День экзаменов (джен)

Чародеев в Уиверли всегда хватало. Но ещё каких-нибудь лет тридцать назад те из них, что не слишком сильно покалечились во время учёбы и не пропили последние мозги во время первого испытательного года, сидели по своим Башням, потрошили саламандр, сочиняли заклинания и не попадались вам на глаза в таких огромных количествах. Десс, конечно, в те прекрасные времена ещё и на свете не было, но так всегда говорил дядюшка Хенетти, а она ему верила. Дядюшка Хенетти и сам был чародей, причём не из самых слабых. В Уиверли он уже третий год занимал чрезвычайно почётный и требующий большого опыта и знаний пост предсказателя погоды, а значит, полагаться на его суждения можно было во всём. Если это не касалось погоды, разумеется.

Что ж, толпа чародеев, закрывавшая Десс обзор на обе двери, дюжину окон и несуразное сооружение, призванное изображать барную стойку, погоды явно не касалась, во всяком случае, пока. Предвиденье никогда не считалось сильной стороной Десс, но прямо сейчас она не могла отделаться от странного чувства, что в воздухе собирается ураган, и что лучше бы ей убраться куда-нибудь подальше, прежде чем ребята в балахонах перепьются. Потому что ураган в данном случае — никакая не метафора.

— Я тоже чувствую, — сказал Эгберт. — Бедняга Джорджи, только вчера починил крышу.

— Не знаю, — Десс, просто чтобы отвлечься, отхлебнула пиво. — Если он не хотел отскребать крабов от потолка через два дня на третий, не надо было открывать пивнушку рядом с Университетом.

— Не напоминай.

— Извини.

Они сидели здесь уже полтора часа, не меньше, а в кружке Десс ещё булькало. Знаменитое пиво О'Флаэрти ей не нравилось, а сама она не относилась к тем, кто каждый день наведывается в подобные заведения. Но, справедливости ради, из Университета её тоже не каждый день вышибают.

Эгберт Бешеный Волк встряхивает головой. Не напоминай — проще сказать, чем сделать. Особенно когда вокруг толкаются две дюжины людей в балахонах, а из любого окна виднеется шпиль университетской башни.

— Я не хочу уезжать, — говорит он наконец. Он облизывает губы, кусает их и явно сам этого не замечает. — Что угодно, только не этот цирк. В прошлый раз лучше всех выступила какая-то детка из Заупокойной Грядки. Превратила человек десять в лососей и зашвырнула в реку. Хорошо ещё, что все рыбаки в тот день сидели по домам.

— Почему?

— Двери от снега откапывали, — Эгберт перевернул кружку, тряхнул, выругался, перевернул обратно и провёл над ней двумя пальцами свободной руки, пробормотав что-то, что состояло из шести слогов и было холодным, как лёд. — Тоже её работа. За две минуты до того, как она открыла рот, была ещё середина июля.

Тощая как палка ведьма с приплюснутым носом и мухоморами на шее, битый час пытавшаяся раскурить трубку двумя столами слева, внезапно всплеснула руками и завопила — всё вино в стоявшей перед ней чаше куда-то испарилось. Эгберт незаметно отсалютовал ей вновь наполнившейся кружкой и выпил. Обычно Десс не одобряла такие вещи, но сейчас чувствовала себя слишком раздавленной, чтобы опять с ним пререкаться.

— И что, чем недоволен? — спросила она вместо этого. — Девчонка из Заупокойной. По-моему, волшебство впечатляющее.

— Ага. Если не вспоминать, что задание было — превратить тыкву в кабачок.

Когда Бешеный Волк злился, у него начинала дёргаться щека. Десс его не винила. Ежегодные Испытания для юных чародеев, которые устраивал Невозможный университет и на которых тем, кому не хватало золота на обучение, предоставлялся шанс получить место, за всю свою трёхлетнюю историю много кого доконали. Задания там давались простейшие, но и детишки, чем дальше от Уиверли, тем дурнее становились, так что Испытания являлись испытаниями в первую очередь для посылаемых туда старших студентов. Несчастных определяли по жребию, и для такого случая ректор Мерлин, ворча и приговаривая, стаскивал с седой лысеющей головы свою широкополую расшитую звёздами шляпу, и остальные преподаватели тянули из неё бумажки. Избирались всего четверо студентов из тысячи с чем-то.

Эгберта вытаскивали уже во второй раз.

— С радостью бы поменялась, — нет, не подумайте чего, она ему сочувствовала, но на этот раз у неё самой были проблемы посерьёзней. — Ты через неделю вернёшься, а через две — перестанешь заикаться, а я в это время буду выбивать пыль из чьей-нибудь старой шляпы и прибираться в Башне за пять золотых в месяц.

— Заткнись, мисси, — Эгберт Бешеный Волк познакомился с ней два года назад во время вступительных экзаменов в Невозможный Университет (они тогда ещё одни из всего потока претендентов не сумели распознать Чары Караванщика Джубили и так наглотались песка, что едва оба не отправились к праотцам), он всегда был ей хорошим другом, но сейчас всё равно ни черта не понимал. — Экзамен дурацкий, никто и не спорит, но с чего ты взяла, что провалишься?

Десс посмотрела на него задумчиво. Вообще-то она уже всё равно что провалилась, но об этом пока не знала ни одна живая душа. Да и мёртвая вроде бы тоже.

Но она потратила слишком много дней, чтобы Бешеный Волк, Молли Доннахью и Серая Гейла перестали ржать над её заклинаниями, и поэтому всё, что она ответила сейчас, было:

— Ни с чего, наверное. Просто слишком устала, не обращай внимания, — и она попыталась зевнуть как можно правдоподобнее. — Мы с Ашли полночи проторчали у профессора Пэйна, у одной из его горгулий опять отвалилось крыло...

— Это не у Пэйна твой последний экзамен? — перебил её Эгберт. — Если так, то отчисления можешь не бояться. Только пару зубов потерять, если он будет не в духе.

Десс сглотнула. Эгберт был широкогрудый чародей с крепкими плечами, чуть выдвинутой вперёд челюстью, шапкой тёмных жёстких волос и совершенно вампирскими глазами, северянин, который мог перепить троих и всюду таскал с собой двуручный топор. И, конечно, единственный из всех знакомых Десс, кто способен был употребить слова "не бояться" и "Пэйн" в одном предложении. Прочие же, вызываясь отвечать на занятиях профессора, как правило, начинали с того, что пытались вспомнить собственное имя и не забыть при этом, как дышать. Но в этот раз она с радостью согласилась бы хоть на десяток Пэйнов, потому что ответ был ещё хуже.

— Это не Пэйн. Это Гаррет Оллгуд, — ответила Десс и полезла под стол за своей холщовой сумкой, которую вот уже четверть часа безотчётно пинала ногами. — Отдал мне вот это и сказал, что на экзамене нужно будет заставить это заклинание сработать правильно, — сказав так, она вынырнула из-под стола и протянула другу загадочный предмет размером с диванную подушку.

Последний экзамен для второго года обучения чем-то напоминал игру в "Угадай Чары или Получай по шее", вот только ошибка здесь каралась не тумаком, а отчислением. Задание всегда давалось заранее, дня за три, и обычно представляло собой подсказку в виде какого-нибудь символа. Чародею, как всегда заявлял Мерлин, мало заучить заклинания и волшебные знаки, ему ещё нужны логика и воображение. Потому что иначе его после выпуска первое же встреченное чудовище сожрёт.

— Прости, мисси, — Эгберт, который свои "Угадай Чары" сдал ещё неделю назад профессору Кавендишу, взял протянутую штуку и повертел её в руках. — Теперь ясно, чего ты так дёргаешься.

— Это ещё что, — проговорила Десс мрачно. — Таше Лоррен он подбросил лимон и шнурок от ботинка. Она теперь с самого утра икает и успокоительное пьёт.

Договорив, она поняла, что ей и самой не помешало бы успокоительное. Но единственное, что она могла сейчас выпить, было пиво О'Флаэрти. Что ж, тоже неплохо.

— Это ведь шмель, да? — осторожно поинтересовался Эгберт Бешеный Волк.

— Ага, — отвечала Десс и склонилась головой на руку. — Плюшевый.

Уже начинало чувствоваться головокружение.

— И что это должно означать?

— Честно? Понятия не имею.

* * *

Профессор Оллгуд преподавал в Невозможном Университете лет восемь. Студентам первого года обучения он читал Основы современной рунологии и Теорию владения волшебным посохом, предмет, который половина класса неизменно прогуливала, потому что брать в руки посох даже самым одарённым из учеников позволялось не раньше четвёртого года, к которому вся эта теория всё равно вылетит из головы. С классом Десс и остальными второкурсниками Оллгуд занимался составлением Всеобщего Календаря, который представлял собой переплетённую в кожу речного дракона книжечку с белыми нелинованными листами и о котором ректор Мерлин как-то сказал, что это одна из основных вещей, что придаёт значительности чародеям-выпускникам, а иным из них и вовсе с успехом заменяет мозги. Упомянутый Календарь в готовом виде включал в себя, помимо нескольких десятков способов летосчитания и свода погодных записей, ещё и подробнейшую карту Двух Королевств, различные переводы мер и весов, сотню наиболее полезных целительских заклинаний, атлас волшебных трав и ещё множество ценной информации вроде лунного календаря, гномьего разговорника, скорости передвижения оживших мертвецов и карты вин.

Преподаватель из Оллгуда был прекрасный, но излишне фанатичный. Когда Десс слушала у него Рунологию, ей эти руны даже по ночам снились. А не прогуливай она Теорию, к рунам добавились бы и посохи. Календари её класса, даром что умещались в кармане, уже заключали в себе едва ли не треть университетской библиотеки, хотя работа над ними была ещё далека от завершения. Неудивительно поэтому, что "Угадай Чары" у Оллгуда были настоящим адом — слова Мерлина о логике он воспринимал слишком уж буквально.

Если на последнем экзамене у других профессоров самым важным было правильно сотворить заклинание, то у Оллгуда был велик шанс вообще его не угадать. Другие давали тебе осколок вулканического стекла, и ты сразу понимал, что на экзамене от тебя потребуется продемонстрировать владение каким-нибудь из заклятий, дробящих твёрдые предметы. Другие давали тебе засушенную фиалку, и отпущенные три дня ты сидел в библиотеке и зубрил волшебные закорючки, ускоряющие рост цветов и трав. Оллгуд давал тебе поношенный шлёпанец и шарик от пинг-понга, и всё, что тебе приходило в голову — это пойти и повеситься. Понятно, что число провалившихся у него было несколько выше, чем у прочих.

Нет, справедливости ради, скажем, что никого профессор Гаррет не "заваливал". Тем, кто так и не разгадал его загадку, он подсказывал прямо на экзамене и даже не слишком сильно снижал за это баллы. Помощь эту, однако, профессор оказывал лишь тем, кто во время первого года хоть раз появился у него на лекциях о посохах. И только тем, кто был с ним в хороших отношениях.

Вот почему Десс считала свой провал делом решёным. И посохи тут были ни при чём. Просто Гаррет Олгуд являлся не только её университетским преподавателем, но и человеком, чья личная библиотека два месяца назад сгорела по вине Десс. Нет, она сделала это не нарочно. Просто огненные чары всегда плохо ей давались. А занятия в тот день проходили у самых стен Крутящейся башни, в которой были открыты все окна.

Оллгуд, полжизни посвятивший розыскам этих редких книг, к его чести, никогда не отыгрывался на Десс за этот её промах. Но, завидев её, всякий раз начинал трястись. Вручая ей плюшевого шмеля, он посмотрел Десс в глаза и сказал, что нарочно даёт ей самое простое задание, потому что на его подсказки ей рассчитывать нечего.

Не думайте, однако, что Десс так уж легко сдалась. Получив таинственного шмеля, она буквально переехала в университетскую библиотеку, в которой перерыла решительно всё и откуда по истечении трёх дней её и вытащил Эгберт, потому что она уже начинала заикаться, вздрагивать от звука шагов и говорить цитатами из античных классиков. Ей было необходимо взбодриться, и он повёл её выпить. И пока они сидели в пивнушке, часы тикали. До очередной катастрофы в заведении Джорджи О'Флаэрти оставалось часа два. До последнего экзамена Десс — не многим больше. Да уж, самое время, чтобы напиться и забыться. Идиоты-северяне.

В Университет они вернулись вовремя: Десс нужно было успеть ещё раз заскочить в библиотеку. Перебрав наугад с полсотни заклинаний и ровно ничего этим не добившись, она вернулась к себе, попыталась причесаться и отыскать балахон поприличнее. Удалось ей это или нет, она не знала, потому что зеркало как нарочно куда-то ушло, но Эгберт, явившийся проводить Десс до лестницы, заявил, что она похожа на пугало. Круги под глазами её и саму не слишком вдохновляли, но в ответ она только хмыкнула. Как-то немного странно было слышать такое от человека, чья подружка вечно ходит перемазанная сажей и имеет такой вид, как будто моется лишь тогда, когда попадает под дождь. Правда, студенты, работающие с драконами, почти все так выглядят. Да и некоторое преподаватели тоже.

Может, ей и самой стоило заняться драконами? Или там поющими цветами. Или чем-нибудь ещё, где существовал такой же риск не дожить до выпуска с полным набором конечностей. Нет, не то чтобы она такая уж храбрая, просто студенты этих отделений от экзаменов обычно освобождаются. Потому что им и без того тяжело живётся.

Такие мысли одолевали Десс, пока она, перепрыгивая через ступеньку, поднималась на самый верх Крутящейся Башни. Башня эта и правда крутилась, а потому на лестнице следовало проявлять осторожность, но сегодня Десс очень хотелось свалиться и что-нибудь себе сломать, поэтому под ноги она особенно не смотрела. Скажем же о ней пару слов, пока она там рискует сверзиться вниз и пробить себе голову.

Десдемона Сайли, или, как все её называли, Десс была невысокой худой девушкой лет девятнадцати, с по-настоящему выдающимися способностями к языкам и столь же выдающимся отсутствием способностей ко всему остальному. У неё были тёмные волосы и светлые глаза, что говорило о северных корнях, хотя большую часть своей истории род Десс прожил в Сэнт-Адвин. Это был небольшой городок, чьим самым высоким сооружением являлась водонапорная башня, с крыши которой, смотря направо, можно было увидеть величественные стены Уиверли, а налево — не менее величественные стены Зачарованного леса. Чародеев в Сэнт-Адвин было ещё меньше, чем метров в водонапорной башне, и Десс, когда её приняли в Невозможный Университет, провожала чуть ли не половина города. А мэр так даже речь произнёс. Детишки из церковного хора спели для неё какую-то душещипательную песню, Джейсон Портняжка даром сшил ей великолепные сапоги, все соседи рыдали от счастья, словом, сделано было абсолютно всё, чтобы Десс, если она сегодня провалится, никогда больше не вернулась в Сэнт-Адвин.

Лестница наконец закончилась, и Десс, пошатываясь и хватаясь за перила, сделала ещё один шаг и очутилась на небольшой площадке с двойными дверями и изукрашенной головами горгулий. Таких изваяний по всему Университету было разбросано чуть ли не с тысячу — до Университета в крепости Семидесяти Башен помещалось "скромное" жилище одного чародея, замышлявшего с помощью волшебства захватить власть в Двух Королевствах, но слишком уж помешанного на деталях и потому состарившегося прежде, чем злодейский план был полностью готов. Чародей, подобно профессору Пэйну или Мариссе, повелевал горгульями, так что декор был вполне объясним. Одна из горгулий дружески подмигнула Десс.

Та выдохнула, качнулась несколько раз с носков на пятки и наудачу провела рукой по Счастливой Башке, которая, конечно, тоже была горгульей. Ну, её башкой, то есть. Считалось, что она прибавляет везения. Десс, вообще-то, в такие глупости не верила, но по поводу плюшевого шмеля, которого она несла в руках, у неё до сих пор не было никаких идей. Так что через пару минут ей явно потребуется вся удача, которую только можно насобирать. Тем более что время почти вышло.

— Чёрт, — Десс толкнула створки обеими руками; ладно, может быть, в последний миг её озарит.

В уши Десс, едва лишь двери на верхнюю площадку распахнулись, волной хлынул хор из ритмичных выкриков и хлопков, что-то щёлкало, будто хлыст, что-то свистело, а ещё что-то шипело как рассерженная змея. В замешательстве Десс остановилась и заморгала — огромный круглый зал с тремя каминами, двумя Подмигивающими столами из красного дерева и чёрт знает сколькими книжными шкафами, в котором должен был проходить экзамен "Угадай Чары", превратился в арену для совсем другой игры.

Прямо в центре, под гигантским колесом светильника, шестеро прыгали через длинную хлёсткую бечёвку, которую с каждой секундой всё быстрее крутили два бутафорских скелета, служащих для наглядности в классах профессора Н. Е. Труппа. Оллгуд стоял чуть поодаль, рядом с одним из столов, и с самым безразличным видом расспрашивал о чём-то несчастную и бледную как смерть Ташу Лоррен, бросая, впрочем, изредка взгляды на прыгающую компанию. Которая состояла, как поняла Десс, из двух неравных команд.

Против небольшого остроухого человечка с клинообразной бородкой, рожками и всего в чешуе прыгали пятеро учеников Невозможного Университета во главе с Серой Гейлой, которая, ударяясь подошвами сандалий о каменные плиты пола и вновь упруго отталкиваясь, выкрикивала слова рабочей песни "Сестрёнка рыбака", помогающей держать ритм и не сбиваться. Через строчку её команда подхватывала, и по всему залу эхом разлеталось что-то оглушительно-сентиментальное и полуприличное.

На Островах Грохочущих Камней, откуда Гейла была родом, в эту игру играли немного иначе. Каждое четверостишье там заканчивали на "Хэй-хэй-хэй, сдохни, дорогая, сдохни!", а после произнесения этих слов в двенадцатый раз все начинали бросаться друг в друга ножами. Друзьям Гейлы по Университету стоило немалых усилий научить её новой манере, но в прыжках через верёвку она и здесь считалась лучшей, и потому рогатый уже явно начинал выдыхаться.

Конечно, Десс сразу его узнала. Человечек был гоблином из Нижнего мира, его звали Кривой Хагген, и призвало его сюда, видимо, одно из заклинаний, которое Оллгуд загадал Серой Гейле или кому-то из её банды. О Кривом Хаггене Десс читала, что он обожает разного рода состязания и заставляет призвавшего его чародея с ним соревноваться. В случае победы чародея Хагген безвозмездно исполнял два его желания, если только они не касались таких вещей, как мировое господство или излечение от всех болезней. Проигравшего же гоблин утаскивал в Нижние миры, и никакая сила уже не могла его оттуда выдернуть. Надо же, опасное заклинание Гейле досталось — стоит хоть кому-нибудь из её команды сбиться, и тогда... Но она, судя по одобрительным взглядам профессора, его, по крайней мере, угадала. Десс скрипнула с досады зубами и осторожно двинулась к столу.

— Сайли, — учитель заметил её почти сразу же и замахал на неё руками. — Стой на месте и не мешай!

— Добрый день, профессор Оллгуд, — поздоровалась Десс.

Остановившись рядом с услужливо отскочившим в сторону канделябром, она кивнула Таше, которая уже была наполовину в обмороке. На столе перед ней вертелся зеленоватый лимон.

— Я не считаю, мисс Лоррен, но это была ваша девятая попытка, — долетело до неё. — Могу разрешить ещё одну. Если до вас наконец дойдёт, что я не имел в виду ничего, связанного с кулинарией.

Таш что-то прохрипела, откашлялась и занесла над лимоном кисть. Десс и канделябр подались было вперёд, но в следующую же секунду горько об этом пожалели, потому что от неумелого заклинания Лоррен несчастный фрукт крутанулся, взмыл под потолок и взорвался в кислых брызгах, окатив каким-то чудесным образом половину комнаты. Десс едва успела заслонить лицо шмелем и отпрыгнуть за ближайший шкаф. Следующим, что она услышала, был отчаянный вопль Фернани Кэмпбелл, поскользнувшейся на отлетевшей ей под ноги лимонной кожуре.

* * *

— Похоже на развод, учитель, — проговорила Серая Гейла с сомнением. — Как по мне, никакие это не водоросли дуламан.

Она сидела на столе Гаррета Оллгуда и качала ногой. В руке у неё было что-то вроде надкусанного трёхэтажного бутерброда с морепродуктами, а к резной ножке стола был прислонён её новенький, только что из Преисподней, боевой топор с лезвиями такими хищными, что порезаться, казалось, можно было от одного только взгляда. Бешеный Волк от ярости взвоет, когда его увидит.

Остальные столпились перед Гейлой со следами самых разных чувств и лимонного сока на лицах. Таш и Фернани с Вэй-Вэй едва ли не сияли, Торольв недоверчиво переводил взгляд с Гейлы на топор и обратно, а профессор просто-таки клокотал от возмущения:

— Вы можете перестать на минуту жевать и хотя бы попытаться осмыслить, какую фантастическую возможность только что упустили?! — зашипел он, брызгая слюной и явно из последних сил сдерживаясь, чтобы не свернуть Гейле шею. — Я уже молчу о том, что по изначальному договору второе желание вы обещали мне! Булка с водорослями? Милая, вы это серьёзно?!!

— Простите, учитель, — сказала Гейла и с чувством посмотрела на бутерброд. — Просто соскучилась по дому.

Оллгуд закрыл глаза и несколько секунд только молча вдыхал и выдыхал. Десс показалось, что про себя он считает до десяти.

— Ладно, с вами я позже разберусь, — и он, оставив Гейлу, обернулся к Десс, которая попыталась было спрятаться за торшером, но почти сразу бросила эту затею.

— Профессор?..

— Я ведь всё ещё жду ваше заклинание, Сайли, — в голосе Оллгуда явственно слышалось намерение выместить злость хоть на ком-нибудь. — И если вы снова вздумаете заявлять, что уже его применили, я за себя не ручаюсь.

— Но вы же сами видели, профессор, — возразила Десс с мужеством отчаянья. — Чары "Бросок Пчелы". Сработало великолепно.

— Бросок Пчелы? — руки Оллгуда скрестились на груди, а брови поползли вверх. — Ни разу о таких не слышал, — прибавил он ядовито. — Дайте определение!

— Бросок Пчелы, — начала Десс со всей невозмутимостью, на которую только была способна, и совершенно не представляя, что именно собирается говорить. — Это когда... Ээ..

— Это когда ты бросаешь игрушечную пчелу под ноги гоблину, чтобы он упал прежде, чем кто-то из прыгающих людей споткнётся о лимон и грохнется, — подсказала со стола Гейла, широко ухмыляясь. — У нас на Грохочущих Камнях это даже дети знают. Честно.

— Не сомневаюсь, — сухо отозвался профессор. — Глядя на вас, и не такому поверишь. Давайте сюда зачётку, Сайли, и катитесь ко всем чертям. Фингалл, у вас что, работы нет? Есть? Вот идите и работайте! И вас это тоже касается, Тонака. И вас тоже, Лоррен.

Уходя, Десс на мгновение задержалась, чтобы подобрать с пола плюшевого шмеля — Оллгуд не сказал о нём ни слова, и она подумала, что может оставить его себе. Уже на лестнице она вдруг поняла, какое желание загадал бы профессор Кривому Хаггену. Те книги, которые Десс случайно сожгла. Он наверняка захотел бы их вернуть.

Между прочим, вспомнила Десс, спускаясь медленно и глядя себе под ноги, — на третьем году обучения её классу снова предстоит вернуться к огненным чарам. Что ж, может быть, в следующий раз она получше с ними справится.