Критическая ошибка (джен)

— Коломинский — шесть, Зинченко — четыре, Егорова — два… — монотонно перечисляла Елизавета Александровна — в быту просто Лизон, — делая паузы, чтобы выставить оценку в журнал и открыть следующую тетрадку.

Контрольную класс определённо завалил. Только Ефимов каким-то уму непостижимым образом ухитрился написать тест на девять, да ещё Коломинский с Бодалевой, признанные языковеды, получили по шестёрке. Для остальных же высшим баллом оставалось четыре.

Слушая ряд фамилий и цифр, я продолжала надеяться на чудо. Так хотелось ощутить себя по-настоящему способной ученицей, тем самым гением, которым меня считали окружающие…

Чуда не произошло.

— Лимонова — два, — подытожила Лизон с ноткой недоумения в голосе.

По классу пробежал шепоток. Я буквально кожей почувствовала, как на меня уставились двадцать шесть пар удивлённых и, в большинстве, злорадных глаз. Чужие падения зачастую оказываются приятней даже собственных взлётов. Особенно падения с такой высоты. Я была уверена, что если обернусь, то смогу прочесть во взглядах одноклассников мрачное удовлетворение:

«Вот видишь, — молча скажут они, — ты такая же, как и мы. Ничуть не умнее. Ты тоже можешь получать двойки».

Знали бы они, сколько у меня уже этих двоек было!

Но они не знали. Для них я была абсолютно круглой отличницей, вундеркиндом.

Странно, сколько бы раз я ни оказывалась в подобной ситуации, никак не могу привыкнуть. Каждый раз густо заливаюсь краской и опускаю глаза в исписанную всякими непристойностями парту. Я привыкла считать себя первой во всём, но суровая реальность то и дело находит меня и ударяет со всего маху, заставляя трезво взглянуть на окружающий мир. Никакой я не гений и никогда им не была, что бы там ни думали люди вокруг. И от осознания этого факта почему-то становится очень обидно. И стыдно.

— Катенька, что же ты так? Ты же все понимала. Может, тебе что-нибудь объяснить? — щебетала над ухом русичка.

Я и не заметила, как она встала со своего места и подошла ко мне. От стопки тетрадей она уже успела избавиться, и сейчас Малинов и Фролова — обитатели парты возле учительского стола — уже сновали по классу, раздавая проверенные работы.

— Не нужно, Елизавета Александровна. Я всё понимаю. Просто у меня голова очень сильно болела…

Зачем я оправдываюсь? Какая мне разница, что сейчас подумают обо мне учителя и ученики, если потом за контрольную у меня всё равно окажется десятка? Если сегодняшняя двойка исчезнет навсегда, и никто никогда о ней и не вспомнит?

Кроме, разве что, меня…

Короткое и ёмкое описание неизвестной мне Дины, выцарапанное каким-то скучающим школьником, стыдливо прикрылось моей тетрадкой, будто бы застеснявшись оказавшейся поблизости учительницы русского языка и литературы. Но долго прятаться я ему не позволила….

Двадцать пунктов, в каждом от двух до четырех ответов. Я старательно зубрила их все, не забывая при этом изображать бурную деятельность по разбору собственных ошибок. От обилия красного стержня пестрило в глазах, заботливо-сочувственный взгляд Лизон и её постоянные порывы мне чем-нибудь помочь раздражали и мешали сосредоточиться. Но, несмотря на это, уже к середине урока я пришла к выводу, что запомнила ответы достаточно хорошо и удовлетворённо закрыла глаза.

Постепенно из хаотичных бликов за опущенными веками проступили ровные ряды букв. Больше всего это напоминало главное меню какой-нибудь мрачной готической компьютерной игры. Впрочем, оформление особой роли не играло — оно постоянно менялось в зависимости от моего настроения.

Неужели далеко не первая и уже почти привычная двойка так мне его испортила?

Воображаемый курсор заскользил по воображаемому меню, остановившись на пункте «Загрузить». Теперь я видела перед собой большую таблицу, в каждой ячейке которой помещалась картинка, а под ней — точная дата. И, хотя эти даты отделяло друг от друга по семь-восемь часов, среди них всегда присутствовал именно тот момент, который мне нужен. Вот и сейчас курсор радостно подсветил ячейку с надписью «18.10.2007 11:45:53». На соответствующей картинке была изображена девственно чистая тетрадь, в левом верхнем углу виднелся кусок распечатки с заданием и всё это на деревянном фоне парты. Кстати, описания Дины видно не было: наверно, его сделали позже.

Таблица исчезла. Её место заняла скромная белая просьба: «Идёт загрузка. Пожалуйста, подождите».

Чуть ниже на чёрном фоне оказалась бледно-серая полоска, постепенно заполнявшаяся красным. Когда этот процесс завершился, а просьба подождать сменилась на удовлетворённое ярко-жёлтое сообщение «Загрузка завершена», я глубоко вдохнула и открыла глаза.

«Что наша жизнь? — Игра» — кто придумал эту фразу? Неважно. Кто бы ни придумал, я с ним полностью солидарна.

Передо мной лежала чистая тетрадь.

* * *

— Коломинский — шесть, Зинченко — четыре, Егорова — два… — монотонно перечисляла Елизавета Александровна — в быту просто Лизон, — делая паузы, чтобы выставить оценку в журнал и открыть следующую тетрадку.

Контрольную класс определённо завалил. Как и в прошлый раз, единственным обладателем девятки оказался Андрей Ефимов. Оценка, в общем, была заслуженной. Андрей, новичок в нашем классе, хоть особыми успехами и не блистал, был среди тех немногих, кто не поддался расхолаживающему влиянию Лизон и старательно учился. Антон Коломинский и Настя Бодалева — остальные члены этих немногих — снова получили по шестёрке. Всё было, как и тогда, неделю назад. Или как сегодня — в зависимости от того, с какой стороны посмотреть.

Только я уже не надеялась на чудо. Я знала, что оно произошло, хотя совсем не такое, как я ждала.

— Катенька, как всегда, молодец, — радостно подытожила Елизавета Александровна, мигом перейдя от сухих фамилий к ласковому «Катенька». — Умница, десять!

В голосе Лизон отчётливо слышалась гордость. Ведь это она — такая умная и талантливая классная руководительница — сумела воспитать такую гениальную ученицу, которая с самыми сложными заданиями справляется только на «отлично». Не знаю почему, но в такие моменты я её ненавидела. Ужасно хотелось объяснить всем и каждому, что никаких заслуг Лизон в моих успехах нет, что как раз до её появления в нашем классе я ещё пыталась честно учиться.

Впрочем, никому я об этом не скажу.

Почему-то настроение у меня испортилось ещё сильнее, чем когда за эту же контрольную я получила на восемь баллов меньше. Я даже ухитрилась схлопотать семь по истории, хотя с заучиванием параграфов моя тренированная память всегда справлялась на ура. Исправлять новообретённую семёрку не было никакого желания.

Всё, чего я хотела, было добрести до дома, завалиться на кровать и проспать до утра, желательно без сновидений. Видимо, сбежавшее куда-то хорошее настроение прихватило за компанию и все мои силы, оставив после себя лишь свинцовую усталость.

Но на пути к столь желанной постели меня перехватил Ефимов. Когда я уже уходила со школьного двора, оставив позади задержавшихся у гардероба одноклассников, меня догнал его оклик:

— Кать, подожди!

Я решила просто притвориться глухой и даже не замедлила шага. Не помогло. Через некоторое время оклик повторился уже ближе, а затем я услышала громкий топот за спиной.

— Подожди, Катя! — повторил запыхавшийся Андрей, поравнявшись со мной.

Я продолжала молчать.

— Кать, ты же тест по русскому на десять написала? — я так и не поняла, было это вопросом или утверждением, а потому никак не отреагировала.

— Там ведь в четырнадцатом номере может быть два ответа, — воодушевлёно продолжал Ефимов, ничуть не смущённый моим безмолвием. — Там можно поставить и двоеточие, и тире, в зависимости от контекста, правда ведь? Я Лизон пробовал объяснить, а она даже не слушает!

Похоже, от меня требовалась консультация по вопросам пунктуации русского языка. Если б я в этом ещё что-нибудь понимала! Слегка напрягшись, я смогла припомнить ответы четырнадцатого задания: а, б, г — но что скрывалось за этими тремя буквами, я не знала.

— И что дальше? — поинтересовалась я, пытаясь голосом передать всю степень нежелания продолжать разговор.

— Ну, ты это задание помнишь? — не унимался мой собеседник.

— Нет, — абсолютно искренне ответила я.

— Ну, там предложение есть: «Гость проснулся — за дверью послышались шаги». Ты там что поставила: двоеточие или тире?

Откуда я знаю, что я там поставила? Я этого предложения вообще не помню… Беседа приобретала очень нежелательный для меня поворот.

Я сделала вид, что задумалась. Потом изобразила на лице некое подобие удивления.

— Надо же! — воскликнула я. — И вправду два ответа! А я и не заметила!

Андрей растерялся. Кажется, он готовился к длительной дискуссии, собирался долго и упорно отстаивать передо мной свою точку зрения, наверняка заранее заготовил кучу аргументов. Замешательство вкупе с непроизвольной довольной улыбкой придали его веснушчатому лицу такой забавный вид, что я, несмотря на мрачное расположение духа, едва не рассмеялась.

Едва — потому что в этот момент моя нога вместо твёрдой опоры опустилась на скользкое дно октябрьской лужи-долгожительницы. Несколько секунд, ещё не осознав, что происходит, я отчаянно пыталась удержать равновесие, но попытка не удалась, и я обнаружила себя сидящей на покрытом мокрой грязью асфальте.

Обиженно дёрнув ногой — сей жест символизировал раздражённый пинок прозрачной обидчицы, — я закрыла глаза. Перед внутренним взором промелькнуло главное меню — на этот раз буквы его ярко пылали, — затем таблица с картинками и датами, и вот знакомый до боли серый индикатор с белой надписью над ним.

Интересно, а что происходит со мной в момент загрузки? Что сейчас видит остолбеневший Андрей? Неподвижно сидящую в луже Екатерину Лимонову? И видит ли он хоть что-нибудь? Существует ли вообще в этот момент остальной мир?

Звуки исчезли. Они всегда исчезают, вытесненные красной полоской заполняющегося индикатора, только мне никак не удавалось уловить момент наступления абсолютной тишины. Вместе со звуками исчезли и все ощущения. Это особенно заметно из-за того, что еще несколько мгновений назад я отчётливо чувствовала тяжесть и прохладу насквозь промокших брюк и резкую боль в содранных ладонях. Теперь ничего этого нет, словно бы все нервные окончания, разом взбунтовавшись, отказались выполнять свои функции. Словно бы я зависла где-то в бескрайней пустоте, и даже воздух не смеет коснуться моего тела. Если оно вообще есть…

Сколько прошло времени? Секунда? Две? Десять? Может быть, час или даже сутки? Невозможно понять. Почему раньше подобный вопрос никогда не забредал в мою голову?

А движется ли вообще эта полоска?!

Зависла…

Это слово снова всплыло в моих мыслях, приобретя уже другой смысл. Тот, что знаком всем людям, имеющим дело с компьютерами.

Да я же зависла!

Почему-то захотелось рассмеяться. Значит, и моя внутренняя винда, или что там у меня стоит, умеет глючить не хуже своего компьютерного аналога!

На всякий случай я тряхнула головой в попытке сдвинуть непокорный индикатор с места. Как и следовало ожидать, никакого эффекта это действие не произвело. Всё так же белая надпись ехидненько просила подождать. Только вот забыла сообщить, сколько именно придётся ждать.

Ещё немного мысленно посмеявшись, я тяжело вздохнула и открыла глаза.

Ничего. Бесконечная чёрная-чёрная пустота вокруг. Словно бы я вдруг оказалась в открытом космосе, за миллиарды световых лет от ближайшей галактики. Хотя нет. На открытый космос не слишком похоже.

Во-первых, здесь не было холодно. Температуру этого места я для себя определила как комнатную.

Во-вторых, я могла дышать. Не знаю, что именно я вдыхала, но поднесённая к лицу ладонь не ощутила никакого движения воздуха, даже когда я выдохнула со всей силы. Может быть, ритмично раздуваясь, лёгкие вбирали в себя пустоту, а кровь равнодушно разносила её по всему телу… Как бы там ни было, мой организм по этому поводу не испытывал ни малейшего дискомфорта.

В-третьих, здесь имелась поверхность. Как и всё вокруг (а вернее будет, как и ничто вокруг) она была никакой. Я не могла ничего сказать ни о её фактуре, ни о температуре, ни о форме, ни о цвете. Это была просто опора для моего тела.

В-четвертых, невзирая на полное отсутствие источников света, себя я видела отчётливо. Можно было подумать, что я сама излучала не слишком яркий свет, который, не встречая на своём пути препятствий, уходил в никуда.

Где-то внизу живота запоздало зародился страх, угрожая заполнить собой вакуум, который я вдыхала. Наверно, ещё чуть-чуть, и он бы перерос в ужас, а затем и в панику.

— Катя, ты здесь? — обрадованный и удивлённый голос позади меня, и почти сразу же: — Где мы?

Внутренний вакуум мгновенно заполнился раздражением, не оставив страху ни малейшего шанса. Мало того, что я оказалась неизвестно где, так ещё и Ефимов оказался там же! Да чего он ко мне прицепился! Впрочем, маловероятно, что он оказался здесь специально, но осознание этого факта вовсе не мешало мне продолжать злиться на Андрея. В конце концов, именно из-за него мне пришлось поворачивать время вспять и в итоге оказаться здесь!

— Где мы? — повторил Андрей.

Смысловая нагрузка этого повтора заключалась не в словах, а в интонации. Ефимов спрашивал: «Что с тобой? Почему не отвечаешь?»

Я резко встала и обернулась. Очень хотелось ответить известной рифмой на слово «где», но я передумала и ответила другой, реже употребляемой.

— Нигде.

— Как это? — удивился Андрей. В его голосе читалось уважение перед знающим человеком. Видимо, из-за моего уверенного тона, он решил, что я что-то понимаю в происходящем. Меня это обстоятельство несколько позабавило.

— Без понятия, — всё так же уверенно сообщила я с таким видом, будто открыла ему великую тайну.

Некоторое время мы молча стояли, глядя друг на друга. Больше смотреть было попросту не на что. Надо сказать, на фоне абсолютной тьмы рыжий-конопатый Андрей выглядел, как заглянувшее сюда в кои то веки солнце. Снова стало смешно.

— Пойдём, — решительно произнесла я.

— Куда?

— Куда-нибудь.

И мы пошли. Я ощущала себя словно на беговой дорожке. Ноги мерно перемещаются, отталкиваясь от поверхности, а вокруг ничего не изменяется. Всё та же темнота коварно ухмыляется отовсюду. Сколько мы уже прошли? И сколько осталось? И есть ли вообще цель у нашего путешествия? Ефимов молчал, и, с одной стороны, я ему была за это очень благодарна. С другой же, в наступившей тишине снова поднял голову затаившийся было страх. Чтобы от него избавиться, я начала считать шаги.

Один, два, три, четыре, пять…

Это помогло. Чувства и мысли потихоньку исчезали. Лишь какие-то неясные обрывки суматошно мелькали у меня в голове, успевая втиснуться в промежуток между соседними числами.

…Сорок три, сорок четыре, сорок пять…

Куда мы идём? И, что гораздо важнее, когда мы придём?

…Двести двадцать один, двести двадцать два, двести двадцать три…

Странно, что я ещё ни разу не сбилась.

…Тысяча восемьдесят два, тысяча восемьдесят три…

…Тысяча четыреста девяносто пять…

Полторы тысячи шагов — это много или мало? Усталости я не чувствовала. Наоборот, мне казалось, что я всё так же бодро смогу прошагать ещё пять, нет, десять, тысяч шагов. Только вот есть ли в этом смысл?

Слишком длинная мысль. Я сбилась со счёта, пропустив несколько шагов. Стараясь припомнить, сколько именно я пропустила, запуталась окончательно и плюнула на это занятие.

Через эн шагов Андрей остановился, постоял немного, словно раздумывая над чем-то, сел и утомлённо прикрыл глаза.

— Устал, что ли? — поинтересовалась я, садясь рядом.

— Нет. Мне просто надоело, — я и не знала, что он может говорить таким серьёзным тоном.

— Мне тоже, — честно призналась я.

Потом подумала и добавила:

— Но ведь надо что-то делать.

— Надо. Например, разобраться.

Я смотрела на своего товарища по несчастью, словно встретила его впервые. Такого Андрея, собранного, спокойного, сосредоточенного, я и вправду раньше ни разу не видела. Тысячи шагов в пустоте кардинально изменили его.

«Он-то, наверно, всё это время обдумывал наше положение, а не занимался такой ерундой, как подсчёт пройденных шагов», — промелькнула смущённая мысль.

Мои размышления потекли по намеченному Андреем руслу. Я вспомнила, с чего всё это началось, и едва не застонала от собственной тупости. Почему я раньше не додумалась до такого, казалось бы, очевидного действия? Тоже мне гений. Вундеркинд.

Я закрыла глаза, привычным усилием вызывая в сознании игровое меню. Кажется, я уже видела перед собой округлые бледно-желтые буквы. Но почти сразу же их закрыло собой сообщение об ошибке. Оно помещалось в типичном виндосовском окошке с красным кружочком слева. Нажатие кнопки OK, как водится, результата не дало.

«Критическая ошибка. Нарушение совместного доступа к файлу 12412652e919.sys».

Ничего для меня не значившую последовательность цифр и одной буквы я запомнила по старой привычке, пока подсознание старательно обрабатывало новую информацию. Видимо, решимость Андрея разобраться в происходящем подстегнула мои умственные способности: очень уж не хотелось, чтобы он сообразил, что к чему, раньше меня.

Как всегда, найденный ответ показался мне до крайности простым, и непонятно было, чего я так долго его искала.

Довольная собой, я открыла глаза и насмешливо склонила голову набок, разглядывая сосредоточенное лицо Ефимова. Безмятежным голосом поинтересовалась:

— Андрей, а ты на сколько контрольную написал?

— Какую контрольную? — удивился он, не понимая с чего это меня здесь и сейчас интересует какая-то контрольная.

— По русскому. Которую сегодня Лизон раздала, — охотно пояснила я.

— На девять.

— А с какого раза?

— С первого, естественно, — на автомате ответил Андрей, и только спустя мгновение до него дошла суть моего вопроса.

Его глаза в изумлении полезли на лоб. На какое-то время он снова превратился в прежнего Андрея Ефимова, наблюдение за реакциями которого меня всегда здорово веселило.

— Откуда ты?.. — начал было он, но я задала новый вопрос.

— А что ты собирался делать, когда я упала в лужу?

— Ну, я хотел вернуться немного назад, чтобы вовремя предупредить тебя, — «ну» снова обосновалось в его речи.

— Назад? — я зачем-то притворилась, что не понимаю.

— Ну, во времени. Я умею перемещаться во времени. Ты же и сама знаешь, раз спросила: «С какого раза?»

— Ага. Я просто хотела лишний раз убедиться. Так вот, в то время, когда ты хотел вернуться немного назад, дабы своевременно меня предупредить о грозящей луже, я решила вернуться несколько дальше, чтобы вообще избежать нашей сегодняшней встречи и в полном одиночестве добраться до дома. Получился маленький такой парадоксик. И в результате мы с тобой очутились здесь, — уверенно объяснила я, потом скромно заметила: — Во всяком случае, мне так кажется.

— Так значит, ты тоже… — за время моего короткого монолога Ефимов успел успокоиться и снова стал серьёзным.

— Так значит, я тоже, — подтвердила я.

— И что теперь делать? Может, попробовать вернуться в прошлое? По очереди.

— Я уже пробовала. Безрезультатно, как видишь, — и не удержалась от того, чтобы снисходительно поинтересоваться: — А тебе эта идея разве раньше не приходила в голову? — знать о том, что я сама додумалась до этого совсем недавно, Андрею было необязательно.

— Приходила. Но я подумал, что если у меня вдруг получится, то ты останешься здесь совсем одна, — смущённо ответил Андрей.

Я сконфуженно потупила взор. Я об Андрее даже не вспомнила, когда пыталась воспользоваться своими способностями. Однако тут же авторитетно заявила:

— Глупости. Если бы один из нас перенёсся в прошлое, то смог бы избежать этой ситуации. А значит, и второй бы здесь не оказался.

Мы опять замолчали.

На этот раз первым тишину нарушил Андрей.

— Катя, а что все твои оценки, они получены… так? — робко спросил он.

Пустота ласково смотрела на нас, своих пленников, поощряя к откровенности.

— Ну не все, — обиженно протянула я. — В географии, биологии, истории и литературе я разбираюсь очень даже неплохо. С физикой, химией и математикой дружу с переменным успехом. А вот языки мне упорно не даются. А ты часто оценки исправляешь?

— Сегодня, то есть неделю назад, в первый раз. Мне очень эта девятка была нужна, — виновато улыбнулся Андрей.

Кажется, он хотел спросить что-то ещё, но я успела раньше.

— Андрей, как ты перемещаешься во времени?

— Не знаю. Просто закрываю глаза, чётко представляю момент, куда бы хотел попасть, и всё. А ты?

— А я как в игру компьютерную играю. Воображаю главное меню, выбираю пункт «Загрузить» и нужный момент. Как у тебя это началось?

— Я однажды из окна выпал. С третьего этажа. В числе прочего, получил серьёзную травму мозга. В первый же день, как вернулся домой из больницы, ухитрился разбить мамин кофейник. Испугался, захотел всё исправить. И исправил.

— Как всё банально в этом мире, — вздохнула я. — Было бы какое-нибудь древнее заклятье-проклятье. Или дар инопланетный. Так нет, всему виной обычная травма мозга. Хоть и серьёзная.

— А у тебя из-за чего?

— Типичное ДТП. Маленькая девочка увидела папу на другой стороне улицы и побежала к нему, забыв, что её учили смотреть по сторонам.

Тема была исчерпана, и мы снова замолчали.

Я, не ожидая особых результатов, закрыла глаза. Тут же злорадно нарисовалось сообщение об ошибке. Я на всякий случай мысленно понажимала на ОК, потом на крестик в верхнем правом углу. Бесполезно. Окошко по-прежнему ехидно щерилось перечеркнутым красным кружком. В таких случаях рука сама тянется к «ресету». Только где мне его взять? Впрочем, «ресет» — это слишком кардинально, если комп вообще ни на что не реагирует. А раз курсор шевелится, то можно попробовать волшебное сочетание Ctrl+Alt+Delete. Знать бы только как…

Зародившаяся идея показалась мне абсолютно бредовой. Но попробовать было бы не лишним. Сосредоточившись, я мысленно окружила зловредное окошко рамкой монитора. На освободившемся пространстве, чуть впереди от воображаемого монитора, я поставила клавиатуру. Такую же, как стоит у меня дома — чёрную, с белыми буковками. Я пыталась вспомнить её как можно детальнее, во всех подробностях, и в этом мне здорово помогала натренированная запоминанием бессмысленных последовательностей память. Я хотела, чтобы клавиатура представала перед моим внутренним взором так же ярко и отчетливо, как раньше игровое меню, а теперь сообщение об ошибке. Затем я сосредоточила внимание на трёх нужных мне клавишах. Вот они одновременно дрогнули, будто бы на них легли невидимые пальцы — мизинец и указательный левой руки на Alt и Ctrl и указательный левой руки на Delete. Затем они начали опускаться — сначала туго и неуверенно, потом, с лёгким щелчком, в одно мгновение погрузились до упора. Только сейчас я заметила, что почти не дышу, ожидая результата.

Никакой реакции. Сообщение пренебрежительно наблюдало за моими жалкими потугами прогнать его с экрана воображаемого монитора.

Убедившись в неработоспособности своей догадки, я тем не менее решила повторить попытку. На этот раз мне даже показалось, что я ощущаю приветливое тепло пластика под подушечками пальцев.

Мизинца и указательного левой руки и указательного правой.

И снова ничего.

Я уже собралась открыть глаза, как вдруг курсор, который до этого, видимо, находился в глубокой задумчивости, пришёл к определённым выводам и превратился из стрелки в песочные часы. Я чуть не взвыла от радости. Получилось! Моя дурацкая идея с приделыванием к несуществующему компьютеру несуществующей же клавиатуры сработала!

Маленькие песочные часики крутились долго. Мучительно долго. Мне казалось, что они вот-вот передумают, и на их месте снова окажется бесполезная стрелка. Так и вышло. Но я даже не успела толком расстроиться, как окошко с красным кружком закрыло собой другое, побольше. «Диспетчер задач», — значилось в заголовке. Большую часть окошка занимала белая таблица с двумя столбцами. В ней значилось: «Задача: Ефимов Андрей; Состояние: Не отвечает. Задача: Лимонова Екатерина; Состояние: Не отвечает».

Первая строчка была подсвечена синим. Я даже не успела улыбнуться такому забавному, на мой взгляд, сочетанию слова «задача» и собственного имени, а курсор, словно бы сам по себе, уже восторженно метнулся к самой левой из трёх кнопок сразу под таблицей.

«Снять задачу».

Подсвеченная строка Ефимова моментально исчезла. Спустя мгновение состояние задачи «Лимонова Екатерина» сменилось на «Работает», а затем и эта строчка скрылась в неизвестность.

Я с наслаждением ощутила холод октябрьской лужи. Как же здорово сидеть на мокром, грязном асфальте, ощущать боль в содранных ладонях и промокшие насквозь брюки! Сидела бы так до вечера! И пусть прохожие крутят пальцем у виска.

Я открыла глаза. Вспыхнувшее ослепительное солнце тут же заставило меня снова их закрыть. Через некоторое время я повторила попытку. На этот раз успешно.

Вволю насладившись дневным светом, я торжествующе повернулась в сторону Андрея…

И так и застыла с глупой улыбкой во все лицо, уже не замечая ни мокрого асфальта, ни холода лужи, ни боли в руках, но даже и не думая вставать.

* * *

Приехавшая вскоре скорая констатировала смерть от инфаркта. Откуда взялся инфаркт у крепкого, здорового подростка никто толком сказать не мог. Поговаривали о вредном влиянии окружающей среды, плохой пище, волнениях в связи с переходом в новую школу… Но все эти, так сказать, объяснения лишь подчёркивали всеобщую растерянность и непонимание.

О настоящей причине гибели одноклассника знала только я. Как это, оказывается, легко — убить человека! Одно нажатие иллюзорной кнопки — и задача «Андрей Ефимов» навсегда исчезнет из списка «Диспетчера». И человек Андрей Ефимов как подкошенный упадет на разбитую дорогу, чтобы не подняться уже никогда.

Странно, но особых угрызений совести по этому поводу я не ощущала. В конце концов, кем он мне был? Да я с ним толком только один раз побеседовала! И вообще, у меня ведь выбора не было! Мы бы же не выбрались иначе!

То есть я бы не выбралась…

С того дня моя жизнь почти не изменилась. Первая четверть подошла к своему логическому завершению, началась вторая, предновогодняя, а я всё так же училась на сплошные «отлично» и почти всё свободное время веселилась в обществе друзей, выкинув из головы такую фразу как «Домашнее задание». Только в прошлое я отправлялась с комочком липкого страха в груди и всякий раз облегчённо вздыхала, когда красная полоска достигала своей цели. Кто знает, сколько в мире таких, как я? И не взбредёт ли кому-нибудь из них поменять что-либо в своей жизни в ту же секунду, что и мне? Мне казалось, что я не стану долго колебаться перед тем, как вызвать «Диспетчер задач».

В конце ноября выпал первый робкий снежок, и некоторые особо расторопные магазины поспешили выставить на витрины новогодний ассортимент, вселяя в сердца покупателей и просто прохожих атмосферу грядущего праздника. Декабрь — самое неподходящее место для печали.

Я встретила её в кабинете директора, когда пришла туда выслушать очередной ворох похвал. Зачем пришла туда она, не знаю. Наверно, документы какие-нибудь забрать. Высокая худая женщина, с ног до головы укутанная в чёрное. Я её видела до этого только один раз — на первом в этом учебном году родительском собрании, куда вместе пришли и ученики, и их родители — и тем не менее узнала сразу же. На какое-то мгновение наши взгляды встретились. Я не могла отделаться от ощущения, что она вот-вот кинется на меня с диким криком «Убийца!». И даже здравая мысль, что никто никак не может узнать о произошедшем полтора месяца назад, не помогала. Но в её взгляде не было ярости. Там была пустота. Та самая, где её единственный сын прошёл последние шаги своей жизни. Та самая, что иногда снится мне по ночам. Теперь, я знала, она получит обрамление в виде двух печальных глаз.

Той ночью я никак не могла заснуть. Тупо шарила курсором по таблице с «сохранёнками» в тщетной надежде отыскать хоть одну, предшествующую моему падению в памятную октябрьскую лужу. Делала я это уже не в первый раз, и всё время с одним и тем же результатом. Точнее, вообще без результата. Какими бы способностями я ни обладала, но их было недостаточно, чтобы исправить одну-единственную ошибку моей жизни. Критическую ошибку.

Во второй раз фокус с приделыванием клавиатуры получился гораздо проще. Я едва успела подумать об этом всерьёз, а на иллюзорном экране уже возник «Диспетчер». Сейчас его таблица была девственно чиста. Я долго бездумно шарила взглядом-курсором по этому окошку-убийце, пока моё внимание не привлекла одна надпись, скромно притаившаяся на самом верху прямо под заголовком.

«Завершение работы».

Я почти услышала, как звонко щелкнула несуществующая мышка.

Открылась небольшая менюшка.

«Переход в ждущий режим

Переход в спящий режим

Выключение

Перезагрузка

Завершение сеанса

Смена пользователя WinKey+L».

Хорошо, что до сих пор не появилось ни одной мысли. Иначе я бы наверняка испугалась и открыла глаза.

Я выбрала четвертый пункт.

На некоторое время я очутилась в той проклятой пустоте, только теперь совсем одна. Но страх даже не успел зародиться, прежде чем меня ослепило яркое летнее солнце.

Мир почему-то казался большим-большим, а сама я была весёлой-весёлой. Я застыла в людском потоке, радостно предвкушая что-то долгожданное.

На другой стороне улицы показалась до боли знакомая фигура. Радостно взвизгнув, я бросилась к ней. Вдруг меня что-то резко остановило, какое-то невнятное предчувствие, и я, потеряв равновесие, плюхнулась на нагретый асфальт.

«Прямо как в лужу. Только она холодная была», — быстро промелькнуло в голове.

И так же быстро промелькнула передо мной красная молния спортивного автомобиля. Я даже разглядеть его не успела. Папа, ещё не веря, что опасность миновала, побежал ко мне, а я неподвижно сидела прямо на проезжей части, пытаясь упорядочить суматошные мысли. Разобраться в обрывочных воспоминаниях, которые никак не могли быть моими — мне ведь только шесть лет.

Справилась с этим делом я уже у папы на руках.

Я попыталась вызвать перед внутренним взором привычное игровое меню — безуспешно. Что-то мелькало, но вовсе не то, чего я ждала. Да и откуда ему взяться! Не было ведь никакого ДТП. Не было и травмы мозга, и месяцев в больнице. А это значит, что где-то живёт себе поживает рыжий забавный мальчишка Андрей Ефимов. И однажды он выпадет из окна (или уже выпал), разобьёт мамин кофейник, и у него появится тайна, о которой не будет знать никто.

Кроме, разве что, меня…

Впрочем, нечего забивать голову всякими глупостями! Лучше думать, как положено вести себя шестилетней девочке, а то ещё, чего доброго, ляпну что-нибудь, а меня гением сочтут…

И вообще, мне же компьютер сегодня купят. Чем не повод для радости.