была худая девушка с волосами цвета корицы, носила за ухом карандаш и состояла в родстве с Сумасшедшей О'Салливан. Как правило, это считалось достаточной причиной для того, чтобы при встрече с ней на ленче в школьном кафетерии поставить свой поднос с салатом и колой на другой столик. Но не так давно всё вроде бы наладилось: она переехала в Нью-Йорк к отцу, осветлила волосы, завела приятеля и записалась в класс писательского мастерства к мистеру Эверетту. Джоани он нравился. Он преподавал в средней школе имени Джека Лондона третий год, любил клетчатые галстуки, ненавидел наречия в текстах и без конца говорил о тренировке воображения.

Вот почему Джоани Хайдеггер и её отец уже второй час пытаются вообразить себя теми, кем они, к несчастью, не являются и, будем честными, едва ли когда-нибудь станут: один — чем-то средним между Конфуцием и Ханом Соло, другая — профессиональным репортёром.

Задание называлось "выдуманное интервью", и тот, чья работа окажется лучшей, получит право взять настоящее у Кэрролл Лидгейт, хранительницы зала манускриптов в Музее искусств для школьной газеты. Претендентов было человек десять, все из класса Роя Эверетта, все довольно неплохо обращаются со словами, но и Джоани, сколько себя помнила, всегда что-нибудь сочиняла, и поэтому была совершенно уверена, что победителем станет...

— ЭйДжей, — сказала она обреченно. Не такого ответа мы от неё ждали, что и говорить. — Вот кто заполучит это дурацкое интервью. Собственно, весь этот конкурс — спор за второе место, — она захлопнула блокнот. — Всё без толку.

— Выше нос, — сказал Папа Хайдеггер с неколебимой уверенностью человека, никогда не встречавшего ЭйДжей Раттиган. — Нельзя сдаваться в самом начале. Чтобы победить в гонке, нужно участвовать в гонке.

— Это что, фраза из "Дрянных девчонок"? — удивилась Джоани.

Отец притворно закашлялся.

— А эта ЭйДжей, о ком она пишет? — спросил он, наливая себе воды. — Кто её герой — Капитан Америка?

— Джон Диллинджер, — дочь повесила голову. — Или Тайра Бэнкс. Или Пеппи Синий Чулок — какая разница? Это ЭйДжей. На конкурсе макияжа в "Уол Марте" она написала в анкете: "умею пользоваться тушью" и всё равно победила. Ненавижу её.

— А это тогда что должно означать? — осведомился Генри, с выражением кивнув в сторону Джоани и разумея то, что было на ней надето.

В тот день её украшала мешковатая футболка цвета клевера с косой розовой надписью через грудь: "Холлоуорд и Раттиган. Одежда, которая подчеркнёт ваши недостатки и скроет достоинства". Футболка длиной доходила до колен, имела пару фальшивых рукавов и была подарена той самой ЭйДжей-которая-всегда-побеждает-Раттиган.

— О... ну, она милая, — смешавшись, сказала Джоани и одёрнула свое одеяние. — Это пробная коллекция для тех, кто не хочет идти на поводу у моды. Они с Вайолет Чонг сами их шьют, и...

— И что же ещё ты приобрела? — спросил отец с подозрением. — Ты ведь понимаешь, что я не позволю тебе выйти из дома в бальном платье с ремнями от смирительной рубашки, правда?

— ... и раздают школьникам и туристам на Таймс-сквер. ЭйДжей говорит, что нужно нарядить в такое как можно больше народу, потому что...

— ... потому что какой-то псих их нанял, чтобы превратить Манхэттен в карнавал для душевнобольных, — проворчал Генри. Выражение лица дочери ему не нравилось.

— ... потому что когда на всех будет дурацкая одежда, люди, наконец, перестанут обращать внимание на внешность, — закончила Джоани. — Там ещё были брюки с бантами на коленях, и бейсболка с двадцатью карманами, и... — она осеклась. — О, Боже.

— Джо?

— Она изобретает новый стиль, вот что она делает, — медленно выговорила Джоани. — Она изобретает новый стиль, а я даже не могу придумать, о чем спросить воображаемого мастера дзюдо из Шаолиня.

Мобильник Генри Хайдеггера, наполовину скрытый каким-то официального вида документом, светился уже минуты две, но Генри любил дочь и не мог выставить её без слов утешения. Представив себе огромные часы и мысленно отсчитав на них ещё сорок секунд на общение с начинающей журналисткой, он с досадой осознал, что, будь в его жизни чуть меньше банок с клубникой ёмкостью в один галлон и чуть больше Джоани, он, несомненно, сумел бы придумать что-нибудь получше, чем "Не бери в голову, дорогая".

— Не бери в голову, дорогая, — произнёс папа. — И скажи своей ЭйДжей, чтобы не смела присваивать себе создание этого "уродливого стиля" — твоя мать, сколько я её помню, всегда так одевалась, — он взял со стола ежедневник Джоани, вручил его ей и, отечески взяв её за плечо, повёл к двери кабинета: мобильник продолжал надрываться беззвучными трелями. Конечно, скорее всего, звонила какая-нибудь из его подружек-моделей, но с тем же успехом это мог быть и директор компании, уже два дня дожидающийся от него отчета. В любом случае, Джоани здесь больше нечего делать.

В дверях его осенило.

— Джо Хайдеггер, — сказал Генри. — Верь в себя. Может быть, у тебя и нет своей линии одежды, или рок-группы, или ещё чего, но зато у тебя есть самый внимательный на свете отец, к которому ты можешь обратиться за помощью в любую минуту. Но только не в эту, и не в пятьдесят девять последующих, — он подмигнул дочери и начал закрывать дверь.

Наследница паба "Хмельной лепрекон" улыбнулась самому внимательному на свете отцу. Она ненавидела имя Джо и уже раз десять просила Генри так её не называть.

* * *

Предполагается, что прошло несколько дней. Предполагается также, что мои обязанности рассказчика требуют хоть сколько-нибудь подробного отчёта о жизни девушки с коричными волосами в этот промежуток времени. Не подумайте, что мне это трудно, ничего такого, случалось мне описывать и более сложные вещи, вот только, ей-богу, в те выходные с Джоани не произошло ровным счётом ничего примечательного. Она работала над своей статьей, изведя, кажется, добрую половину запасов печатной бумаги на всей Пятой авеню, сидела в чате, заказывала китайскую еду, посмотрела пару фильмов и повисела на телефоне с Бабулей О'Салливан. Та осчастливила её пересказом всех до единого событий, имевших место в Анн-Арборе со времени их последнего разговора (Мейси Уоррен открыла магазин одежды, дочь Эйдена Джулиана Бингли Третьего вылетела из колледжа), и дала множество советов по поводу подходящего героя для "выдуманного интервью". Обрадованная Джоани схватилась было за блокнот и принялась записывать захватывающую историю о том, как чудесно Эндрю Макгарт играл на волынке в былые времена, но вскоре оставила эту затею: Бабуля явно располагала целым ворохом подобных историй и выдавала их одну за другой куда быстрее, чем Джоани успевала их конспектировать. Перебрав где-то с полсотни старых знакомых и сама вконец запутавшись в своих бесконечных О'Хара и Доггерти, седовласая ирландка остановилась на своем кузене, некоем Артуре Пендр Агоне с Аваллон-плэйс, но к этому моменту Джоани уже могла думать только о том, под каким предлогом бы ей отключиться, а посему...

Ну, словом, опустим эту часть повествования, никто не против? Мало кому по душе утомительные подробности, но зато многим нравятся странности. Так вот вам день, когда с Джоани Хайдеггер случилось нечто по-настоящему странное.

Странности начались с посещения дома миссис Прионт. Эта почтенная леди давала уроки фортепиано и жила неподалеку от средней школы имени Джека Лондона в небольшом доме, пропахшем розмарином, в который Джоани, по всем мыслимым законам времени и пространства, не должна была попасть ни в этот день, ни в какой другой из последующих. Но тут в дело вмешалось Провиденье, а Провиденье здесь означает — Алисон Кэйс. Подруга Джоани и её напарник по лабораторным на биологии, которой не так давно пришло в голову обучиться музыке, и которая потащила Джоани с собой к миссис Прионт потому, что стеснялась разговаривать с малознакомыми людьми и нуждалась, поэтому, в компании. По крайней мере, для того, чтобы договориться о первом занятии.

— А позвонить было не проще? — спросила Джоани Алисон и тронула рукой ветхую с виду калитку, оплетённую чем-то вроде плюща, но с необыкновенно широкими зубчатыми листьями. На ладони осталась ржавая крошка.

— У неё, наверное, телефон не в порядке, — ответила Кэйс, сжимая пальцы на ремне рюкзака и проходя вслед за подругой через скромный, но приличный и светлый садик с барбарисовыми кустами и беседкой. — Я названивала весь вечер, но когда там брали трубку, было похоже, что кто-то горло полощет.

Они поднялись на крыльцо, и Джоани потянула носом и отвела от щеки завитый стебелёк плюща, который так и лез со всех сторон к входным дверям. В воздухе чувствовалось краска, хотя что-то не похоже, чтобы крыльцо или выщербленная зеленоватая стена недавно встречались с малярной кистью. Сквозь неплотно задвинутые занавески она разглядела на окне ящик с цветами.

— Ладно, давай звони!

Кэйс вдавливает в деревянную панель белую пуговку звонка и отступает на шаг. Теперь они стоят на крыльце и ждут.

— Напомни, для чего тебе вдруг понадобилось фортепиано? — с невинным видом интересуется Джоани, и Алисон, как она и предугадала, мигом выпускает иглы:

— Напомни, для чего тебе твое дурацкое интервью? — о, знаменитое недовольное лицо Кэйс. — Какой там выигрыш — статья на восемь тысяч знаков в "Белом Клыке"? О библиотекарше? Серьёзно?

"Белый Клык" было называнием школьной газеты. Кэйс же многие считали влюбленной в Робби Уилборна, который недавно вроде как решил собрать рок-группу и теперь подбирал себе клавишника.

— Да, и что?

Алисон закатила глаза:

— Ты же не думаешь, что кто-то будет это читать, правда? — она смахнула с колена пчелу. — Ну, кроме твоего Эверетта, конечно?

— Заткнись, Кэйс, — ладно, теперь понятно, что она чувствует, когда её подкалывают насчет Уилборна. — Если я смогу обойти Раттиган, то это будет статья века, вот увидишь.

— Ну и как же там твоё задание? Выбрала воображаемого собеседника?

Джоани помрачнела. Героя она выбрала по совету отца и практически в последний момент, и теперь особенного удовольствия от сделанной работы не ощущала.

— Ага.

— И кто это?

— Ганнибал, — дверь им так никто и не открыл, и Джоани позвонила снова.

— Оу, — Кэйс скривилась. — Ганнибал, который психиатр и ел людей?

— Нет, который карфагенский военачальник, — ответила Джоани с плохо скрываемым раздражением. Этот же вопрос, слово в слово, ей уже задали Крисси, Майкл, дядя Келвин и Бабуля О'Салливан. — Мистер Эверетт ждёт наши работы завтра, а я...

Дверь распахнулась так резко, что Алисон едва не получила ею в нос, лишь чудом сумев вовремя отшатнуться. Перед ними стояла длинноволосая женщина в перчатках для мытья посуды, на которых блестели пузырьки пены. Взгляд женщины, когда она окинула им подруг, трудно было назвать дружелюбным, отчего Кэйс подавилась словами приветствия и отступила назад.

— Чего вам?

— Добрый день, — сказала Джоани, мысленно возводя очи горе. Алисон, которую в дружеской беседе было не заткнуть, при первой встрече с кем-либо новым неизменно тушевалась, и всех её подруг это уже изрядно утомило. — Мы ищем миссис Прионт, это, наверное...

— Не я, уж во всяком случае, — фыркнула женщина, но настороженная складка у её бровей разгладилась, и она, посторонившись, как-то странно дернула головой, не то приглашая их войти, не то убирая с глаз прядь волос. — А старушка-то сегодня нарасхват.

— Простите?..

— Миссис Прионт! Давненько не было у неё новых учеников, — тут она приглушенно хмыкнула, а потом вдруг проворно развернулась и скрылась в глубине дома.

Дверь осталась открытой.

— Где, ты говорила, ты достала её адрес?

— Крисси его нашла в Интернете, — ответила Алисон и неуверенно заглянула внутрь. — Десять долларов в час и рядом со школой. — Она переступила с ноги на ногу и обернулась. — И что теперь?..

— Войдём, что ещё? — Джоани переступила порог и, отведя рукой занавеску, попала в зеленоватую темноту. Уже в прихожей чувствовался розмарин и ещё что-то горьковатое. Она заморгала, привыкая к освещению, и вздрогнула от неожиданности, когда встретившая их женщина (уборщица миссис Прионт, как она подумала) снова возникла перед ней.

— Сюда, — она отворила дверь налево, которую Джоани не сразу разглядела в полумраке. — Придется вам подождать, тут к ней... пришла одна, тоже насчет занятий.

— Спасибо, — выговорила догнавшая Джоани Кэйс и мимо подруги проскользнула в небольшую гостиную. Свет, хлынувший оттуда в прихожую, позволил дочери Генри Хайдеггера рассмотреть несколько смешных статуй, напоминающих садовых человечков, только без шапок, с заостренными кончиками ушей и сделанных из бронзы. Надо же, как симпатично, подумалось ей.

— Джоан!

То, что Джоани вначале приняла за гостиную, оказалось маленькой комнатой с массивным столом из красного дерева у окна и такими же стульями. На столе лежала кружевная салфетка и стоял разрисованный кувшинчик с вишнёвой веточкой. У стены, рядом с дверью, помещался диван, на котором уже сидела Алисон, и небольшой столик с ворохом журналов с плотными блестящими страницами. Ещё одна дверь, из комнатки (служившей, вероятно, чем-то вроде кабинета) в гостиную, была полностью стеклянной — через неё был виден другой стол и полированный бок фортепиано — а оба подоконника ломились от зелени, и... Стойте, это что, сельдерей в цветочном горшке?

— Как-то не похоже, что здесь много кто бывает, — заметила Кэйс, искоса рассматривая журнальную кипу. — Да садись же! Вон она, смотри.

Да, это и была миссис Прионт. Когда Джоани оторвала взгляд от зеленеющих окон и посмотрела, куда указывает Кэйс, то обнаружила, что находящиеся в гостиной теперь отлично видны сквозь прозрачную дверь. Она опустилась на диван рядом с Алисон, желая рассмотреть хозяйку и её гостью, но тут же поняла, что гостей у учительницы музыки двое.

Рядом с облачённой в фиолетовое женщиной преклонных лет, которая, без сомнений, и была миссис Прионт, стояла худая девушка высокого роста и тремя или четырьмя годами старше них с Алисон, темноволосая и коротко стриженная, со скрещенными на груди худыми же бледными руками, открытыми из-за коротких рукавов. Свет падал прямо на неё, так что Джоани не составило труда разглядеть, что подвела она только один глаз, что нижняя губа у неё проколота, а одета она так, словно недавно посетила модный магазин Холлоуорд и Раттиган под открытым небом. Но самым странным в посетительнице миссис Прионт были не джинсы от Кельвина Кляйна с Веселым Роджером у колена, и не бутылочно-зелёная, с какими-то немыслимыми, похожими на наскальную живопись рисунками футболка с пришитой к плечу здоровенной пуговицей, а её спутник, маячивший у неё за спиной и выглядевший раз в десять чуднее.

Он смотрелся взрослым молодым мужчиной, высоким и с широкими плечами, однако вырядился словно для того, чтобы походить на какого-нибудь шерифа с Дикого Запада из старых вестернов, честное слово, не хватало только висящего на бедре кольта. Голову его украшала видавшая виды ковбойская шляпа с оборванным шнурком, и шляпа это сидела как-то странно, как будто слегка топорщась. Лицо и ладони незнакомца, единственные открытые глазу участки кожи, были зачем-то выкрашены в синий. Но куда сильнее этого Джоани удивило то обстоятельство, что миссис Прионт, казавшаяся через дверь воплощением консерватизма и в самом деле бросавшая неодобрительные взгляды на одеяние девушки, на этого странного мужчину не обращала ровным счётом никакого внимания.

Нет, правда, она на него даже не смотрит! Она рассказывает что-то темноволосой, рассказывает оживлённо, то увлекаясь настолько, что прихлопывает в ладоши и начинает мечтательно улыбаться, то вновь возвращаясь на землю и хмурясь из-за внешнего вида собеседницы. Синекожий же тип тем временем, не скрываясь, оглядывает комнату и не торопясь пускается бродить по ней, то и дело исчезая из поля зрения Джоани. Вот он приближается к столу и рассматривает что-то на его поверхности, вот отходит к книжным полкам и начинает постукивать костяшками пальцев по корешкам книг, вот скучающе пялится на потолок и явно начинает насвистывать, но ни будущая ученица миссис Прионт, ни она сама даже не поворачивают к нему головы. Джоани же он так поразил, что у нее даже отвисает челюсть.

— Ты видишь? — спрашивает она Кэйс, и та, хихикнув, кивает:

— Ещё бы. Ну она и вырядилась.

— Она вырядилась? По сравнению с ним она просто образец обыкновенности!

— По сравнению — с кем? — поинтересовалась Алисон.

Джоани вновь воззрилась на стеклянную дверь, она подумала, что, может быть, ряженый ковбой отошёл куда-нибудь вглубь гостиной и на время пропал из виду, но нет, вот он, стоит за плечом девушки и кривляется, изображая смертную скуку. Затем снимает шляпу и подбрасывает её, и Джоани различает у него на лбу, под самой линией жёстких курчавых волос, пару бутафорских рожек, которые смотрятся совсем как настоящие. Но даже этой шутовской детали не удается привлечь внимание миссис Прионт. Она, кивнув новой ученице, отходит к столу и начинает что-то записывать в похожем на книгу ежедневнике, и тут Джоани подаётся вперед: девушка и рогатый переглядываются и улыбаются друг другу.

Джоани осторожно выдохнула. А она-то уже начала думать, что тип в ковбойской шляпе это какая-нибудь галлюцинация. Она снова оборачивается к Алисон, но ничего не успевает ей сказать, потому что в следующую секунду её мобильник, недавно подаренный Генри, начинает звонить, так что ей приходится выскочить в прихожую. Звонит Крисси Чамберс, она приглушенным шепотом спрашивает, почему ее до сих пор нет — дополнительные занятия у мистера Эверетта начались уже пять минут назад. Джоани, у которой как-то вылетело из головы, что на этой неделе класс писательского мастерства почему-то собирается не в четверг, а в понедельник, только ахнула. Пропустить урок мистера Эверетта — да в жизни ни за что! Она встряхивает головой, открывает дверь и, на цыпочках вбежав в комнатку с диваном, подхватывает за ремень свою школьную сумку и вполголоса сообщает Алисон, что ей пора. Кэйс возмущенно шипит, но Джоани уже бросается вон, и в голове у неё, вычёркивая необычных гостей миссис Прионт, прочерчивается кратчайший путь до школы.

Спустя немногим больше сорока минут она снова с ними столкнулась, на этот раз по пути к метро. Дорога эта за полгода стала до того ей привычна, что по сторонам девушка с ирландскими корнями почти не смотрела и была полностью поглощена не слишком весёлыми мыслями о том, что Кэйс теперь наверняка безумно зла на неё, а мистер Эверетт завтра прочтет её работу о Ганнибале и смертельно разочаруется.

На сегодняшнем занятии он, решив познакомить класс с использованием литературных приёмов в новой журналистике, затеял читать им Томаса Вулфа. Джоани же, опоздав к нему минут на двадцать, пришла в ужас, подумав, что он зачитывает вслух сочинение ЭйДжей, которое та собиралась сдать уже сегодня, не дожидаясь крайнего срока.

Ладно, с Томасом Вулфом ей конкурировать не придётся. Но утешением это было небольшим, потому что на лестнице журналистского мастерства ЭйДжей явно стояла к нему ступенек на десять ближе, чем Джоани. Ну или ей просто-напросто везло.

И кстати, о везении...

— Мисс!

...может статься, её знания о том, кто такой Ганнибал, прибавят ей очков в глазах Эверетта. Который уже давно выговаривает классу за чрезмерное увлечение массовой культурой, а вот историю просто обожает, и...

— Эй, мисс! Подождите!

Джоани обернулась, но окликали не её — мимо, едва не толкнув ученицу Роя Эверетта, пронёсся высокий худощавый человек в длиннополом пальто. Мелькнул клетчатый шарф. Эй, где она видела этого типа?

— Очень мило, — но она всё же остановилась, потому что увидела, кого он догонял.

Та парочка, на которую Джоани наткнулась у миссис Прионт, — оказывается, всё это время она шла за ними, отставая всего шагов на пятнадцать. Девушка и рогатый!

Сейчас они стоят и разговаривают с худым мужчиной в пальто. Или вернее, разговаривает он, он обращается к девушке и как будто о чем-то её спрашивает и — что за странность! — напрочь игнорирует её синекожего приятеля. Последний же в открытую на него уставился, а затем перевёл взгляд на свою спутницу и что-то сказал. Та не ответила и не взглянула на него, но рот её дёрнулся от сдержанного смешка.

Джоани, не раздумывая, сделала несколько шагов в их сторону и, остановившись, вытащила мобильник, чтобы на всякий случай притвориться, что просматривает почту. Странная пара интересовала её всё больше и больше. Почему никого не удивляет парень, выглядящий так, словно он собирался на КомикКон и перепутал поезда?

— Я сказал что-то смешное, мисс Брукс? — услышала она.

— Сюзан, — сказала девушка с проколотой губой. — И нет, ничего, просто вспомнила... одну шутку, неважно. Простите, мистер Эшби.

— И что же это за шутка, Сюзан? — поинтересовался тип в пальто недовольным тоном. Джоани даже со своего места разглядела, что в настроении он был язвительном.

— Как-то раз ирландец прошел мимо паба, — начал с воодушевлением рогатый, толкая подругу в бок. — Давай, повторяй за мной, это охренетительная история!

— Уже забыла, — сказала Сюзан и пожала плечами. — Извините, мистер Эшби, мне пора бежать, я...

— ... всю ночь сидела с пивом и смотрела "Доктора Кто", — договорил ковбой, сделав страшные глаза.

— ... должна попасть к дантисту, — она, словно в доказательство своих слов, скривилась и тронула ладонью щеку.

Рогатый хмыкнул и скрестил руки на груди. Мистер Эшби вздохнул:

— Послушайте, мисс Брукс, мне отлично известно, что вы...

— Эй, сестрёнка, — прозвучало вдруг над самым ухом Джоани. — Нет желания обменять пять баксов на дурацкое тряпьё?

Джоани, чуть не выронившая с испугу телефон, повернулась к говорившему. Им оказался парень в зелёной бейсболке с эмблемой их школы. Его плечи оттягивал здоровенный рюкзак, а в руках он держал пластиковый пакет, из которого высовывалось нечто, смахивающее на шнуровку, стилизованную под стебли молодого горошка и выкрашенную в фиолетовый.

— Что, Холлоуорд и Раттиган? — спросила она, кивнув на его ношу. А ЭйДжей, надо отдать ей должное, неплохой организатор: Джоани узнала этого парня, это был Джимми Арчер, и до сего момента единственной, кто мог им командовать, являлась Селия "Блёстки-вместо-мозгов" Трэйси, капитан школьной команды болельщиц, предполагаемая королева выпускного бала этого года и дрянь невообразимая. Так что же, королеву потеснили с трона, что ли? Арчер — бегает с поручением от ЭйДжей? Хотя стойте — пять долларов?.. Она же вроде бесплатно раздавала эту одежду?

Джимми пробурчал в ответ что-то неопределённое и добавил, что если она, Джоани, ещё не совсем выжила из ума и "в гробу видала это шмотье для Хэллоуина", то он на неё не обидится. Она же, ещё не придя в себя то ли от того, что самый крутой парень в школе заговорил с ней, то ли от того, что этот самый парень согласился поработать "распространителем" вещей от её одноклассницы, зачем-то начала объяснять ему концепцию "уродливой моды". Неудивительно поэтому, что когда Арчер от неё отошёл, щёки у Джоани горели как угли. Но все же не ярче, чем щёки таинственной Сюзан, на которую дочь Хайдеггера вновь наткнулась взглядом.

Тот, кого она назвала мистером Эшби, уже ушел, так ни разу и не взглянув на влезавшего в их с ней разговор человека в ковбойской шляпе. Но в последней его фразе явно было что-то, вогнавшее темноволосую девушку в краску. Она сжимает кулаки и смотрит ему вслед с такой яростью, что только что током не бьётся. Её друг сочувственно качает головой и пожёвывает невесть откуда взявшуюся травинку.

Джоани рискнула оторвать взгляд от экрана мобильника:

— Ой, да ну ладно тебе, Сюзи, — донеслось до неё. — Как насчет вот этого?

Она подняла голову — рогатый протягивал что-то Сюзан, что-то маленькое и блестящее, но что именно, Джоани не было видно.

— У меня дома говорят, что нет лучше средства от болтливого зануды, чем добрая гулянка, — продолжал он, но подруга, похоже, была не в том настроении, чтобы его слушать:

— А про что это у тебя дома так не говорят, интересно знать? — и, сказав так, она схватила с его ладони этот маленький предмет и что есть силы швырнула на землю.

Что-то звякнуло и запрыгало по асфальту. Монетка?

Сюзан развернулась и пошла в сторону автобусной остановки.

— Ну, про католические мессы, например, — не обидевшись, ответил её приятель и почему-то скривился, словно осушил залпом стакан с какой-то кислятиной.

После чего окликнул несколько раз убегающую девушку, как-то замысловато, но беззлобно выругался, покачал своей рогатой головой и, сплюнув под ноги, просто-напросто растаял в воздухе.

Ну да, на глазах у всей улицы. Которую его таинственное исчезновение озадачило ничуть не больше, чем его безумное одеяние и синяя кожа. То есть, вообще не озадачило.

Джоани же, чуть не поперхнувшись воздухом, принялась вертеть головой по сторонам. Он ведь только что стоял здесь, куда он подевался? Что ещё за чертовщина здесь происходит?

Но, как бы там ни было, Джоани была современной девушкой, не испытывающей отвращения к разного рода фантастическим телешоу, а кроме того — на четверть ирландкой, и потому сейчас не стала тереть глаза или сомневаться в собственном рассудке, а, оглянувшись ещё раз в поисках рогатого ковбоя или скрывшейся из виду Сюзан и нигде их не увидев, бросилась поднимать ту блестящую штуку.

Блестящая штука, достаточно маленькая, чтобы спрятать её в сжатом кулаке, оказалась чем-то вроде погнутого и помятого жетона или какой-нибудь старинной бронзовой монеты с неровными выщербленными краями и изображением горбоносого профиля. Может быть, она и правда была бронзовой, но Джоани не слишком хорошо разбиралась в металлах.

Хотя в процарапанных на поверхности не то жетона, не то монеты петлеобразных закорючках она тоже не очень-то разбиралась. Но стоило дочери Генри взять эту штуку в руки, как ей стало совершенно ясно, что все эти петли и крючки — это буквы, и что все вместе они, бесконечно переплетаясь и перечёркиваясь, складываются во что-то очень похожее на "нетлучшесредстваотболтливогозануды"...

— ... чем добрая гулянка, — закончила она ошеломлённо.

— Чертовски верно, мисс, — отозвались справа. — Позвольте ваше пальто.

Ладно, а вот теперь пришло время испугаться. Потому что скамейки, люди, машины, показавшийся из-за угла полицейский и сама авеню разом куда-то делись, уступив место подножию здоровенного холма, утыканного, словно шипами, валунами, краснеющими от заходящего солнца и оплетёнными ежевикой. За спиной, там, где только что не было решительно ничего, кроме урны для мусора, теперь, словно издеваясь, шумел ольшаник.

Где-то ухнула сова.

— Что...

— Пальто, — откликнулся прежний голос. — Ну, знаете, такой вид одежды. Верхней. С пуговицами и рукавами.

К ней обращался невысокий рыжеголовый человечек с вислым носом и с ног до головы разодетый в зелёное. Он протягивал руку с явным намереньем принять от неё несуществующее пальто и едва не лопался от важности, напоминая ей одновременно какого-нибудь стереотипного дворецкого, швейцара из отеля "Плаза" и отцовского кузена Хамблби, помешанного на этикете.

Что здесь, на краю леса, смотрелось как-то совсем уж дико.

— Простите, — начала Джоани, с усилием вспомнив, как выговаривать слова. — Я... по-моему, заблудилась.

И это ещё слабо сказано, Господи ты мой Боже.

— Только не с этим, — коротышка вдруг ловко выхватил у неё монетку рогатого и, поднеся её к самому носу, зажмурил правый глаз и зыркнул на неё левым, попробовал на зуб, потёр о рукав и, видимо, в чём-то убедившись, сунул в карман. — Сказать по правде, поздновато вы, мисс. Там внутри, кажется, уже разбили с дюжину тарелок и столько же голов, но на коктейли, думаю, ещё успеете.

И, прежде чем она успела спросить, где это — "внутри", или задать какой-либо иной полезный вопрос, прямо в холме открылась дверь, открылась так буднично и обыденно, словно двери в холмах — самая естественная штука на свете, и из появившегося проёма почти вывалились молодой человек и девушка, одетые в точности как те ребята из фильма про Робина Гуда. Ну, высокие сапоги, кожа, чёрное, смешные шапки и охотничьи ножи. Оба нехорошо улыбнулись Джоани и разом шагнули к ней. Та попятилась.

— Мать твою, сколько ж я выпил, — произнёс мужчина и, качнувшись, ухватился за свою спутницу, и это было бы чертовски хорошей идеей, если бы и её тоже не качало. — Детка, а где мой кошелёк?

— У Эша, по-моему, — ответствовала девушка, затем тряхнула головой и, скосив от усердия глаза к переносице, дунула на выбившуюся из-под шапки прядь волос, белых, как солома. — Э-эш-ли-и-и!!!

Из холма, захлопнув за собой дверь, вышел другой парень, темноволосый, красивый, с фингалом на пол-лица и не настолько пьяный, как предыдущая парочка. Кошелька у него Джоани не заметила, зато заметила два коротких меча.

Увидев Джоани, он остановился.

— Э-э... Джек?..

— Да не она это, — отвечал его товарищ, с трудом отцепляясь от девушки и принимая один из мечей.

— Откуда ты знаешь? Или что, Олвен не крашеная?

— Олвен не две, — и, кивнув Джоани почему-то два раза, Джек схватил свою хихикающую подругу за руку и потянул её прочь, прямо сквозь заросли ольшаника к лесу. Сделать это ему было непросто, потому что в его глазах едва заметная тропинка, вероятно, тоже двоилась.

Человек с фингалом произнёс какое-то замысловатое ругательство и, перехватив поудобней меч, потащился за ними следом. Джоани, растерянная донельзя, посмотрела на рыжего привратника, наблюдавшего всю сцену в полном молчании:

— А...

— Не спрашивайте, — лепрекон, вздохнув, покачал головой. — Ваше счастье, мисс, что он успел накидаться. Давайте, проходите, не стойте тут. А то простудитесь ещё.

— Да я, вообще-то, сюда не собиралась, — произнесла Джоани неуверенно.

Где-то она уже видела эту троицу, но их имена ни о чём ей не говорили. И это была самая меньшая из её проблем.

— Они тоже не собирались, — был ответ. — Но кто ж в здравом уме такое пропустит?

И Джоани, которую подстегнули не столько эти многообещающие слова, сколько повторившийся совиный крик, звучащий теперь в унисон с волчьим воем, поспешила к двери и дёрнула её на себя.

Внутри было мрачновато, но не страшно. Вперёд вёл длинный коридор, и пол в нём был деревянный, а были ли такими же стены, сказать трудно, потому что и стены и потолок плотно облепили светляки. Джоани захотелось их сфотографировать, но мобильник куда-то делся, равно как и школьная сумка, что её удивило, но не сильнее прочего. Точно так же, как тысячи здоровенных светляков пугали её не сильнее доносившихся от конца пути криков и визга.

Которые, в свою очередь, проигрывали ночному лесу с волками и тремя ещё не успевшими далеко уйти охотниками, из которых по крайней мере двое смотрелись совершенными маньяками, хоть и были вусмерть пьяными. Что же, выбор ещё никогда не был столь очевидным.

Первые тридцать шагов ничего нового ей не открыли, а светляки, услужливо вспыхивая зелёным и синим, когда она проходила мимо, за её спиной тут же гасли, так что вход очень скоро потонул в темноте. В ней же на расстоянии нескольких шагов тонуло всё, что было впереди. Вскоре, однако, из темноты вынырнул запылённый и покосившийся дорожный указатель с единственной стрелкой, которая указывала, разумеется, прямо, потому что больше и некуда было. Полустёршаяся и полускрытая светляками надпись сообщала: "Уиверли, 2 мили".

Джоани, решившая сегодня ничему больше не удивляться, всё же удивилась, но останавливаться не стала. Минуту спустя ей пришлось пригнуться и поднырнуть под раскрашенной чем-то вроде клюквенного сока перетяжкой с косой надписью — "Добро пожаловать на Вечеринку-В-Холме, смертная", а спустя ещё пару минут — затаить дыхание и на цыпочках прокрасться мимо огромного лохматого волка, который дрых прямо посреди коридора и чья шкура почему-то была усеяна бумажными звёздочками и конфетти. После волка ей поочерёдно попались полосатый зонтик, хрустальная туфелька с отбитым каблуком, пустая бутылка из-под "Хеннесси" и маленькая гавайская гитара-укулеле, так что к тому времени, когда коридор, наконец, кончился, и прямо у неё перед носом из темноты нарисовалась самая обычная дверь, Джоани уже окончательно потерялась в догадках о том, что же это за место такое.

Дверь, которая от доносившихся из-за неё криков и визга лишь чудом не слетала с петель, приветливо мигнула ей светляками. Джоани сглотнула. Нажимая на дверную ручку, она от всей души понадеялась, что та не поддастся, а ночной лес снаружи вдруг перестал казаться таким уж неприветливым. Может быть, ей стоит развернуться и пойти назад? В конце концов, заявляться на вечеринку без приглашения — это ведь невежливо, правда?..

Комнату, открывшуюся её взгляду, можно было назвать комнатой лишь наполовину. Скорее, это была небольшая терраса, вся в зелени, бабочках и треугольных белых цветах, чей запах едва не сбил Джоани с ног. Сотня футов мозаичного пола — и узкие каменные ступеньки спускаются в сад со спящими розовыми кустами, фонтаном, двумя беседками и статуей флейтистки. Ночной воздух искрит от водяной пыли, а звёзды переливаются не хуже светляков или бутылочного стекла. Над деревьями тут и там вспыхивают голубоватые и красные огоньки, и единственное, что мешает Джоани восхищённо застыть — это подвыпившая и улюлюкающая толпа. В которой недавний спутник мрачноватой Сюзан просто бы затерялся.

— Эй, сестрёнка, пиво — вон там, — сообщает ей синеволосая гостья с неправдоподобно тонкими запястьями и широкими металлическими браслетами на них.

За её спиной подрагивают стрекозиные крылья, а когда она поворачивает голову, Джоани видит, что ухо у неё совсем как у мистера Спока. Но прежде, чем она успевает изумлённо ахнуть, советчицу утягивает прочь чья-то мускулистая и вся в витиеватых татуировках рука. Кому рука принадлежала, трудно было сказать, потому что хозяина её поблизости не наблюдалось. То есть, вообще. И когда люди в балахонах с капюшонами из стоящей неподалёку группы начали ржать, Джоани точно знала, что развеселило их не что иное, как выражение её лица.

От взгляда одного из мужчин её словно бы окатило кипятком, и потому настало время сбросить оцепенение и сделать то, что на прошлой вечеринке, куда она была приглашена, сработало совсем неплохо — резво повернуть голову в другую сторону и нырнуть в укрытие. Укрытием ей послужила здоровенная статуя тролля в скандинавском шлеме, и Джоани была счастлива целых две секунды, а потом тролль вежливо осведомился, не она ли будет Брунгильда, и самым предательским образом оказался никакой не статуей. В следующее мгновение Джоани, никогда не отличавшаяся особыми спринтерскими талантами, обнаружила себя у столика с мраморной столешницей, заставленного блюдами с фуагра и, как ни странно, гуакамоле. Всё, выдохни, успокойся. И вовсе нечего так сильно трястись. В конце концов, здесь все довольно дружелюбные, разве нет? Только послушай, какую чудесную песню поют те три леди с паучьими ногами. Даже если шумные вечеринки тебе и не по душе, это вовсе не значит, что находиться на одной из них — повод для панической атаки, так что просто расслабься, посчитай эльфов и не забывай дышать вовремя. Один эльф. Два эльфа. Три эльфа. Выдох. Четыре эльфа. Пять эльфов... Восемь, девять, — да откуда их здесь столько? Десять...

— Это сиды, а не эльфы, садовая твоя голова, — проворчали за плечом. — Ирландка называется.

— Берт?! — да, перед ней был лепрекон из Бабулиной пивной, и его появление в этом сумасшедшем доме было одновременно и плохой и хорошей новостью.

Хорошей потому, что, увидав его, Джоани страшно обрадовалась знакомому лицу, а плохой потому, что, почувствовав радость вместо замешательства, она окончательно поняла, что немного тронулась.

— Счастливый день, — сказал лепрекон, взмывая над полом. — Старуха Салливан наконец вспомнила, что работникам принято платить жалованье. И ста лет не прошло.

В руке его сам собой возникает стакан на длинной ножке, с сельтерской водой и одинокой оливкой на дне:

— Твоё здоровье, дорогая, — и, выпив, он нравоучительно прибавляет, что называть кого попало эльфами — дурной тон, даже если все вокруг и пьяны.

И даже если объяснить, в чём разница между сидами и эльфами, не смогут и они сами.

— Поняла, — Джоани беспомощно оглянулась в поисках стула или чего-нибудь ещё, на чём можно сидеть, но каждый чёртов дюйм мраморных перил искрился от хихикающих феечек, а к барной стойке, хотя там и была пара свободных мест, она всё равно не решилась бы сунуться. — Ладно, а что это за сборище такое? Где мы?

Берт выловил оливку и отправил её в рот.

— В Таре, конечно, — ответил он. — Фингалл, сын Коналла, взял в жёны прекрасную Сатель две луны назад, — и лепрекон кивком указал ей влево, где на отдалении, держась друг за друга и хихикая не хуже цветочных феечек, покачивались в подобии танца самый прекрасный мужчина, что Джоани когда-либо видела, и рыжеволосая сида, вся в веснушках и с хрустальным обручем на голове. — Трудно поверить, но это — свадебный пир.

— Что, уже третьи сутки?

— Перестань. С тех пор, как предыдущего Короля Холмов застрелил какой-то охотник, у них не так уж много поводов для веселья.

— Да, я вижу, — выговорила Джоани.

Одежда молодожёнов, просторная и светлая, была так сильно заляпана вином и Бог знает чем ещё, что не заметить их скорбь по безвременно погибшему Королю Тары было извинительно.

Стойте. Тара?

— Это не может быть Тара, — сказала она, вдруг с ужасом заметив, что человек, улыбнувшийся ей на входе, снимает с головы капюшон и начинает проталкиваться сквозь толпу в её сторону. — Тара — это Ирландия, а я ещё полчаса назад была в Нью-Йорке.

— А я — в Анн-Арборе, — пожал плечами Берт. — А вон те двое — в Братиславе, по-моему. Такое бывает. Не грузись. Лучше съешь мороженое. Вон, по-моему, кое-кто хочет тебя угостить.

Джоани, догадываясь, о ком речь, и спиной ощущая его взгляд, искренне понадеялась, что хочет он чего-нибудь другого. Сдавленным голосом, как будто предложенное мороженое уже застряло у неё в горле, она спросила Берта, как бы ей поскорее отсюда убраться, потому что, понимаешь ли, произошла небольшая ошибка, и... Но тот, не слушая, завертелся, отсалютовал кому-то бокалом и присвистнул:

— О, а вот и Морнон, старина. А мы-то уже начали переживать, что она его до смерти заговорила.

Джоани с любопытством обернулась. Морноном оказался её старый знакомый, рогатый, по чьей вине её сюда и занесло. Кивая налево и направо, он поднимался по ступеням. Одеяние его осталось прежним, только добавился, в ознаменование вечеринки, гавайский венок на шее, а ковбойскую шляпу заменила бумажная корона из рождественской хлопушки. Приглядываясь, Джоани совсем было собралась спросить лепрекона, что он о нём знает, когда случилась самая страшная вещь, какую она только могла себе вообразить, даром что случалось с ней всякое, вроде соперничества с ЭйДжей или неожиданного прибытия на самую чокнутую вечеринку во вселенной. Сейчас, однако, всё это показалось ей цветочками и безобидной шуточкой, потому что не успела она открыть рот, как кто-то обнял её сзади и сказал прямо в ухо "Привет, детка".

Жутко пошлым голосом и на старом гэльском.

* * *

Барная стойка тоже была мраморной. А металлические ножки высоких стульев, на один из которых Джоани пришлось подсаживать, то и дело принимались выстукивать какой-то танцевальный ритм и не прекращали, пока не пнуть одну из них посильнее. Сделать это было не так уж просто, ибо ножки всячески стремились увернуться, но Джоани уже начинала приноравливаться. Или, может быть, это вино так на неё действовало.

Человека, что притащил её сюда, звали Эйдан Маклеод из клана Маклеодов, о чём он поведал Джоани сразу же, как только согласился вытащить свой грёбаный язык из её уха. У него было приятное лицо, светлые глаза, ямка на подбородке и странное навязчивое желание увести её в сад пройтись, которое начало проявляться, как только она притронулась к выпивке, что он ей купил. Джоани, фыркнув, отвечала на это, что она не настолько пьяна, а следом спросила, почему доблестный Маклеод не носит килт. Что он на это ответил, она до конца не поняла, потому что на старом гэльском разобрать могла только два или три слова из десяти (хотя ещё утром и этим не смогла бы похвастаться, надо сказать). Зато он, видимо, понимал её отлично, потому что тут же спросил у бармена ещё один бокал и подал ей.

Он был намного моложе, чем показался ей вначале, но даже при этом ей было только шестнадцать, а ему хорошо так за двадцать пять. Джоани это немного беспокоило, но с каждым глотком всё меньше и меньше. В конце концов, если никого вокруг это не волнует, то почему должно волновать её? Тем более, что пресечь попытки Эйдана вытащить её на воздух было очень легко — всего-то и нужно было, что спросить, в каких ещё сражениях он участвовал и много ли песен сложено о его знаменитых предках. И тогда бесстрашный воин выпускал её плечо, на котором уже понаставил синяков, и принимался что-то такое вещать, а Джоани оставалось лишь кивать и поддакивать в нужных местах, и делать восхищённые глаза. А ещё пытаться не рассмеяться, когда она случайно встречалась взглядом с барменом-сидом, который сочувственно ей мигал и строил рожи, явно понимая, что здесь происходит.

Что ж, она и сама хорошо это понимала. Кому из её сверстниц удалось дожить до шестнадцати и избежать разных неловких разговоров о подобных вещах и о том, как их не допустить? И с какой частью из них эти вещи всё же случались, несмотря ни на какие разговоры? Ладно, на самом деле, она никогда не думала, что сама рано или поздно попадёт в этот процент "дрянных девчонок", с её-то воспитанием и привычкой мямлить и обращаться при разговоре к собственным ботинкам. Но, в конце концов, то, что происходило сейчас с ней, было обычным. Даже несмотря на то, что домашнюю вечеринку заменил свадебный пир сидов, а насосавшегося пивом старшеклассника — шотландский воитель. Это было чем-то, о чём она имела представление, пусть и составленное главным образом из школьных сплетен и фильмов на кабельном телевидении. А вот то, что происходило вокруг неё, обычным не было.

Слева от Джоани за стойкой сидела бледная, как подснежник, дама, закутанная в чёрное. Она болтала соломинкой в коктейле, о чём-то разговаривала с барменом и время от времени выдувала через соломинку разноцветные пузыри, которые разлетались по всей террасе и сбивали бабочек. Бармен же, рассеянно следя за ними глазами, терпеливо слушал, кивал и отправлял время от времени газировку и печеньки вниз, Олвен, которая прячется под барной стойкой и которой до сих пор никто не сказал, что её бывший и его брат с сестрой уже ушли. За спиной женщина-паучиха обматывала паутиной какого-то горца и нехорошо посмеивалась. Берт, вместе с другими лепреконами, кружил под потолком, жонглировал золотыми монетками и изредка сдёргивал с чьей-нибудь головы шляпу. Небольшая компания ведьм-баньши затеяла было петь, и Коналл, сын Энгуса, нынешний Король Холмов, едва не поседел, пытаясь убедить их этого не делать. Что же до его сына, прекрасного Фингалла, то он, устав, видимо, от объятий своей молодой жены, плюхнулся какое-то время назад на освободившийся стул за барной стойкой, совсем недалеко от Джоани и её шотландца, заведя разговор с Морноном, который тоже там сидел.

Джоани было интересно, о чём они говорят, но расслышать в общем гвалте ей удалось немногое. Молодой сид, рассказав сперва пару не совсем приличных шуток, спросил, в числе прочего, где это Морнон потерял Сюзан и почему её давно не видно на их сходках. Рогатый, разом помрачнев, отвечал, что сегодня на улице они с Сюзан умудрились налететь на её преподавателя из колледжа, и теперь Сюз сидит у себя и что-то чертит как сумасшедшая, а вид у неё злее, чем у Сатаны. Но что она, конечно, со всем справится и снова к ним вернётся. Обязательно. Она же всегда так делает. Он точно это знает.

На этом месте в голосе Морнона зазвучала такая пронзительная грусть, что Джоани страшно захотелось одолжить у бармена бутылку красного бургундского и дать ей храброму Маклеоду по голове, чтобы он хоть на минуту заткнулся и не мешал ей слушать. Фингалл, сын Коналла, по всей видимости, тоже уловил эту печальную ноту, потому что дружески хлопнул ковбоя по плечу и быстренько перевёл разговор на более весёлые, как ему показалось, вещи. Послушай, приятель, сказал он. Если Сюзи не будет, где нам взять девятого игрока для прыжков через костры? А когда Морнон вызвался её заменить, сладкоречивый Фингалл гоготнул и заявил, что играть в эту игру без смертных — пустая затея и "вполовину не так весело", посетовав заодно, что смертных, способных видеть Дивный Народ, от столетия к столетию становится всё меньше. Вот тут приунывший было Морнон расхохотался в голос и сквозь смех отвечал, что так оно всё и продолжится, если тех немногих, что есть, он, Фингалл, и дальше собирается заставлять прыгать через свои дурацкие кострища.

А потом вдруг оборвал себя на полуслове и прибавил, что чувствует в этой комнате смертную, и очень близко. А потом повернул голову и начал принюхиваться, а в глазах сида заблестели зеленоватые огоньки, и Джоани, разом сообразив, что к чему, выхватила кружку с элем из крепкой руки Маклеода и сообщила ему, что вот теперь совсем не против "пойти пройтись".

Конечно, скорее всего, слова Морнона о смертных и кострищах были шуткой. Но проверять, так это на самом деле или нет, ей что-то не хотелось.

* * *

— Хайдеггер, — сказал мистер Эверетт, снимая очки и потирая переносицу. — Скажи мне только одну вещь — тебе известно значение слова "интервью"?

О, прекрасно, теперь весь класс писательского мастерства уставился на неё одну. Хотя нет, не весь. ЭйДжей Раттиган так и сидит, уткнувшись в BlackBerry и заслонившись от учителя тетрадью. Джоани очень сильно сомневалась, слышала ли она хоть слово из её работы, которую Эверетт только что прочёл.

— Конечно, мистер Эверетт, — ответила она.

В конце концов, это было правдой. Так что нечего так на неё смотреть.

— Тогда что это должно означать?

— Я... просто пыталась написать что-нибудь весёлое, — а ещё она изо всех сил пыталась придумать какой-нибудь достойный ответ на ваш вопрос, который, как она отлично знала, вы непременно зададите.

Но что-то ей, похоже, не удалось.

— Оно и видно, что "пыталась", — произнёс учитель ворчливо, и Джоани запоздало поняла, что он, вероятно, ожидал от неё куда большего. — Что ж, довольно художественно, хотя решение вписать себя в текст в качестве героя и не ново. Два мира, существующие рядом... Фольклорные мотивы в современной обработке... Пианистка, конечно, вымышленная?

— Нет, мистер Эверетт, — встревает Крисси. — Я у неё занималась два месяца. Миссис Прионт настоящая, и её дом тоже. Только вот статуй в прихожей я что-то не помню.

— Хорошо, но в любом случае, задание было другим, — и Эверетт опускает листы с её сочинением на стол. — "B" с плюсом. В следующий раз попробуй быть более оригинальной. И над финалом поработай. Пока он выделяется только полным отсутствием.

— Да нет, сэр, просто там, вероятно, вырезанная любовная сцена, — подсказал с места Майкл, усмехнувшись своими ботанскими скобками. — Да, Джо? Этим закончилось?

Класс ржёт, а Джоани в который раз благодарит небо, что на дополнительный час писательского мастерства никто, кроме безобидных зубрил и неё с ЭйДжей и Крисси, не остаётся.

— Да нет, — отвечает она, стараясь говорить как обычно. — Закончилось сценой с поцелуем. Просто дописать не успела.

— Банальных ходов постарайся избегать, — доверительно изрекает Эверетт, а лицо его при этом такое, словно у него разом заболели все зубы. — Даже работая в банальном жанре. Что я говорил про свежий взгляд?

Э-э. Вероятно, что-то. Но озвучивать свой ответ Джоани, к счастью, не пришлось, потому что за неё начинает отвечать Николь, а сама она садится на место и проводит рукой вверх по рукаву, задержав её там, где отпечатался, видимо, навсегда, след шотландской пятерни. Ладно, с тем, что о коротких рукавах на месяц точно придётся забыть, она уже смирилась.

С тем, что багровеющий синяк — единственное, что осталось у неё на память о Таре, смириться было куда труднее. Но вот Эверетт достаёт из общей пачки сочинение ЭйДжей, откашливается, начинает его зачитывать, и все мысли о холмах и троллях разом куда-то уносит. ЭйДжей отрывается наконец от мобильника и расцветает спокойной улыбкой, а Джоани ещё успевает подумать о том, что даже если во время её каникул в Анн-Арборе Берт и вздумает прикинуться картонной вывеской, как делал много раз, то это всё равно ничего, потому что теперь, благодаря миссис Прионт и её урокам фортепиано, она знает, где можно встретить Сюзан и её демонического приятеля. Однажды она наберётся смелости и познакомится с ними обоими.

Вполне такое возможно.