Клятвы, которые мы приносим (гет)

Чудесная ночь. Тихая, беззвёздная и холодная.

Как раз то, что нужно.

Гермиона зябко кутается в оставленный на скамейке плед.

Пять минут, на которые она отлучилась, затянулись. Давно пора возвращаться. И так повезло, что её до сих пор не хватились.

Где-то там, за спиной, гудит наполненный весельем дом.

"Нужно возвращаться", — смешанным многоголосьем басит он ей в спину.

Нужно. Но почему-то не хочется.

Как бы то там ни было, за ней всё равно кто-то придет.

Гермиона ждёт этого момента, ощущая, как сжимается комок в желудке.

То ли от холода, то ли от напряжения, но её начинает потрясывать — так, словно она приняла слишком большую дозу Бодроперцовой настойки. Энергия распирает её изнутри, но, несмотря на это, Гермиона никак не может заставить себя хотя бы подняться со скамейки.

Минута. Ей нужна ещё одна минута. Ещё шестьдесят секунд свежего воздуха наедине с собой…

Кто-то непременно придёт за ней…

Она ждёт и, тем не менее, едва не подскакивает, когда за спиной скрипит дверь.

Не хочется никого видеть. Не хочется ни с кем общаться. Хочется просто сбежать. Однако разум сдерживает этот порыв, заставляя Гермиону обернуться — тем, кто за ней пришёл, оказывается Гарри.

— Гермиона? Что ты тут делаешь? — удивляется он. — Я думал, здесь никого нет…

Она выдавливает слабую улыбку, пытаясь скрыть за ней смущение.

— Да. Я тоже так думала.

Гарри непонимающе хмурится. Про себя Гермиона отмечает, что он почему-то выглядит уставшим. Кажется, её лучшему другу сегодня тоже не особо весело. Собственно, как и ей самой.

— Извини, — бормочет он, всё ещё стоя в дверях. — Я не хотел тебе помешать.

Гермиона облегчённо вздыхает и отворачивается, принимаясь рассматривать яркий круг полной луны.

— Нет, Гарри. Ты никогда не будешь тем, кто мне мешает, — тихо отвечает она и тут же неуклюже пытается пошутить: — Даже не рассчитывай на это.

Дверь за спиной снова скрипит. Весёлые голоса становятся чуточку тише. Гермиона понятия не имеет, ушёл Гарри или остался, но сил на то, чтобы обернуться и посмотреть, почему-то не хватает.

Ответ не заставляет себя ждать — гравий на дорожке хрустит под тяжестью шагов, а в следующую секунду Гарри садится рядом.

— Гермиона… Ты в порядке?

В порядке ли она? Дайте подумать… Хотя, о чём тут думать? Простой вопрос, на который однозначно может быть лишь один простой ответ.

— Да, — поспешно уверяет она Гарри. Слишком поспешно. — Да, всё в порядке, просто я… голова разболелась от шампанского, — Гермиона заправляет прядь волос за ухо, и тут же возвращает ее назад — уши горят.

Она не любит врать. Особенно лучшим друзьям.

Похоже, Гарри больше нечего сказать. Некоторое время они сидят молча. Воздух начинает крошиться, превращаясь в холодную мартовскую морось, и дышать становится тяжелее. Гермиона чувствует, как мокрая прохлада настойчиво пытается проникнуть за ворот пледа.

— Хороший праздник вы устроили. Миссис Уизли на седьмом небе от счастья, — делает ещё одну попытку Гарри.

— Это почти полностью ее заслуга — мы только дали повод.

И снова слишком поспешный ответ, за которым следует минута молчания.

— Ты выбрала очень красивое платье. Просто на обложку "Ведьмополитена".

Что-то тут не так. Дело даже не в комплименте — Гарри хоть и редко, но всё же говорит ей любезности. А вот голос... В нём что-то… странное?

Гермиона поворачивает голову в сторону лучшего друга.

— Гарри… Ты в порядке? — обеспокоенно повторяет она вопрос, который он сам задавал ей несколько минут назад.

Гарри никак не реагирует. Просто сидит и смотрит в небо немигающим взглядом. Гермиона понемногу начинает волноваться, однако через секунду до её ушей доносится тихое, но твёрдое "да".

Она отводит глаза и, последовав примеру Гарри, тоже всматривается в небо. Снова воцаряется молчание. Что удивительно, это совершенно не смущает.

— Гермиона… — наконец тихо зовёт Гарри.

— М-м-м? — неопределённо тянет она в ответ, разглядывая деревья, облитые лунным светом.

— Ты рада тому, как все сложилось?

Она недоумённо хмурится.

— Когда? Сегодня?

— Нет. Вообще, — казалось, слова даются ему с большим трудом.

Гермиона переводит взгляд за ограду сада — поле все ещё покрыто снегом. Где-то там, далеко отсюда, такой же снег лежит на могилах людей, которым никогда уже не суждено увидеть белый свет.

— Не знаю, — шепчет она и тут же чуть громче добавляет: — Безусловно, смерть Фреда, Люпина, Тонкс и многих других — это ужасная потеря... Но я рада, что нам удалось победить. И очень надеюсь, что теперь мир станет лучше. Как считаешь?

— Возможно, — уклончиво соглашается Гарри.

Гермиона медленно поворачивает голову в его сторону.

— Теперь люди получили шанс жить счастливо, — пытается она отстоять свою точку зрения.

— Да, — кивает Гарри, который, кажется, просто прикипел глазами к небу, — жаль только, что не все. Знаешь, — он резко выдыхает воздух из легких, — иногда я жалею, что не принял тогда твое предложение.

— Какое предложение?

— Остаться в лесу Дин.

Палатка. Голодные дни, страх, надежда и холод, леденящий душу. Холод повсюду: на улице, в словах Рона, в книге о Дамблдоре, в ней самой...

— Зачем, Гарри? — шёпотом спрашивает Гермиона, отгоняя от себя призраки прошлого. — Ты не рад, что мы победили Волдеморта?

На секунду кажется, будто Гарри готов излить ей душу, но нет.

— Я… рад, конечно. Прости, чушь болтаю. Нам, наверное, пора, — он спешит подняться со скамейки и протягивает Гермионе руку.

Но она не торопится подать ему свою.

— Гарри... Что ты имел в виду? — спрашивает, глядя на него снизу вверх.

Он смотрит ей в глаза и молчит, но она готова поклясться, что на самом деле Гарри хочет сказать ей что-то важное. И от этого почему-то становится страшно.

Гермиона решительно поднимается со скамьи, ощущая, как драгоценное тепло уносится вслед за упавшим к ногам пледом. Она мягко опускает свои дрожащие ладони Гарри на плечи. На самом деле, ей очень хочется хорошенько его встряхнуть, чтобы убедиться, что всё, действительно, в порядке; что в нём, и вправду, больше не живет осколок души Темного Лорда. А что если живёт? Что если Гарри и сам не подозревает об этом?

От этих мыслей начинает сосать под ложечкой.

Гермиона пристально смотрит ему в глаза, но не видит никого, кроме Гарри. Уставшего, раздражённого, мрачного, но всё же вполне привычного Гарри.

— Гарри?

Он зажмуривается. Глубоко вдыхает. На выдохе открывает глаза, уставившись на неё прямым немигающим взглядом.

— Поклянись, что не станешь меня ненавидеть.

— Что?

— Поклянись, что не возненавидишь меня после того, что я тебе сейчас скажу.

Страх сковывает Гермиону по рукам и ногам. Что такого ужасного собирается рассказать ей Гарри? Сейчас она готова поклясться в чём угодно, лишь бы всё это скорее закончилось.

— Хорошо. Я клянусь.

Гарри медлит, и Гермионе начинает казаться, будто он передумал...

— Я хотел бы остаться в лесу Дин с тобой, — он делает паузу и добавляет: — Только ты и я. Вдвоём.

Её руки соскальзывают с его плеч.

Кап. Кап. Кап. Секунды капелью стучат о камни дорожки у входа.

Я хотел бы остаться. В лесу Дин. С тобой.

С тобой.

Остаться с тобой.

Гермиона открывает рот, хотя и понимает, что, на самом деле, ей нечего сказать.

Гарри выглядит растерянным и решительным одновременно. Кажется, он сам не ожидал, что сможет произнести эти слова.

С тобой. Только ты и я.

Сегодня день ее свадьбы. Рон Уизли — ее муж. Гарри хотел бы остаться с ней в лесу Дин.

Гермиона хотела бы, чтобы сегодняшнего дня никогда не было. И по-прежнему не знает, что сказать.

— Я... — зачем-то начинает она.

— Не надо, — прерывает её Гарри. — Я не должен был этого говорить. Давай просто забудем. И... ты ведь поклялась, — со смесью страха и надежды в голосе добавляет он.

Как двусмысленно звучит эта фраза... Сегодня Гермиона, действительно, дала клятву. Причём не одну, а целых две.

С тобой. До конца наших дней. Только ты и я.

Каждая фраза отдельно, через промежуток, заколачивает гвоздь в крышку отчаяния.

Они снова молчат. Только теперь Гермионе хочется, чтобы кто-нибудь — хоть кто-нибудь — пришел за ней.

— Прости, что нагрузил тебя этим, — Гарри опускает глаза вниз, явно избегая её взгляда.

Кажется, будто это сон. Странный, дикий сон. Гермиона боится, что скажет что-то лишнее, и этим только ухудшит ситуацию, а потому, стараясь унять дрожь в голосе, ровным тоном произносит:

— Всё в порядке, Гарри. Я всё понимаю.

Гарри бросает на неё мимолётный взгляд и, кивнув, направляется в дом. Дверь снова скрипит.

Что ж, наверное, ему теперь хоть немного, но стало легче. А ей? Ей стало?

Гермионе хочется кричать. Вместо этого она закусывает кулак, изо всех сил сдерживая рвущиеся наружу слёзы.

Но уже слишком поздно. Она дала клятву. Смысл плакать?

И она не плачет. Она возвращается к гостям и собственному мужу. Снова и снова благодарит за поздравления, пробует свадебный торт и всё время улыбается. Фальшиво. Но ведь никто не узнает. Кроме Гарри. Наверное. Она не смотрит в его сторону. Просто не может заставить себя это сделать.

Фейерверк, которого так ждали гости, осыпает Гермиону разноцветными искрами и новой волной поздравлений. Поздравлений с самым странным днем в ее жизни.

Утро встречает Гермиону очередным переполохом. Вся Нора стоит на ушах. Джинни примчалась, чтобы поделиться радостной новостью.

Гарри предложил ей стать его женой.