Их взрослая тайна (джен)

Нико Робин сидит чуть поодаль от остальных накама. Она так же веселится, так же задорно смеется, но плясать нет желания. И Луффи слишком занят, чтобы сдернуть ее с уютного кресла и затянуть в их сумасшедший круг. Она благодарит Санджи за принесенный коктейль, слабоалкогольный, приятно пахнущий травами, аккуратно поправляет книгу, лежащую корешком вверх на ее коленях и вздумавшую сползти с них. Кок в очередной раз восторженно кричит что-то о мелорин и танцующей походкой возвращается в круг накама. Там его ожидает Луффи. Отобрав у повара закуску, он впихивает Санджи в руку пол-литровую кружку с выпивкой. Робин принюхивается: они совсем недавно проплывали мимо зимнего острова, на палубе ощутим будоражащий аромат грога. Глядя на то, как взлетают вверх кружки и продолжается веселье, Нико не может не улыбаться.

И когда вечеринка заканчивается, а кружка с остатками грога выпадает из руки Мугивары, расплескав алкоголь на шерстку уже спящего Чоппера, Робин спокойно отпивает маленький глоток коктейля, встает и накрывает уснувших накама пледами. Разве что Нами, которая не особо стойкая к ночным сквознякам, она переносит в каюту. Завтра навигатор будет возмущаться о потраченных деньгах на спиртное, повар хвататься за голову из-за пустоты холодильника, Зоро спать, а остальные члены команды срочно займутся рыбалкой. Однако уже через три дня Луффи опять будет кричать ей, размахивая кружкой, то ли «бухнем, Робин!», то ли «мясо!».

— Хорошо быть пиратом! Хи-ши-ши! — смеется Луффи, подставляя ветру довольное лицо. В одной руке у него шашлык, в другой — кружка, а несменная соломенная шляпа болтается за спиной. — Можно хоть каждый день устраивать вечеринки!

Робин переворачивает еще одну страницу. Ее накама очень молоды, они стали пиратами совсем недавно и упиваются этой свободой. Она же знает, что за любую свободу приходится платить. И только человек, заплативший эту цену однажды, знает о ней и может решить, платить ли повторно.

* * *

Катти Фламм подхватывает огромной рукой две бутылки колы и слегка неуклюже подсаживается к археологу. Плотник в команде совсем недавно и редко когда интересуется чем-то, кроме систем Санни Го. Но сидеть в трюме, когда на палубе в самом разгаре вечеринка, это просто кощунство. Френки ест за двоих, хотя ему и далеко до Луффи, танцует странные танцы, и его голос, выкрикивающий «Супер!!!», эхом разносится по морским просторам. И когда команда в очередной раз поднимет вверх кружки с черным, как ночной океан, ромом, он вскидывает бутыль колы в ответном жесте.

Но ближе к полуночи в веселии наступает перелом, Френки замечает, как Чоппер и Усопп клюют носом, засыпая в попытках танцевать, снайпер с трудом уже помнит слова песни о Согекинге. Как Нами в длинной тираде напоминает их капитану о том, сколько и когда тот ей задолжал, а Луффи лишь смеется, забрасывает внутрь своей не наполняемой утробы очередной пирог с мясом, заедая его другим мясным пирогом. Как мечник цедит саке медленнее, уже не опрокидывая в себя бутылку, в его руке появляется чашка для питья, а взгляд Зоро скользит по облакам, обступившим округлую луну. Как повар усаживается у стены на приличном расстоянии от уже сидящего там мечника, они не говорят друг другу ни слова, иначе ночь будет безнадежно испорчена, но между ними вдруг появляется тарелка с сашими и онигири и еще одна емкость с выпивкой. В руках Зоро по волшебству оказывается еще одна чашка, она же, но наполненная, секунду спустя оказывается у повара. Тогда Френки присоединяется к Нико Робин.

На столике Робин стоит полупустой бокал с коктейлем, вокруг пахнет травами, цветами и бумагой. Он пристраивает бутылки с колой рядом с ее бокалом, усаживается на траву и закидывает руки за голову. Когда ночь станет еще глубже, а звезды будут сиять еще ярче, он растолкает Санджи, они растащат уснувших накама по каютам, кроме Зоро, конечно, а Робин позаботится о Нами. После этого Санджи рухнет в свой гамак, а Катти Фламм, зарядившись пузырьками колы, до утра будет чертить схемы изобретений, которые помогут им в этом нелегком путешествии, под шелест переворачиваемых страниц. Его накама очень молоды, но они уже встречали множество преград и всегда готовы отреагировать на любую угрозу. Он же знает, что в жизни бывают обстоятельства, к которым сложно быть готовым, и в будущем его накама непременно столкнутся с ними. Но только человек, единожды прошедший через подобное, может скорректировать и проконтролировать появление таких ситуаций.

* * *

Брук как никто другой знает, как это важно подобрать правильную утреннюю песню. Звуки, которые станут первыми в новом дне, должны быть совершенными, от этого зависит и настроение, и бодрость. В памяти Брука тысячи и тысячи песен и мелодий. Для завтрака подойдет одна, для полуденного отдыха — другая, в бою скрипку и гитару заменяет меч, тоже весьма музыкальный инструмент. И, конечно, настоящее испытание для музыканта — дружеская пирушка. Запах и вкус алкоголя… Он все еще помнит такие мелочи, в его прошлой жизни было много пирушек. Но жизнь не всегда была добра к нему.

Луффи-сан танцует под создаваемую им музыку, задорную, бесшабашную, пиратскую, подпрыгивает в темп, обливается сидром. Брук инфернально хохочет, продолжая играть. Он знает, чем все заканчивается, но молчит об этом. Пока веселье ярким фейерверком разливается по палубе, пока горят июльскими звездами улыбки юных накама, он готов молчать о том, что ждет их дальше. Пусть это будущее будет далеким.

Даже скелетам свойственно немного уставать. Брук деликатно присаживается за столик Робин, аккуратно сложив конечности, как привык это делать еще будучи живым, и начинает чаевничать. Археолог на секунду поднимает на музыканта синие глаза, приветствуя в их маленьком клубе, движением цветочной руки пододвигает к Бруку пустую чашку. Френки остается верным коле и салютует бутылью. Он только что закончил зажигательный танец и остановился рядом, чтобы подзарядиться. Еще пара минут отдыха — и он продолжит веселиться. Брук отпивает горячий черный напиток, который прогрел бы его до самых внутренностей, будь у него они, эти самые внутренности. Сегодня на палубе бочка сидра, среди закуски вяленые, жареные и сырые яблоки. Музыкант помнит, что чай — терпкий на вкус, а сидр — слегка кислый и шипучий. Ох, сколько и того, и другого выпито им было в другой жизни!

— Ты им не скажешь? — Робин говорит тихо, вопрос звучит странно, но Брук понимает и смеется:

— Йо-хо-хо, Робин-сан, в этом и состоит взрослая жизнь. Скажу я об этом или нет, этого не избежать. Если ты не сторонишься жизни, то принимаешь и существование смерти. Не бывает одного, отделенного от другого. Это я вам как профессионал говорю… А пока понаблюдаем за ними. Хотя о чем это я? Я же скелет и мне нечем наблюдать, йо-хо-хо-хо-хо!

Его накама очень молоды, но он уверен, что то, о чем он молчит, не сломит их дух. Ни в коем разе. А он пока подберет правильную музыку для доброго утра.

В поздний час, когда луна давно закатилась, а звезды бледнели перед рассветом, трое все еще сидели на палубе. Очередная вечеринка закончилась, их накама, заботливо уложенные в кровати и гамаки, уже давно видели третий, а то и четвертый сон. Но не они. Археолог перешла с коктейля на чай, крепкий, но не сладкий, пустой бокал из-под мартини все еще распространял легкий аромат трав вокруг. Плотник попытался разглядеть через соломинку звезды, но потерпел поражение и просто бросил ее в пустую бутылку колы, вставать за новой порцией было лень. Чай музыканта уже час как остыл, скелет играл на скрипке колыбельную, и время вокруг проходило незаметно, еще пару часов и Брук всерьез задумается, какой сегодня песней разбудить Луффи.

На палубе Санни они казались заговорщиками, нелепые взрослые, с тревогой в глазах следящие за младшими — их безудержным весельем, их непомерными вечеринками. Они готовы были жизнь отдать за Луффи и других, но оставались не в силах уберечь младших от того, что неизбежно. Придет время и юные пираты станут взрослыми. А вместе с взрослением, как его отличительный и неминуемый признак, придет ПОХМЕЛЬЕ.