Кровь и золото (гет)

Отравленная нежность поцелуя

На алых, будто кровь, губах горит.

На лезвии, смеясь, с тобой танцуем,

И эта осень нас не пощадит.

И эта осень гибель нам готовит.

За всполохом огня лишь пустота.

Любовь оттенка золота и крови

Сожжёт двух глупых пленников дотла...

Rina Prince

В Лондоне разгоралась яркая, огненно-золотая осень. Это была пора кратковременной, но удивительной красоты, подёрнутой пока что слабо ощутимой дымкой увядания. В кристально-прохладном воздухе витала едва уловимая осенняя горечь. Деревья в садах и парках стояли золотисто-рыжие, кое-где с вкраплениями ярко-алого. Казалось, будто кто-то забрызгал их кровью. Именно такая ассоциация приходила в голову Греллю Сатклиффу.

Он любил осень. Только она так поразительно сочетала в себе и пышную красоту, и дыхание смерти. По его мнению, это были идеальные декорации для той кровавой драмы, что они разыграли на улочках Ист-Энда.

За это недолгое время, что они провели вместе, он успел привязаться к мадам Рэд. Когда Грелль впервые увидел её и предложил сотрудничество, он рассчитывал лишь немного повеселиться, поиграть в рискованную игру, отвлечься от однообразных будней жнеца. Но чем больше узнавал её, тем сильнее очаровывался этой женщиной. Она была надломленной, отчаявшейся, но всё же, несмотря ни на что, сильной, яркой, живой. Все потери, что она пережила, не сделали её серой и невзрачной тенью. Казалось, наоборот: боль ещё явственнее разожгла в ней огонь.

Их игра в госпожу и дворецкого забавляла Грелля. Его не смутила даже необходимость сменить образ, представ в виде неумелого, бесполезного слуги. Напротив, он с удовольствием вживался в эту роль, всячески подыгрывая мадам, даже когда она не притворно, а вполне искренне ругала его за пролитые напитки или соль в чае, словно забыв, что он не недотёпа-дворецкий, а жнец, способный убить её в любой момент.

Но Грелль знал, что не сделает этого. Не сейчас.

Мадам Рэд была настоящей жемчужиной, случайно найденной им среди людского сброда, и ради этой удивительной женщины Грелль день за днём менял алый цвет волос на невзрачный каштановый, отказывался от макияжа и заставлял всех окружающих поверить в образ простоватого неуклюжего юноши.

Впрочем, доводы рассудка упорно твердили, что мадам — просто смертная женщина и их связь не может продолжаться долго. Они оба ходят по самому краю. Для них всё может закончиться печально: для мадам — виселицей, для него самого — в лучшем случае взысканиями и отстранением от работы. Но если в мире людей вряд ли найдётся тот, кто сумеет разоблачить Джека Потрошителя, то в департаменте всё равно однажды узнают, где целыми днями пропадает диспетчер Сатклифф. Пока что Грелль предпочитал игнорировать эти мысли. Пусть всё не заканчивается как можно дольше.

В тот вечер шёл дождь. Темнеть начинало раньше: над городом уже разливались плотные чернильные сумерки. Мелкие капли воды едва слышно стучали в окна. Грелль тихо шёл по коридору особняка, приняв свой привычный яркий облик. Распущенные алые волосы спадали по плечам, глаза, густо подведённые чёрным, лукаво блестели за стёклами красных очков.

Сатклифф дошёл до спальни и толкнул дверь.

Мадам стояла у окна с бокалом вина в руке, отрешённо всматриваясь в вечернюю темноту, но, услышав шаги, обернулась.

— Грелль? — её вопросительный взгляд задержался на нём. — Что ты делаешь? Если тебя кто-то заметит в моей спальне, да ещё в таком виде…

— Простите, — улыбнулся тот, обнажив острые зубы. — Я, конечно, рад быть вашим дворецким, но я слишком устал от этого образа. Иногда, знаете ли, так хочется побыть самим собой.

Мадам слабо усмехнулась и покачала головой. Спорить не хотелось. Всё-таки таким он нравился ей больше, нежели раболепным слугой. Как ни странно, но с Греллем она чувствовала себя спокойно и уверенно, и ей самой казалось это удивительным. Впервые за долгое время Анджелина ощущала присутствие кого-то понимающего, кого-то, перед кем не надо играть жизнерадостную леди с приклеенной к губам улыбкой. Да, наверное, тот факт, что Грелль не человек, должен был пугать её, но она не чувствовала страха. Ей даже начинало казаться, что в глубине её души зарождается что-то, похожее на любовь. Может быть, дело было в том, что какая-то часть её существа уже мертва вместе с теми, кого она похоронила за эти годы, и потому присутствие жнеца в её жизни — такая естественная вещь?

Грелль посмотрел на бокал в её руке и на начатую бутылку красного вина на столике:

— Решили расслабиться, моя госпожа?

— Не тебе одному порой хочется снять маску, — отозвалась мадам, делая глоток и кутаясь в лёгкий шёлковый халат.

— Почему же только один бокал?

— Я не предполагала, что ты решишь прийти. Разве тебе не нужно хотя бы для приличия появиться на твоей работе? — она сама удивлялась тому, как спокойно об этом говорила, словно речь шла о какой-нибудь мелкой лондонской конторе, а не об организации слуг смерти.

Сатклифф недовольно скривил рот. Да, его времяпрепровождение с мадам — не повод забывать об основных обязанностях, если он не хочет быть разоблаченным. Но отчего-то мысли о департаменте, об отчётах и даже о гневе Уильяма сейчас казались такими далёкими, ненужными, не заслуживающими внимания. Всё это может немного подождать. Сейчас ему хотелось быть именно здесь и именно с мадам Рэд.

— Не беспокойтесь об этом. Сегодня я решил разделить вечер с вами. И, думаю, вы не будете против, если я... — Грелль проворно выхватил из её руки бокал, несмотря на протесты, и потянулся к бутылке, чтобы наполнить его вином…

Вечер плавно перекал в ночь, бутылка пустела, один на двоих бокал с терпким напитком переходил из рук в руки, а голову дурманил приятный хмельной туман. И Анджелина внезапно поймала себя на том, что тихо, но совершенно искренне смеётся, пытаясь отобрать у Грелля вино. Казалось, что она давно разучилась чувствовать эту лёгкость, непринуждённость, но сейчас, рядом с тем, кто, словно позабыв обо всех приличиях, обнимал её одной рукой за плечи, Анджелина ощущала себя свободной и… живой.

— Мадам, мне кажется, что вам хватит, — чересчур громко проговорил Грелль, игриво отводя руку с бокалом. — Оставьте мне. В конце концов, я не настолько богат, чтобы часто баловать себя изысканными напитками.

— Замолчи! Как твоя госпожа, я приказываю… — Анджелина, не сдерживая смеха, резко потянулась, выхватывая бокал, но удержать его ровно не получилось, и вино выплеснулось на рубашку и жилет Грелля.

— Мадам! — он возмущённо взирал на то, как по белой ткани растекается бордовое пятно. — Вы… вы… Радуйтесь, что моя коса сейчас не со мной!

Но Анджелину, казалось, это позабавило ещё больше. Она смотрела на него, не переставая смеяться.

— Считай это моей маленькой местью за испорченную тобой вчера скатерть, когда ты пытался прислуживать за столом в присутствии моего племянника, — сквозь смех прошептала она, наклоняясь к Греллю.

— И что, теперь прикажете мне сидеть тут с этим отвратительным, мокрым, липким пятном? — проворчал он. Всерьёз злиться на эту женщину у него определённо не получалось. — Сомневаюсь, что у вас найдётся подходящая для меня одежда.

Но в глазах мадам внезапно зажглись безрассудные огоньки, словно ей в голову пришла какая-то совершенно прекрасная идея. Грелль непонимающе поймал её пытливый, оценивающий взгляд.

— Быть может, мужской рубашки у меня нет, но, думаю, у меня найдётся кое-что другое, что может тебе подойти... — с этими словами Анджелина встала с кровати и направилась к гардеробу. — Я помню, как ты говорил, что тебя восхищают мои платья и ты хотел бы их примерить.

— О... неужели?..

— Нет, не мечтай, — отрезала она, изучая содержимое платяного шкафа. — Но... — в её голосе появились игривые нотки, — я хочу предложить тебе кое-что поинтереснее. Вот это.

Анджелина повернулась к Греллю: в руках она держала алый шёлковый пеньюар с чёрными кружевами. Воздушная лоснящаяся ткань струилась между пальцев, переливаясь в свете лампы.

— Примерь, — прошептала мадам, подходя ближе.

— Это... выглядит весьма интимно, вы знаете? — таким же тихим и проникновенным голосом отозвался Грелль, восхищенно глядя на пеньюар.

— И тебе ведь это нравится, не так ли?

— Вы знаете, как мне угодить, — ответил он, наклоняясь к уху Анджелины и обжигая его своим дыханием.

Смотря на то, как Грелль с неприкрытым восторгом вертится перед зеркалом, мадам снисходительно улыбалась. Мужчина, так страстно желающий стать леди… Жнец, искусно умеющий менять маски: сегодня он легкомысленно кокетничает с ней, завтра превратится в неуклюжего дворецкого, а потом с пугающим наслаждением будет резать продажных девиц. Он мог бы повергнуть в шок любого, но именно с ним ей было действительно хорошо.

И в этот момент она не думала о кровавых сценах в Уайтчепеле, обо всей пережитой боли, что постоянно то прокрадывалась в её душу горечью, то накатывала волнами ненависти, то терзала сожалениями. Сейчас всё это уступало место расслабленности и теплу — самому настоящему и искреннему.

Анджелина медленно подошла к Греллю со спины и легко дотронулась до его волос, неторопливо перебирая алые пряди. Он повернулся к ней. Изжелта-зелёные нечеловеческие глаза пронизывали её лукавым взглядом.

— А тебе идёт, — произнесла мадам. — Можешь считать это моим подарком.

— Правда? А вы щедры, моя госпожа. Ради этого стоило залить вином не одну рубашку, — с игривой улыбкой ответил он, беря в свои ладони её руку и легко касаясь губами.

Анджелина тихо рассмеялась. Сейчас она забыла, что игры со Смертью весьма опасны.

Грелль ловил искорки в её тёмно-вишнёвых глазах и почти не помнил о том, что его мадам — всего лишь человек и ничем хорошим для них это не закончится.

За окном бушевал золотисто-кровавый сентябрь. И никто ещё не мог знать, что случится через пару месяцев, когда дождливый ноябрь смоет все краски и расставит всё по своим местам.